Страница 7 из 58
Меня разбудил настойчивый сигнал телефона из-за потока входящих сообщений. Мобильник жужжал, не переставая, грозя упасть с кровати, если это безумие не прекратится в ближайшие пару минут. Я даже догадывалась, кому не спится в такую рань — разбудила меня Анна.
Я устало провела рукой по лицу, в надежде хоть как-то взбодриться. Пришлось потратить несколько секунд, чтобы вспомнить причину такой шумихи. А, да. День рождения… Мой, будь оно не ладно. Почему мне не подарят несколько часов покоя и здорового сна? К счастью, шли последние дни летних каникул, и я попросила Анну не устраивать вечеринок с толпами приглашённых. На сестру мои уговор не подействовал, и она все равно устроила хоть маленькую, но вечеринку, на которой оказались все, кто не успел убежать, получив её приглашения.
Будучи старше меня где-то на год, если быть точнее, то на десять месяцев, Анна объявила надо мной шефство с самого моего появления в своей семье. Любой вопрос, вплоть до того, стоит ли мне покупать понравившуюся футболку или подстричь волосы, должен был решаться с ней, иначе не миновать смертельной обиды. Даже сообщения в телефоне и социальных сетях были преимущественно от сестры. Нет, на самом деле, я была ей благодарна. Анна меня всегда всячески поддерживала, не давала раскиснуть и подбадривала всякий раз, когда постигала неудача. Она была для меня опорой, ведь её мать, миссис Маргарет Дэвис, подруга моего отца, женщина, которой он в завещании доверил стать моим опекуном в случае своей преждевременной смерти, была крайне занятым человеком.
Семья Дэвис владеет частной школой в пригороде Атланты. Школа появилась ещё в конце восемнадцатого века, однако частной стала совсем недавно. У Маргарет из-за этого дел по горло. Она всегда высоко держала планку качества и требовала этого от остальных сотрудников образовательного учреждения. Из-за работы она почти не уделяет время Анне и мне, но мы её за это не виним. Однако есть неизменное правило: все семейные праздники мы обязательно проводим вместе — Пасху, День Независимости, День Благодарения, Рождество и дни рождения каждого из членов семьи. Разве что Хэллоуин тётя не особо жалует, поэтому обычно мы веселимся с Анной в окружении учеников школы. Ко всему прочему, у нас тоже есть свод правил: прилежно учиться, окончить университет и все любовные похождения должны быть в пределах разумного, иначе Маргарет найдёт на нас управу и относительная свобода тут же закончится. Если говорить совсем начистоту, то за нами следит Станиславский и, в какой-то степени, весь персонал школы. Обделёнными во внимании, за счёт этого, мы не чувствуем.
Я люблю тишину и покой, но рядом с моей сводной сестрой это попросту невозможное явление. Итак, как я уже говорила, мой день рождения начался с традиционного предпраздничного шума, который создаёт Анна. По традиции она упорно барабанит в мою дверь, ожидая, пока я открою. К несчастью, она всегда приходит в разное время, и будильник заранее поставить нельзя. Один раз она прибежала аж в семь утра, несмотря на то, что легла спать, судя по прервавшемуся потоку смс, в три часа ночи.
Сегодня она выдержала до десяти утра, практически личный рекорд. Я выключила телефон, и Анна, не дождавшись ответов на свои сообщения, решила появиться на моём пороге сама:
— Проснись и пой! У кого сегодня праздник? У Нозоми сегодня праздник! — сквозь беспрерывный стук слышался её чрезмерно бодрый голос. — Ты получила моё поздравление?
— Боже, за что мне эти муки? Я никогда не подарю тебе перфоратор, — проворчала я, когда открыла дверь. Моё лицо не выражало никаких положительных эмоций, а в глазах, наверное, читалось желание кого-нибудь убить. — Ты достанешь всех и вся, дай тебе только точку опоры.
Сводная сестра окинула меня растерянным взглядом с ног до головы, остановившись, пожалуй, на недобром выражении лица.
— Так ты не спала! — подвела итог она, проигнорировав моё громкое недовольное фырканье.
— Спала, пока ты не пришла, — выдохнула я, пропуская в комнату.
— В спортивном костюме?
— С каких пор тебя волнует в чём я сплю?
— Да, в общем-то, не волнует, но мне кажется, в кроссовках спать немного неудобно. Разве что ты от монстров из-под кровати убегаешь, — хихикнула она на моё усталое раздражение. Непробиваемое создание. Вывести её из себя — целое дело.
