Страница 25 из 99
Вадим виновато развёл руками — мол, не дворянин, красиво говорить не обучен.
Я слезла с подоконника и махнула рукой в сторону коридора, обозначая свою готовность продолжать движение. Уже когда парень поравнялся со мной и мы вместе зашагали вперёд, я сердито — чтобы не заметил стеснения — сказала:
— Чай не ребёнок — соображаю, что о безопасности самой думать надо.
Потом мы как-то незаметно пришли в спальное крыло. Хотя это было весьма громко сказано — просто один этаж во флигеле отвели под спальни учащихся. Как и сказал ректор, спален было всего семь, двери стояли нараспашку, и слышно было, как за окном поют птицы. В солнечном луче, наискось пересекающем половицы коридора, танцевали пылинки. Никого не было.
— А—а...? — я задумчиво открыла рот, разведя руки и красноречиво оглядываясь по сторонам, как Вадим меня перебил:
— Все пошли к келарю, за деньгами и прочим, мне объяснили — потом с тобой сходим вместе. Ты лучше комнаты посмотри — тебе ещё куратору говорить какую спальню выбрала.
Согласно кивнула. Комнаты смотреть можно и в одиночку, зато все придут и не надо будет никого ждать.
Осматривать я решила справа налево. Тот конец коридора выглядел как-то таинственнее, то ли из-за того, что все окна были справа, то ли из-за того, что двери были не только с одной стороны.
Первая правая дверь оказалась с сюрпризом. Даже двумя: во-первых, это была дверь от туалетной комнаты. Во-вторых, туалетная комната была большущая. По правой стене шли три окна, в ставнях которых стояла вперемешку слюда и мелкое, в размер слюдяных камешков, стекло. Приглядевшись, я поняла зачем — Школа экономила на свечах.
Высокое, почти в рост человека, окно с высоким и широким подоконником было поделено на две части: снизу стояла непрозрачная слюда, а сверху — где было видно только небо — стояли кусочки стекла. Получалась двойная выгода: снаружи подглядеть никого нельзя было, а внутри было дольше светло от солнца.
На стенах между окнами были закреплены маленькие бра — подставки под свечи из меди с большим куском отражателя. И стенку от огня защищает, и в комнате светлее. Под окнами стояли деревянные козлы с натянутыми между досок верёвками. Это тоже было понятно — чтобы сушить стираное.
Напротив окон стояло четыре больших бадьи на высоких ящиках, а над бадьями — жутко дорогие медные трубы с заслонками, как на печах. Заглянув в одну из них, я обнаружила большущую дырку, закрытую медной же сеточкой — серёжка, пожалуй, провалится, а вот кольцо уже застрянет. Приподняв пальцами сеточку, я обнаружила горло трубы, на этот раз из серого металла — или железа, или свинца. Теперь стали понятны неподъемные размеры дубовых бадей — вода из них вытекала сама, и выливать не нужно было.
Прямо напротив входа в туалетную комнату был ряд дверок. Для шкафов они неудобно были повешены — все в одну сторону открывать, для межкомнатных дверей тоже не годились: кто в здравом уме придумает делать комнаты шириной в два с половиной локтя?
За дверкой прятался большой ящик, с плотно сидящей круглой крышкой в нём. Логично было бы предположить, что если с одной стороны находится умывальня, то где—то должны были стоять горшки для справления естественных надобностей. Людей в Школе много, здание большое, а выходов во двор — мало, случись что — до ветру не добегаешься. Да и двор был чистым — ни разу характерным запахом не повеяло, а ведь это середина лета, дождей не было уже недели две, и жара стояла...
— А, вот ты где! — отвлёк меня от размышлений Вадим. — Изучаешь чудеса человеческой мысли?
— Ага, — обернулась я на голос и чуть посторонилась, пропуская парня к странному ящику. — Не знаешь что это такое?
— Знаю. Поганый горшок.
Я хмыкнула. С одной стороны, крышка присутствовала. С другой — а чистить как? Поди сдвинь этот ящик! Он же неподъемный...
— Там такая же труба, как и в бадьях для умывания, — видя мои сомнения, сказал Вадим. — Давай заканчивай с умывальней, тебе комнату надо выбрать.
Подозрительно глянув последний раз на ящик, я вышла из туалетной комнаты. Не ясно было где предполагают нас всех мыть. У батюшки было правило — все работники раз в неделю должны сходить в баню и отпарить всю грязь. И баню топили во второй, четвёртый и шестой день недели — чтобы не толпиться и всем спокойно вымыться. А тут я пока ни бани, ни другой мыльни не заметила.
Дверь налево от туалетной комнаты была спальней. Чисто и скромно. Оштукатуренные стены и потолок, окрашенные одной краской в белый цвет, небеленное полотно на окне вместо занавески, и кровати, стоявшие вдоль каждой стены. Со стороны двери был довольно большой стол и три табурета под ним. Под каждой кроватью лежал длинный и плоский сундук — для одежды учеников, очевидно. Стенка, смежная с туалетной комнатой, была украшена широкой доской, на которой красками нарисовали горы. Стена напротив была "украшена" большим щитом из плотно пригнанных друг к другу досок, и имела вид затычки, вставленной на место двери. В комнате витал еле уловимый смолистый запах — щит сколотили совсем недавно.