Страница 121 из 135
Чужой чернобородый воин в лисьей шапке насадил на копьё неосторожного согда совсем близко от шатапатиши и уронил его вместе с конём в жижу под ногами. Согд визжал, пытаясь вытащить древко, но наконечник копья торчал из его поясницы уже на две ладони. На маленькую свежевытоптанную "полянку" посреди зарослей, ворвался ещё один согд и, перелетев через конскую голову, покатился под ноги вражьим воинам. Его коню подсекли ноги странным оружием. По виду меч, но очень длинный и узкий, снабжённый рукоятью не короче самого клинка. Спитамана прежде не встречался с фракийцами, и оружие их видел впервые. Он бросился на подмогу сбитому соплеменнику, но не успел: тот, совсем ещё мальчишка безусый, хрипел, обливаясь кровью, уставившись на командира безумными глазами в крупную монету величиной. Второй фракиец, выскочивший на "поляну", перерезал парню горло.
Спитамана, стиснув зубы, яростно толкнул пятками бока храпящего тонконогого аргамака. Тот грудью сшиб фракийца, вооружённого клинком-переростком, а второго врага сотник зарубил, правда, повозившись при этом: вёрткий попался ублюдок.
– Спитамана! Смотри! Справа! – долетел до шатапатиши чей-то крик.
Сотник в это время отчаянно рубился с всадником во фригийской шапке, одним из тех, убегавших, и не мог оторвать взгляда от вражеского широкого, серповидно изогнутого клинка, который едва не перерубил топорище согдийского начальника, оставив на нём уже три глубоких отметины.
Справа нарастал какой-то шум. Что там такое? Нет времени взглянуть. Удар, ещё один. Израненное топорище трещит и стонет. Противник вдруг захрипел и повалился в воду, которая доходила здесь лошадям до колен. Командиру помог один из его воинов, всадив акинак в незащищённую спину врага.
– Выбираемся! – скомандовал шатапатиша, – Ухшатра, ты где?
Нет ответа.
– Ухшатра?!
– Здесь! – сдавленный крик откуда-то сзади.
– Отходим!
Рассекая камыш перед мордой коня могучими взмахами топора, Спитамана выбирался на сухое открытое место. Пельтасты отхлынули, словно растворились среди шумящего на ветру серо-зелёного травяного леса, высотой почти в человеческий рост.
Вот снова поле. А на нём...
– Ухшатра! – заорал Спитамана, срывая голос, – уходим! Бежим!
С вершины близлежащего холма, на увязших в камышах согдов, летела конная лава. Три или четыре сотни всадников. Нечего и думать тягаться с ними. Согды бросились наутёк. Роли поменялись, теперь удирающим оказался Спитамана.
Впрочем, яваны, или кто там ещё был, долго преследовать согдов не стали. Повернули назад. И весьма своевременно. Ещё чуть-чуть, и они сами нарвались бы на превосходящие силы противника. Превосходящие стократно. В десяти полётах стрелы к югу, равнина была чёрным черна от войск великого царя.
Дарайавауш подошёл к Адане, стоявшей на правом берегу реки Сар, в полдень. Персы не стали переправляться сразу, принялись разбивать лагерь, а к северу и к югу отправились на разведку усиленные разъезды. Не десяток всадников, как обычно, а по паре сотен.
Северный, согдийский отряд, наткнулся на противника, попытался преследовать его и еле-еле смог выскочить из засады. К югу от города все было чисто, ни следа яванов.
После возвращения Спитаманы, едва он успел доложить о столкновении, Бесс со всем своим отрядом бросился в бой, но враг уклонился, откатился назад, огрызаясь стрелами.
Противник постоянно маячил на отдалении, иногда немного приближаясь и вынуждая персов вновь и вновь хвататься за оружие.
Тем временем хазарапатиша лично перешёл через реку по старому каменному мосту возле городских ворот и выяснил, что они открыты.
– Где яваны?
– Ушли, – отвечали горожане.
Набарзан осмотрелся. Да, похоже на правду. Все убрались прочь, хотя это не совсем укладывалось у него в голове. Он ожидал, что Одноглазый затворится в городе.
– Не вижу здесь ничего удивительного, – сказал Аристомед, когда Набарзан вернулся в ставку, – Антигон опередил нас всего на день или два. У него не было времени подготовиться в обороне, а без этого сидеть большим войском за стенами, только что взятого, чужого города, бессмысленно. Я первым советовал бы повелителю отказаться от штурма. Македоняне не имели времени запасти достаточно продовольствия для осады, им всё равно пришлось бы выйти наружу.
Эти слава показались Дарайаваушу вполне убедительными. Для царя царей стало очевидным, что яваны ищут сражения в поле.
В тридцати стадиях вверх по течению Сара Алейская равнина, на юге плоская, как доска, вспучивалась грядами холмов. Здесь уже начиналось предгорье Тавра. Наскоки вражеских всадников, в которых персы опознали каппадокийцев, завлекали царя царей с его полководцев в холмы. Этому Дарайавауш не удивлялся. Конечно, Одноглазый попытается использовать любую неровность местности, дабы хоть немного ослабить удар персидской конницы.
Принять приглашение? Почему нет? Холмы – ещё не горы. Конница без труда их преодолевает. Ко всему прочему, царя царей уже весьма утомил поход, и он не горел желанием его затягивать. Вельможи хором пели славословия, на все лады расхваливая военную мощь великого царя. Без сомнения, яваны, пытающиеся измыслить спасительную хитрость, извиваются, как уж, брошенный на угли, но ничто их не спасёт от справедливого возмездия.
Из Аданы прибыла депутация зажиточных горожан, которые пали ниц, умоляя царя царей оказать им величайшую честь и посетить город. Они молили о прощении, что сдали его яванам и изливали, кажущийся бесконечным, поток оправданий.
– Потом, потом! – раздражённо замахал руками царь царей.