Силой и властью

Мальчишка на руках заворочался, чуть слышно пискнул и застонал. Нарайн отвернул плащ — может, пора ему добавить зелья? Нет, вроде снова уснул: искаженное страданием лицо разгладилось, и из-под детской припухлости вновь проступило точеное благородство черт… такое знакомое. Неожиданная теплота, возникшая вдруг в душе, заставила улыбнуться: ничего, маленький, скоро доберемся...

Что за чушь?! Твои происки, Любовь Творящая, Младшая из Троих? Улыбку сменила привычная кривая усмешка. Нет, сука, не получишь ты Нарайна Орса, сына старшего рода Орбина.

— Я — вершитель, — зло прошептал он, — все решаю сам. Имел я планы Творящих на свой счет!..

С трудом подавив желание бросить на дороге, Нарайн только крепче прижал мальчишку к груди и как следует наподдал лошади. Глупо, конечно, но может хоть бешеный галоп прочистит голову.

 

В Мьярну Нарайн прибыл уже к вечеру. Заканчивался месяц пятнистого оленя, а вместе с ним — знаменитая на весь свет Мьярнская осенняя ярмарка. Еще день-другой, и гости начнут разъезжаться, следом за ними в путь отправятся орбинские торговцы: как известно, кто боится Поднебесных круч, тот мизарских вин не пьет. Человек, нужный Нарайну, был тонким ценителем мизарских вин — в числе прочего, он слыл и известным виноторговцем — и от рисковых операций никогда не отказывался. Потому следовало торопиться, чтобы застать его еще дома, веселого, довольного и разбогатевшего на последних сделках. Уж то, что почтенный Рауф Камади своего на ярмарке не упустил, в этом сомневаться не приходилось.

Заплатив за въезд положенную пошлину, Нарайн забрал опечатанный меч и сразу же направился к известному постоялому двору, именуемому "Златорогом". По малолюдным окраинам он пролетел как ветер, но ближе к базарной площади улицы оживились, и вскоре тележки, повозки, разного рода носилки вместе с толпой праздно шатающегося народа запрудили всю дорогу. Пришлось спешиться и вести коня в поводу. Крики зазывал, запах пота, сластей и пряностей, пестрые юбки уличных актерок, бока, руки и спины... Голодный с прошлого вечера, измотанный дорогой и бессонной ночью, изрядно разозлившийся Нарайн с трудом пробирался сквозь всю эту суматошную толчею и едва сдерживался, чтобы не потребовать дороги плетью. Хорошо хоть мальчишка все еще спокойно спал под плащом. Пришлось даже пару раз остановиться и проверить, дышит ли, но, слава Творящим, болезнь отступила, даже кровотечение совсем прекратилось.

Большое здание под вывеской "Златорог" с изображением ревущего оленя находилось прямо у самой базарной площади, оттого в эти дни здесь было полно гостей. Свободных комнат, конечно, не было, но Нарайну и не требовалось: он не собирался задерживаться ни на миг сверх необходимого. Зато тут наверняка помогут найти друга Рауфа. Тем более что самого Нарайна Орса в "Златороге" тоже отлично знали. Он кинул уздечку мальчишке-конюху, а сам прошел в зал. Серебряной монеты хватило и на овес для коня, и на миску мясной похлебки, и на то, чтобы посыльный быстренько отыскал почтенного господина Камади и передал, что почтенный господин Орс ждет его и желает показать нечто весьма любопытное.

Камади вместе со своим помощником явился почти сразу и сразу же перешел к делу:

— Здравствуй, дорогой мой! Ну и что там у тебя за диковина для старины Рауфа?

Рауф Камади был невысоким, несколько грузным, но при этом подвижным, как дикий кот. В остальном он тоже напоминал кота: большие глаза, ухоженные усы, мягкий мурлычущий голос. Рауф был баснословно богат и богатство свое нажил далеко не одними шелками и винами с побережья Фарисана, что значились в его подорожной, а еще и ночной невестой, ведьминой травкой куцитрой и, как поговаривали, горным первоталом, цветы которого стоили чуть ли не дороже алмазов. Все свои товары почтенный Камади и продавал, и охотно пробовал сам. В его родном Фарисане за такие увлечения можно было легко лишиться головы, как и за пристрастие к светловолосым юношам, поэтому красавец-контрабандист женился на овдовевшей мьярнской купчихе и стал полноправным гражданином Орбинской республики. Свободные нравы Мьярны позволяли и курить куцитру, и целовать мальчишек, и годами не встречаться с супругой, что Рауфа вполне устраивало.

Нарайн посмотрел сначала на своего давнего знакомца, потом на его спутника, богато одетого привлекательного юношу с русыми волосами, собранными в хвост на затылке, и крупным кристаллом в правой ноздре . Юноша кривовато улыбнулся его взгляду , но голову, как и положено, опустил. Ехидная улыбка бывшего воспитанника в другой раз могла бы позабавить, но сегодня был слишком тяжелый день.

— И ты будь здоров. Отошли Огена, поговорим.

— Оген мне как сын и, слава богам и законам Орбина, — купец покровительственно положил руку на плечо невольника, — будет наследником...

Рауф мог долго распинаться о собственном великодушии и благородных помыслах. Для пользы дела Нарайн даже не прочь был его послушать, тем более что, как правило, фарис не врал. Но только не сегодня: сегодня заботы приятеля о судьбе его мальчиков казались смешными.

— Да-да, все понимаю, — перебил он, не дослушав. — Именно поэтому аквамарины у твоего Огена все еще в носу, а не на шее. Отошли парня, наш разговор не для него.

Когда юноша удалился, а его хозяин недовольно поджал губы и уселся напротив, Нарайн подумал, что все же не стоило так грубить — покупатель должен быть заинтересован, а не оскорблен. К счастью, почтенный Камади умел прощать мелкие обиды, если рассчитывал на выгодную сделку.

— Рауф, мне нравится, что ты так добр к мальчишке, — улыбнулся Нарайн примирительно. — Иначе сегодня я бы к тебе не пришел.

— Ладно, что уж там. Огена предложил мне ты...

— И угадал, верно?