Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 135

А на рассвете к шатру Антипатра подлетел разведчик, поднял на дыбы взмыленного жеребца и, не удержавшись на его спине, кубарем покатился наземь. Чуть шею себе не сломал. Сонные стражи, бранясь, помогли ему встать на ноги, и он прокричал, срывая голос:

– Спартанцы вышли из Фермопил!

 

 

* * *

 

 

Войско союзников совсем немного не дотягивало до тридцати тысяч человек, числа, названного Антипатру его лазутчиками. Основной лагерь располагался у отвесной скалы в подножии горы Каллидромон, между Скиллийским фонтаном, горячим источником, посвящённым Персефоне, и холмом, локтей тридцать в высоту, на вершине которого лежала мраморная плита с надписью:

"Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне, что их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли".

Последний рубеж трёхсот спартанцев. Здесь они приняли смерть от персидских стрел, не сложив оружие перед царём царей. Об эллинах, отступивших из Врат, после того, как персы по тайной тропе проникли им в тыл, предпочитают не вспоминать. По правде сказать, и не за что, однако в их число незаслуженно попали семь сотен феспийцев, до конца разделивших судьбу доблестных воинов Леонида. Но даже им – ни памятных плит, ни песенной славы. Спартанский подвиг. Кому есть дело до феспийцев, кроме них самих? А между тем их отряд снова здесь, как и многие прочие: афиняне, коринфяне, этолийцы, аргосцы, фокейцы, локры. Такой пестроты эмблем на щитах, собранных в одном месте, Эллада не видела очень давно. Сейчас их в десять раз больше, чем тогда во время нашествия тысячи языков и малую долю снова составляют спартанцы. Даже некоторые совсем захудалые полисы прислали воинов больше, чем Спарта, однако "Красные плащи" держались так, словно они македонян уже разбили, причём в одиночестве.

Спартанцы расчёсывали бороды, завивали длинные волосы, упражнялись с оружием, и совсем не общались с союзниками, которые недоумевали, что вообще сюда привело самовлюблённых гордецов.

– Как с персами воевать, так их это не касается, а тут к разделу пирога локтями норовят протолкаться, – неприязненно говорили афиняне.

Прибыв в Фермопилы не первым, Агесилай, тем не менее, далеко вырвался вперёд в деле призывов к решительному выступлению на Антипатра. Его горячо поддерживал представитель аркадцев, которых пришло к Вратам всего двести человек, он даже предложил выбрать Агесилая верховным стратегом.





"Кому как не спартанцу командовать, воину из воинов?"

Афиняне и этолийцы, составлявшие становой хребет союзной армии, в восторг от подобного не пришли. Со времён фиванца Эпаминонда одной спартанской репутации маловато для того, чтобы доверять войско первому встречному, все заслуги которого лишь в том, что он родился в городе без стен.

Демосфен предложил кандидатуру Харидема. Худой узкоплечий оратор, белая ворона в совете стратегов, нацепив гоплитские доспехи, в которых он промаршировал сюда вместе с афинской армией, выглядел донельзя нелепо, вызывая смешки даже у своих сограждан, однако дара убеждения у него никто не отнял, и предводителя наёмников провозгласили главнокомандующим почти единогласно.

Агесилай презрительно поджал губы, скрестил руки на груди и в дальнейших обсуждениях плана боевых действий участия не принимал, свысока взирая на суету глупцов, отдавших предпочтение какому-то наёмнику.

Противники стояли на месте, друг против друга, уже несколько дней, и за все это время перед Вратами произошло около десятка мимолётных стычек. И те и другие понимали, что если битве суждено состояться, то случится она не в узком проходе, однако большинство эллинов никак не могло решиться выйти из Врат. Численность македонян доподлинно не была известна, сообщения разведчиков не отличались достоверностью, но что удалось определить абсолютно точно, так это существенное превосходство Антипатра в коннице. Эллины верхом воевали плохо, однако уже не раз убедились, что подобным недостатком не обладают их враги. После того, как при Херонее гетайры во главе с Александром переломили ход сражения, к кое-кому пришло запоздалое осознание того, что некоторые вещи в традиционном воинском искусстве безнадёжно устарели.

Регент привёл к Фермопилам почти пять тысяч тяжеловооружённых всадников. Половину составляли фессалийцы, которых Антипатр вынудил предоставить конные отряды. Новый набор в македонское войско никого в Фессалии не обрадовал, ибо ещё не вернулись домой ушедшие с Александром. От них пока не дошло никаких вестей и это обстоятельство добавляло в положение обоих противников острую интригу: за кого встанет Фессалия?

"За кого?" – спрашивали Демосфена вожди эллинов, ожидая, что родитель нынешней войны должен это, безусловно, знать.

"Фессалийский вопрос" превратился в камень преткновения, не выпускающий союзные войска из Фермопил.

 

Море пока что оставалось за Афинами, македонский флот вблизи от Малидского залива не появлялся и союзники без каких-либо проблем снабжались всем необходимым. Для двух триер крупный двадцативёсельный акат, появившийся на выходе из Эвбейского пролива, не представлял никакой опасности, поэтому его пропустили без досмотра. Дозорные удовлетворились заявлением кормчего аката, издали прокричавшего, что судно идёт с Хиоса и везёт в стан союзников посольство.

Слова кормчего не были ложью, но и правдой являлись лишь отчасти. Акат действительно принадлежал Хиосу, но вёз он вовсе не послов острова, а доверенного человека царя Агиса, который ещё весной, одновременно с выступлением Александра в Азию тайно отбыл в Ионию. Цель путешествия была известна лишь членам герусии[2] и его брату.

Сойдя на берег, посланник прошёл в спартанскую часть лагеря, приветствовал гоплитов, стоявших на страже, и попросил, чтобы его провели к Агесилаю. Что и было немедленно исполнено.