Силой и властью

Только теперь он смог разглядеть результат своего труда. Что ж, несмотря на то, что из носа опять капало, уборка удалась на славу. В свете свечей библиотека была наполнена теплыми тенями. Масленно поблескивал полированный камень, Оклады фолиантов мерцали старым золотом тиснения и застежек. Пахло кожей, горячим воском и свежестью. И ни следа пыли — даже метелка из перьев, валявшаяся под столом, вновь засияла белизной.

И только госпожа Жадиталь опять была чем-то недовольна.

— Золотце! Ну что же ты вытворяешь.

Укоризненный тон развеял остатки сосредоточения. Адалан оглянулся — и захлебнулся кровью. Госпожа Жадиталь тут же сунула носовой платок ему в руку:

— На вот. Да не запрокидывай голову, пусть стечет… дыши медленнее, как я: вдох — вы-ыдох… — Холодная ладонь легла на затылок, осторожно поглаживая и разминая.

— Сейчас пройдет… — ответил он сквозь зажатые ноздри.

— Пройдет! — так же гнусаво передразнила она. — Однажды не из носа хлынет, а прямо в мозг, этого ждешь?

Но теперь ее ворчание не злило, только забавляло. Трюк удался, отчего же не покуражиться? А кровь — что, впервой что ли?

— Подумаешь! В горах куда хуже было, — Адалан усмехнулся и добавил: — Особенно магистру Датрису. Его-то вообще расплющило.

Жадиталь опустила руки, чуть отодвинулась и ничего не ответила. От молчания ему стало неловко. Опять он сделал что-то не то… неуважительно отозвался о Датрисе? Так тот заслужил — все пять лет только и делал, что изводил при каждом удобном случае. И вроде бы с госпожой Жадиталь особо дружен не был. Она что, за земляка обиделась? Адалан хотел прямо спросить, в чем дело, извиниться, если виноват. Да хоть просто сказать что-то, чтобы разорвать тишину. Но не решился. Госпожа Жадиталь заговорила первая, тихо, ласково, вовсе не обижено, как он думал:

— Зря ты так. Армин, Датрис, даже магистр Майяла хотят тебе только добра. Да, они могут быть строги, могут казаться тебе несправедливыми, предвзятыми. Тебе с ними сложно, понимаю. Но ведь ты тоже не всегда прав, не всегда добр и справедлив, так и они. Они такие же люди. Попробуй не враждовать с людьми, а подружиться.

— Зачем? — он опять почувствовал, что сердится.

Да что ж такое? Никак у него после возвращения не клеится: то на Доду разозлился, как будто не знал, как он перед Кайле важничает, то вот теперь на госпожу… Только что готов был прощения просить, потому что думал, что обидел, причинил боль, и сразу злится.

Но это неправда — не больно ей. Просто надо как-то в душу влезть! Не так, так этак заставить его слушать и слушаться. А если ему не надо? Не хочет он и не будет.

— Зачем мне понимать их, прощать?.. Говоришь — люди? Так и ты человек, и учитель Дайран, но вас мне почему-то понимать не сложно…

— Потому что я уезжаю, — перебила она.

Адалан осекся на полуслове. Как? Куда?! Она ведь только что приехала! Даже не отдохнула после таких тягот и опасностей! Неужели ее снова куда-то посылают? Не может быть. Это попросту нельзя, нечестно! Он хотел спросить, но не успел собраться с мыслями — Жадиталь ответила сама.

— Домой, Золотце. Я уезжаю в Бергот и пришла попрощаться.

— Уезжаешь совсем?!

— Во всяком случае, надолго. Когда вернусь… если вернусь, ты уже из белых одежек вырастешь. Быть может, сам отправишься в путешествие.

— Но почему?

Новость была столь неожиданной, что невозможно было поверить. Он и не верил, спрашивал и все еще надеялся, что она вот-вот скажет: шутка! И рассмеется.

— Я объясню, — госпожа Жадиталь в самом деле улыбнулась, но не так, как он надеялся, а виновато и грустно, будто заранее прося прощения. — Ты ведь уже дорос до таких историй?

Но заговорила не сразу. Он не торопил, ждал, готовый слушать.

— Степняки — темный народ, — начала она, — не поняли, что мы пришли помочь, злились на нас, винили. Особенно те, у кого умерли близкие. Один из них так горевал и ненавидел, что решился на убийство… он застрелил меня, а хааши Шахул спас.

Последнюю фразу она произнесла так быстро, словно не хотела говорить и думать об этом. Или, может быть, это ради Адалана, чтобы он не успел задуматься и осознать? Но он уже знал… не знал, догадывался. Ведь с ним был Сабаар, который все чувствует и понимает. Был бы он здесь…

От этого Адалану и в самом деле стало больно и одиноко: все его покинули. Вот и госпожа Жадиталь тоже.

— Я обещала хааши Шахулу, что рожу ребенка, — продолжала госпожа Жадиталь. — Выберу достойного и попрошу. Я выбрала Армина и сдержала слово.

— Это из-за него? Он тебя обидел?! Да если он оскорбил тебя!..

Он чуть не подскочил на ноги, Жадиталь успела подхватить его за тунику и вернуть на место.

— Нет, Лан, сядь! Упадешь еще. Не обижал меня никто.

Адалан, и правда, чуть не упал, поэтому послушался. Она с улыбкой потрепала его кудри, приобняла за плечи. Он позволил — очень уж хотелось, чтобы ничего не менялось, чтобы как в детстве магистр Таль оставалась его внимательной и доброй советчицей, кем-то вроде старшей сестры.

— Думаешь, я беспомощная, и меня легко обидеть или оскорбить?

Адалан замотал головой, вовсе он так не думал. Каждый знает — оскорбить магистра себе дороже. И все-таки она не была первородным магом. Что может простой человек против вершителя?

— Армин самый достойный, не зря же я его выбрала, — продолжила Жадиталь. — Но теперь я должна стать мамой, а не магистром, понимаешь? А он… он ничего такого не должен. Ребенок — это ведь навсегда. Нельзя заставить кого-то платить всей жизнью за одну ночь.