Страница 49 из 65
После произошедшего инцидента прошло больше недели, и казалось, в доме все вернулось на круги своя. Однако все же в воздухе ощутимо чувствовалось нечто, предвещающее изменения. Даже прислуга, которая обычно жила своей жизнью и не принимала хозяйские неприятности близко к сердцу, отныне старалась вести себя осторожнее, надеясь, что тогда намечавшаяся буря минует их стороной.
Теперь пасмурные осенние дни для Ханны тянулись долго и нудно и давили серой неподъемной тяжестью. Она недоумевала, как, казалось бы, глупое и незначительное событие, которое должно было пройти незамеченным, могло так повлиять на отношения супругов?
По ночам ей стали сниться кошмары: чаще всего она представала перед толпой раздетой или в грязном тряпье, люди тыкали в нее пальцем, насмехались, выкрикивали оскорбления. Убежать и спрятаться не удавалось – из-за тяжелых, приросших к земле ног не могла сделать ни шага.
Просыпалась Ханна уставшей, подавленной, с предчувствием, что скоро каждый в городе узнает о ее грехопадении. Все больше ее охватывало недовольство собой, хозяином, хозяйкой, запутанными донельзя отношениями между ними. Как никогда она ощущала себя одинокой. Миссис Брэдлоу – славная, добрая, но не бедная служанка, потому упади воспитанница перед ней на колени и расскажи, что происходит, вряд ли поймет.
Единственной ее отдушиной оставалось пение в церковном хоре. Это и разнообразие, и место, где она встречает знакомых, отвлекавших от мрачного настроения, и глоток свежего воздуха. Одна только встреча с Джоном могла поднять ей настроение.
Он, чувствовавший, что Ханна расстроена, не приставал с расспросами – просто становился рядом и улыбался, когда замечал, что она смотрит на него. За это мисс Норт была признательна и старалась отвечать теплой дружеской улыбкой. Хотя в глубине души надеялась, что Джон относится к ней более, чем по-дружески. В какой-то момент ей казалось, что он может стать для нее выходом из сложившейся ситуации. С поддержкой простого спокойного парня – она решилась бы уйти от Гриндлов, не испугалась предстоящих трудностей. И в то же время, связывать себя узами брака с человеком, которого не любишь, только для того, чтобы сбежать от другого и не бояться трудностей, разве это не детский поступок?
В сравнении с Джоном Дэвисом Ханна чувствовала себя развратной, падшей женщиной, но его теплота и симпатия помогали ей почувствовать себя более уверенной и привлекательной. Пожалуй, впервые она почувствовала, что на нее смотрят с интересом, ей улыбаются, на нее засматриваются. Теперь из гадкого утенка, забитой служанки, опасающейся привередливой хозяйки, она превратилась в очень милую, привлекательную молодую особу, умеющую делать красивые прически, подчеркивать свои достоинства и отныне не трепетавшей перед строгой нанимательницей.
Ханна ни на миг не забывала, что гордыня – грех, и все же как приятно, что на нее обратил внимание такой мужчина, как мистер Гриндл. Пусть властный, иногда совершенно невыносимый, но как же это тешило самолюбие. И именно запретность, нарушение грани, не позволительной для прислуги, делало проявление симпатий со стороны хозяина такими притягательными.
В последнее время Ханна много размышляла об отношениях между супругами. Теперь она уже догадывалась, что мистер Гриндл женился для решения некоторых проблем, но все же было что-то, что не давало ей покоя.
«Если хозяйка добродетельна, пусть даже иногда чрезмерно, но она – благородная леди, и как он может позволять в доме, где живет его супруга, такие низостные вольности?»
Ханна понимала, что не всякий мужчина в браке хранит верность, знала о существовании борделей и продажных женщин, которых посещают не только молодые люди, но и женатые и почтенные главы семейств. Однако недоумевала, как мистер Гриндл не боятся вести себя так в своем доме, под носом супруги?
Ей было неловко перед хозяйкой – набожной женщиной, но ее желания и согласия мистер Гриндл не спрашивал, и, если бы не она, появилась какая-то другая женщина. В этом Ханна не сомневалась.
«Возможно, – размышляла она, – мистер Гриндл раньше тоже посещал увеселительные заведения, иначе где бы он мог узнать о тех непристойностях, которые совершал со мной?»
Еще Ханна изводила себя мыслями: мистер Гриндл видит в ней падшую женщину, выполняющую его грязные, развратные прихоти, или все же испытывает к ней некоторые теплые чувства?
Теперь она много размышляла над этим вопросом, а если женщина слишком часто и много думает о мужчине, даже не успевает понять, как начинает думать все время только о нем. Так и Ханна не заметила, как начала ревновать мистера Гриндла к его супруге.
В уме она понимала, что не имеет на это никакого права, что миссис Гриндл – законная супруга, но разве сердце женщины когда-нибудь останавливали подобные преграды?
Каким бы он отрицательным ни был, его забота о ней, ее репутации рассматривались Ханной, как выражение симпатии. С каждым днем ее благодарность крепла. А после того, как она доставала из укромного места свое богатство, подаренное мистером Гриндлом, сомнения рассеивалась, и она все больше убеждалась, что он испытывает к ней, если не симпатию, то, по крайней мере, благодарность.
В другое же утро после бессонной ночи, проведенной за размышлениями, Ханна могла проснуться раздраженной и злой, потому что, как ни посмотри, он приручал ее, понимая, что она никогда не сможет рассчитывать на него. Что если их отношения раскроются, пострадает ее репутация, и общество обвинит только ее – неблагодарную, пошлую, зазнавшуюся служанку, которая скатилась до разврата. В такие дни Ханна ненавидела Айзека всей душой и старалась на него не смотреть. Однако, его покровительство, его забота чувствовалась даже в мелочах.
Надевая платье, она вспоминала, что это он настоял, чтобы ей отдали устаревшие платья миссис Гриндл. Вдыхая сладкий цветочный аромат духов, знала, что это он подарил. Обувая красивые, удобные ботинки, ловила себя на том, что это он платит ей больше, чем другим, и она смогла позволить себе хорошую обувь. Даже надевая ночную сорочку, расшитую нежной вышивкой и кружевом, она помнила, что и этот подарок его.