Страница 22 из 50
XXV.
Трактирщик Сонтэл, не менее наблюдательный, чем кучер Боббер, нарочно поселил сластолюбивого дельца этажом ниже барышни.
Ведь, коли та пожелает веселья, так и лестница – коротка. А, коли нет, так и позвать на помощь – успеет. Потому как в соседней с Эжжи комнате спит господин Лайм – человек порядочный и отзывчивый.
Сонтэл знает господина Лайма уже много лет. Тот часто ночует здесь проездом.
Лайм – богат и знатен, но не любит бывать среди ровни.
Неподалеку – всего-то в получасе мерной езды на коне! – есть большой постоялый двор «Фишка». Отличное место для благородных с тугими кошелями!
Нет там подлых конюхов, которые, напившись, уйдут к девкам, позабыв расседлать и напоить вашу лошадь. Нет клопов в трухлявых стенах, прикрытых истлевающими коврами. Нет подгнившего картофеля на прогорклом жиру...
Зато и плата за услуги в четыре раза выше в той «Фишке», где по-чистому жирует знать, проигрываясь от безделья в пух и прах...
Однако, господин Лайм избегает не только лишних трат. В простеньком трактире он прячется от «высшего света».
Стоит только доброму господину попасть в подобающий ему круг – как тут же и гибнет очередной злодей.
Потому что славный рыцарь обладает буйным нравом.
И, ежели Лайм способен легко перенести хамство черни, при случае маленько отделав ту простой палкой, то оскорбления от господ с низкими душонками наш Лайм смывает кровью, пущенной при помощи меча и кинжала.
Учитывая, что господин Лайм умудрился пережить, как бают, шесть десятков дуэлей и дожить до тридцати лет, выходит, что оскорбления и несправедливости он привык смывать с крепкой памяти, как правило, чужой кровью.
Трактирщик Сонтэл по-своему привязан к господину Лайму. Так привязан плющ к могучему дубу – восхищением гибкого Приспособленца пред могучей стойкостью Непоколебимого.
В силу врожденных свойств души и под гнетом обстоятельств, мы не всегда способны подражать тому, что считаем Идеалом. Но хотя бы втайне своего сердца преклоняться перед Идеалом нам никто не запретит!
Потому-то Сонтэл и устроил ночлег для барышни Эжжи в покоях, смежных с комнатой честного рыцаря Лайма. Если случится скандал – банкиру попросту выпустят кишки!
Потому-то Сонтэл, – обнаружив, благодаря шумихе, поднятой барышней-конепоклонницей, что вороной рыцаря тоже остался без ухода, – собственноручно почистил и угостил славного кареглазика, с которым, как и с рыцарем, трактирщик знаком уже добрые шесть лет...
XXVI.
Жирный делец с романтичным сердцем и корыстным умом сопит в крохотной комнатке на втором этаже трактира.
Ему снится сладкое: дверь отворяется и входит красотка Эжжи!
Серебряный лунный луч, текущий в окошко, просвечивает насквозь розовый пеньюарчик. Поверх кружевной сорочки – шелковая накидка с короткими рукавами, подхваченная тонким пояском. Мягкие тапочки – на обнаженных длинных ногах.
Бело-розовое лицо гостьи обрамляют пышные черные волосы. Глаза – цвета кофе, разбавленного самой чуточкой молока, – томные глаза Эжжи обещают дельцу-романтику несказанно прекрасную ночку.
– Сгораю от страсти, сударь!.. – шепчет виденье, бесшумно приближаясь к постели.
Сарк Мэлт откидывает одеяло, обнажая пухлые складочки живота и ляжек. Упитанная колбаска привстает в ожидании.
– Какой восхитительный поросеночек! – щебечет видение.
Тонкие ручки Эжжи медленно развязывают поясок – банкир ерзает от нетерпения.
Приподняв подол сорочки, красотка забирается на неширокое ложе.
Делец неподвижно лежит на спине и сопит в предвкушении блаженства.
Эжжи встает на колени над кабаньей тушкой. Прилаживается половчее, устраивая маленькие круглые колени так, чтобы пухлые банкирские бедра оказались меж ними.
Счастье, что у красотки очень длинные ноги – иначе бедра дельца-обжоры ей бы не обхватить!
Сластолюбец тянет к грудкам Эжжи пухлые лапы. Захапав по грудке в каждую руку, он стонет, чувствуя, как влажная плоть насаживается на его любимую колбаску.
– Как! Приятно! Ощущать! Крупный! Размер! – восхищается видение.
Делец старательно пыхтит, хотя основные усилия по утолению сладострастья приходятся на долю Эжжи.
Зажимая лоном сочную колбаску, девушка встряхивает ее, попрыгивая над пузом любовника.
Банкир стонет...
Идущий к себе, мимо двери банкира, пьяный конюх, которого хозяин-трактирщик только что высек за прогул и недосмотр, тормозит у двери, с недоумением прислушивается и бормочет:
– Вот ведь, повезло кому-то с бабой! А моя Мэлка так мне нынче и не дала! Голова у ней, вишь, болела! Сучья дочка!..
XXVII.
Дремлет Ант в окружении старых знакомых и чужаков, с которыми знакомиться конь Эжжи не пожелал.
Видится Анту летний жаркий денек. Всюду – сочная травка. А он – молоденький еще жеребенок! – кружит по лугу.
А на земле, на белой тряпице сидит любимая хозяйка. И заливисто смеется.
И Анту – хорошо-хорошо, радостно и привольно!