Страница 17 из 50
Раз уж милая девица не берет наличными, то он, Сарк Мэлт, будет следовать за нею, пока карету не починят. И он сам, разумеется, оплатит ремонт...
Впрочем, далеко следовать не пришлось.
Карета и повозка, повернутая обратно, доползли до ближайшей Мастерской-Пролётки – места, где умельцы моментально приводили путников в опьянение, а их кареты – в идеальное состояние.
Пока оба кучера и охрана напивались хмельного войлика – пойла из перебродивших диких ягод, Сарк Мэлт любезно угощал Эжжи горячими вафлями, политыми медом, и свежим вишневым соком.
К удивлению девушки, делец не пил спиртного. Как оказалось, из принципиального протеста: негоже серьезному человеку впадать в отупление!
И, хотя сама Эжжи изредка позволяла себе – лишь внутри родного дома – немного опьянеть, но молодой мужчина, способный отказаться от войлика, вызвал в ней глубокое уважение.
Оплатив все счета – и за выпивку для слуг, и за угощения для господ, и за починку кареты, – толстяк хлопнул черную шляпу обратно на свои каштановые волосы, подстриженные полукругом и скрывающие массивную шею сзади.
– Почему же вы, будучи состоятельным, носите прическу, устаревшую на добрую четверть века? – нарушив приличия, поинтересовалась Эжжи.
Она посчитала, что, плененный ее свежестью и красотой, Сарк Мэлт охотно простит девичье любопытство.
И он, разумеется, простил. И даже – весьма охотно.
Придя в восторг от интереса красотки к его персоне, делец ударился в объяснения:
– О, прекрасная путница! Старомодная прическа – знак моей приверженности традициям старого доброго времени! Времени правления несчастного короля Эффа! Да успокоят небеса его мятежный, но благородный дух! И, дабы почтить традиции рыцарства, я ношу волосы по моде тех давних лет, когда слово чести – было законом, а любая простолюдинка могла управлять самим королем!
Иронические мысли на фривольную тему Эжжи решила оставить при себе.
– Отчего же, поклоняясь рыцарству, вы носите одежду банкира? – всего лишь спросила она.
– Оттого, что я и есть – банкир! – обрадованно пробасил мужчина. – Одежда предписана мне законом, но прическа дозволена – любая. Вот, я и проявил полную свободу выбора!..
Благодаря комичности ситуации – банкир-трезвенник воспевает вечно бухое рыцарство и преклоняется пред памятью короля-распутника, погибшего от сифилиса, – Эжжи поняла: перед нею стоит подлинный романтик!
А романтики – народ легко управляемый внушением и практически не опасный для умных людей!
– Что же! Я дозволяю вам проводить меня до владений моей подруги-графини! – милостиво улыбнулась Эжжи.
Банкир склонился над нежной ручкой и присосался к ней долгим поцелуем рыцаря, уже готового потерять разум от любви.
XXI.
Отпустив наемную повозку, банкир устроился в карете Эжжи – напротив прекрасной девы.
Усталость от долгого пути, так и не приведшего дельца в город Сорт, – усталость сморила толстяка. И он уснул...
Что ж! Он пошлет в Сорт бумаги и письма из первой встречной нотариальной конторы! Старик Боббер уже получил наказ выискивать на пути нужное банкиру место. А наказ, весомо подкрепленный пятью конрами – не позабудет ни один слуга!..
Пока банкир посапывал, Эжжи погрузилась в изысканную беседу с бардом Тарни Лойлом, почившим днем ранее невеселой гибели короля-распутника.
Бард Тарни почил достойно! На ложе самой знатной дамы нашего королевства Мюда-Райдо – на ложе пышной герцогини Викки Морс!
Вдовствующая герцогиня обожала пиры, балы и молодых одаренных мужчин. Беда была в том, что неукротимая ревность довела веселую даму до злодеяния.
Молодой бард более года радовал Викки Морс – всем, чем мог.
Любовные песни под музыку на любом инструменте – бард владел всеми известными! – внушили герцогине глупую мысль: поэт чувствует лично к ней то, о чем поет.
О, сколь легковерно женское сердце! О, бедняжка герцогиня!
Однажды она спешно удалилась из опочивальни в парадный зал своего дворца для беседы с братом-королем, принесенным на носилках в гости. Король молил сестру позаботиться о престоле для его сына – принца Хонфа.
Отказав, и вскоре вернувшись к ложу, где был на время оставлен в покое безмерно любимый бард, Викки обнаружила, что на ее месте – прямо под чреслами негодяя! – возлежит, задрав ноги к своим ушам, голозадая кастелянша.
Придя в бешенство, герцогиня воткнула в спину барда кинжал, всегда носимый ею при себе для самозащиты.
Певец скатился с задастой служанки. Та завопила, моля о пощаде.
Но и кастеляншу не минул злой рок. Герцогиня вытащила распутницу за волосы из своей постели. И выпихнула в раскрытое окно.
Летать кастелянша, разумеется, не умела. А этаж был четвертым.
Суд оправдал бы бедняжку Викки Морс, убей она только мужчину.
В нашем королевстве принято вставать на точку зрения оскорбленной женщины, тем более – столь высокородной.
Однако Викки не простили того, что она отомстила служанке.
Избить прислугу – вполне допустимо. Даже задрать плетьми до полусмерти – возможное дело.