Беглянка

 — Давайте условимся, — продолжил преподаватель. — Если кто-то что-то хочет сказать — он поднимает руку вверх и ждёт, пока подойдёт его очередь говорить. Понятно?

 Раздался нестройный хор голосов, выражающих согласие.

 А я, наконец, определилась с тем, что мне мешало.

 — Кто-нибудь хочет что-то сказать? — наставник Радагаст провокационно поднял бровь.

 Я подняла руку.

 — Да, девушка? — преподаватель посмотрел на меня.

 — Можно выйти? — спросила я и тут же начала краснеть.

 Я очень надеялась, что Радагаст Добрович не будет спрашивать при всех зачем мне понадобилось уходить.

 — Что? А! Ну да, конечно, — несколько смутился преподаватель. — Действительно. Дорогу знаешь?

 Я утвердительно кивнула: лестница рядом, а до туалетной комнаты в спальном крыле надо пройти всего-то пять пролётов.

 На лестнице я с тоской взглянула на ступеньки и вздохнула. Взбираться по ним придётся самой.

 На середине четвёртого лестничного пролёта — чтобы не путаться, я решила считать переходы с самого низа — я услышала громкий стук шагов и неразборчивое бурчание, которое постепенно становилось всё разборчивее, пока не превратилось в отзвук чужого разговора.

 Замерев, я прислушалась. Помня о том, что эхо на лестнице невообразимо сильное, я старалась идти очень тихо. Отлепившись от стенки, вдоль которой всё это время поднималась, я осторожно подошла к перилам и чуть-чуть нагнулась, заглядывая вниз.

 Действительно, с самого нижнего пролёта спускалась пара мужчин. Один был одет в нарядный тёмно-синий кафтан, похожий на тот, какой батюшка любил одевать по выходным, а второй — в линялой серо-зелёной куртке, наподобие той, в которой я сама любила ходить в лес.

 Мужчины, не обращая внимания ни на что, спорили:

 — Крут, она врёт!

 Названный Крутом замер на предпоследней ступеньке, схватив обтянутый блёклым сукном локоть второго мужчины:

 — Орей, ты сейчас хочешь сказать, что врёт не только она, но и я?!

 Кажется, спор перешёл на личности.

 Так же осторожно, как до этого наклонялась, я выпрямилась и, боком, чтобы не оглядываться, перешла обратно к стене. Стоять именно у перил смысла не было: слышно было в любом месте хорошо, к тому же здесь меня было не видно снизу.

 — Нет, Крут, — в голосе говорившего чувствовалась досада. — Я хочу сказать, что с тех пор, как ты ушёл натаскивать подмастерьев, ты склонен видеть во всём отсутствие злого умысла.

 Раздался шорох ткани, потом — шорох разворачиваемых бумажных листов.

 — Вот, посмотри, — тот же голос продолжил, — твои люди написали, что в Школе обнаружился парный амулет "Пэри желаний", как его называют ширазские волхвователи. Так же, твой человек пишет, что за этот день он заметил как эта... — мужчина замялся, подбирая определение. Я мимолётно восхитилась его выдержкой, и отметила себе при случае не спорить с этим голосом, — ж—ж—женщина, два раза за время присутствия здесь использовала порчу "взгляд василиска", направленную против ученицы Всеславовой. И после всего этого ты мне говоришь о том, что "это же дети, они не знали что делали!"?! Этой, с твоего позволения, "пэри", уж никак не меньше тридцати пяти вёсен!

 Я осторожно присела на ступеньку и обхватила себя за локти. Оказывается, оба они — сыскари, и спорят как раз о Лисавете!

 Мне поплохело, и я очень надеялась, что удастся не обнаружить себя и не упасть в обморок. Голова кружилась.

 В отличие от учёных Западной Империи, у нас было принято называть дар по существу, а не по фамилии открывшего. Поэтому даже если ты не сталкивался с каким-то даром, но знаешь как он называется — ты можешь догадаться про что этот дар.

 Кто такой василиск я знала. Это был большой страшный ящер, убивавший взглядом. Упоминали его только в одной книжке батюшкиной библиотеки — "Подвиги благородных рыцарей во славу Прекрасной Дамы" — кодексе, купленном у торговца товарами из Колобжега. В маленькой — всего четверть листа — пергаментной книге неизвестный писарь красивым почерком изобразил четыре старинные баллады о подвигах рыцарей, два из которых "сражалися с гадиной, которая взглядом вызывала окаменение всего живого". Баллада кончилась почти счастливо — один из побратимов даже добился любви прекрасной Бригитты...

 Нет, это же надо! "Взгляд Василиска"!!! Да я уже почти труп тогда!

 Наплевав на ценные стены, привалилась к какому-то выступу лепнины. В голове вспугнутыми воробьями носились мысли.

 "Восемнадцать... день рождения... жизнь закончится на рассвете!" — себя было очень жалко. В носу щипало, в глазах стояли слёзы. Я уже была готова зареветь в голос, как голоса снизу меня отвлекли.