Третий лишний

Стоило войти миссис Гриндл, и желание смеяться у Ханны тотчас угасло. Ей хватило лишь мгновения, чтобы заметить на постном лице хозяйки высокомерие и недовольство. Она выпрямила спину и, как подобает хорошей служанке, опустила глаза, чтобы показать всем своим видом полное раскаяние и послушание.

Если ей удалось быстро совладать с собой и заглушить смех, то мистер Гриндл даже не думал останавливаться.

– Что происходит?! – недоуменно вопрошала Кэтрин высоким, встревоженным голосом, выдававшим ее смятение.

Однако Айзек продолжал хохотать, совершенно не обращая на супругу внимания, будто ее в комнате не вовсе было. Она метнулась к мужу и схватила его за руку, надеясь, что ее прикосновение поможет ему остановиться и придти в себя.

– Милый, в чем дело? – в этот раз тревоги в ее голосе стало больше. Ошарашенная поведением мужа, миссис Гриндл замерла на месте, не зная, как себя вести, но вспомнив, что ее муж в кабинете находился не один, а со служанкой, к клубку ее противоречивых чувств, вдруг, добавилось неизвестное ей доселе чувство ревности.

Она супруга этого человека, стоит в своем доме и чувствует себя чужой, лишней! Айзек всегда относился к ней трепетно и нежно, а сейчас от него веет равнодушием и холодностью. Миссис Гриндл с ненавистью посмотрела на компаньонку.

– Змея! – она рванула к Ханне, намереваясь отвесить пощечину. Ей казалось, что оплеуха угомонит и приведет в чувства мужа и служанку, которая, несомненно, зачинщицей безобразия, но Айзек перехватил руку.

– Отпусти! – прошипела она, вкладывая в слова всю злость, переполнявшую ее, и попыталась вырвать руку, но супруг даже не ослабил хватки. От этого Кэтрин взбесилась еще больше.

– Как ты смеешь!? – уже не сдерживаясь, кричала она сиплым, не своим голосом. – Она смеется, как уличная девка, и ты смеешься с ней?! Как одержимый?!

Внезапно, миссис Гриндл посетила ужасная догадка, которая была невероятной, зато полностью объясняла все происходящее: «Такой смех может вызвать только одержимость! Тогда единственное, что может помочь – это молитва!»

Она с опаской отшатнулась от мужа, словно он прокаженный, но поскольку ее рука зажата, смогла сделать только шаг. С торжественным видом прижала свободную руку к груди, опустилась на колени, и, закрыв глаза, громко запела гимн.

Раздраженный происходящим, Айзек несколько грубо отпустил руку супруги. Затем неспешно, чеканя шаг, подошел к креслу и удобно уселся в нем. Маска равнодушия хорошо скрывала его чувства, но, все же, Ханна чувствовала, что он расстроен и подавлен. Ей стало его жалко.

Понимая, что в любом случае хозяйка будет считать крайней ее, она решила попытаться исправить ситуацию. Не зная, правильно ли она поступает или нет, Ханна тихо опустилась на колени и присоединилась к пению гимна. Однако, почувствовав  чужой взгляд, резко открыла глаза и встретилась  с мистером Гриндлом взглядами.

Он смотрел на нее пристально, проницательно и так странно, что ее голос дрогнул. На что мистер Гриндл заговорщицки отрицательно покачал головой, показывая, что не стоит выказывать свою слабость, а потом подмигнул ей.

Ханна поймала себя на мысли, что должна злиться на него, потому что именно он причина произошедшего, однако, чувствуя его защиту и поддержку, не могла злиться. Чтобы хоть немного развеять его подавленность, улыбнулась в ответ.

Позже, вспоминая этот момент, краткий миг взаимной поддержки, Айзек осознал, что с того случая их стало объединять нечто большее, чем просто запретные отношения. А пока они продолжали внимать торжественному пению Кэтрин, которая не жалела ни сил, ни голосовых связок в надежде вразумить супруга и заставить раскаяться в неудержимом веселье.

Время тянулось невыносимо медленно, но прервать миссис Гриндл никто не решался. У Ханны уже болели колени, а Айзек, сидящий кресле, погрузился в себя. Он хмурился, и две вертикальные морщинки появились на его переносице.

«Не выглядит он счастливым», – отметила про себя Ханна.

Она привыкла, что хозяин всегда выдержан, холоден и несколько самоуверен, а теперь видела перед собой подавленного, несчастного человека, которому тяжело находиться рядом с супругой.

С каждой минутой Айзек становился мрачнее. Он осознал, что в душе уже давно дряхлый старик, ненавидящий весь мир, потому что Кэтрин душит его чопорностью, мнением общества, приличиями и лицемерным благонравием. Его размеренная жизнь, наполненная нелепыми правилами и требования, однообразная, никчемная, серая сделала его достойным горожанином, джентльменом, но абсолютно несчастным человеком.

Смеясь со служанкой над глупостью, не отличавшейся ни особенным изыском или остроумием, он чувствовал себя счастливым, свободным. Вся напускная серьезность, лицемерная чопорность, тяжесть  последних лет словно слетели с его плеч. Искренний смех наполнял тело жизнью, светом и радостью, как в детстве, когда приличия, чужие желания и навязанные правила казались глупыми и необязательными. 

«Чего тебе стоит скинуть маску благонравия? В душе, Кэтрин, ты уже давно старуха и даже не понимаешь этого. Хочешь сделать меня таким же? Не выйдет! – в сердцах злился Айзек. Неожиданно он почувствовал сильную усталость, и его злость резко сменилась обидой. – Почему со служанкой мне общаться легче, чем с тобой? Разве ты ничего не чувствуешь?»

Уже без сомнения, он отчетливо осознал, насколько они с Кэтрин разные, и что отныне душевная близость и доверие между ними не возможны. Даже если они разделят супружеское ложе, это уже ничего не изменит. Осознание ситуации и смирение подействовали на него успокаивающе. Айзек взял себя в руки.

 «Разочарование – не повод доводить дело до скандала. Живи, Кэтрин, как удобно, я же буду жить как мне угодно!» – решился он и, подойдя к супруге, стоящей на коленях посреди комнаты, протянул ей руку.