Ах, Анна, рыжее недоразумение! Мы слишком разные: она общительна, прямо-таки душа компании. Пожалуй, я бы причислила её к школьным звёздам, если бы у нас в школе было подобное в моде, но должна отдать ей должное: Анна не зазнаётся и дружелюбна со всеми, кто дружелюбен с ней. Я же, наоборот, достаточно замкнута, вечно погружена в свой собственный мир. Добавить к этому то, что я, как многие считают, альбинос, и то, что дети не относятся со снисходительностью к тому, кто не похож на других, и смело можно заявить, что у меня было достаточно сложное детство, несмотря на все попытки преподавателей научить своих подопечных терпимости.
— Чтобы вечеринка удалась, надо потрудиться, — распевая под нос, словно мантру, Анна схватила меня за шиворот и потащила за собой в глубины моей комнаты.
— В курсе, — пробурчала я, не сопротивляясь. За столько лет я твёрдо усвоила, что перечить сестре бесполезно.
Анна толкнула меня на кровать, распахнула шкаф и начала копаться в моих вещах.
— Надо бы тебя принарядить, — задумчиво бормотала она, перебирая вешалку за вешалкой.
— Давай потом, а то мне ещё с залом разбираться. Все эти шарики-гирлянды, пыль… — у меня не было никакого желания с утра сверкать ярче, чем солнце, и строить из себя счастливую девочку.
— Та-а-ак!!! — Анна злобно зыркнула на меня. — Что за кислые настроения? Снова приступ неземной печали? Хандра? Кто этот козёл, что тебя обидел словом или делом?
— Я пошутила, пошутила! Просто не высыпаюсь последнее время… Хорошо, хорошо! Давай так: я найду, что надеть, а ты иди в зал. Я присоединюсь, всё украсим, а к вечеру зажжём на полную катушку, — я попыталась улыбнуться как можно более убедительно. Даже подняла два больших пальца, чтобы показать, что всё отлично.
— Другой разговор! — сестра встала с корточек, расправила юбку и направилась в сторону дверей. — Только попробуй мне расстроенной быть сегодня!
Я продолжала глупо улыбаться, демонстрируя всем своим видом, что на меня можно положиться, и я не подведу. Вздохнув, сестра всё же согласилась оставить меня в покое. Проскандировав мне заранее приготовленное поздравление с пожеланием всего самого хорошего, долгих лет жизни и большой и светлой любви, она умудрилась даже осыпать меня конфетти, которое оказалось у неё в кармане.
В результате, когда она ушла заниматься подготовкой к вечеринке, я занималась тем, что ревностно вытряхивала из волос разноцветные кружочки бумаги, между тем думая о том, что ещё одна чашка кофе мне определённо не повредит. Радовало, что Анна не стала лезть ко мне с расспросами насчёт мучающего меня недосыпа. Пришлось бы вспоминать какой-нибудь сериал, который был бы настолько мне интересен, что можно было бы гробить своё здоровье месяц подряд, лишь бы узнать, что произошло с героями в каждой последующей серии. Довольно распространённая причина образования синяков под глазами у современных подростков. И главное — ничего противозаконного.
Когда с очередной чашкой кофеина было покончено и я начала заправлять кровать, на пол с кровати упала книга, взятая в библиотеке. Раньше я читала много, сейчас же меня больше интересует музыка. Иногда я даже беру в руки электрогитару и пытаюсь разучить парочку каких-нибудь аккордов. К счастью для соседей, я делаю это в наушниках, и они практически не слышат, чем я занимаюсь в свободное от учёбы время. Впрочем, учитывая, что это школьное общежитие, навряд ли кто-то в общем гаме услышит такую мелочь, как тихую мелодию.
Больше десяти месяцев из двенадцати мы с семьёй живём в общежитии при школе. Дэвисы уже пять поколений занимаются образовательной деятельностью, и это возымело свои плоды — их частная школа одна из лучших в стране и уж точно лучшая в штате, и у нас свои договорённости с Лигой плюща на тему выпускников. За несколько десятилетий имение расширилось, достроилось и, наконец, превратилось в крупный комплекс, состоящий из главного корпуса, в котором находится библиотека, младшие, часть средних классов и административный персонал, двух корпусов, состоящих из лабораторий, спортивного зала, бейсбольной площадки и учебных старших классов. Завершает всё четырёхэтажное общежитие, в котором живут студенты, приехавшие с другого конца страны, из-за границы, и преподаватели, которым неохота или нет возможности ездить каждый день из города. Страшно подумать, какого состояния стоит всё, что стоит на этой земле. К счастью, не всех постигает «участь» учиться тут: у нас всего по паре классов на каждый год обучения и не больше десяти детей в каждом классе. Это спасает от хаоса, которым обычно грешат государственные школы. За малым количеством подопечных легче уследить и проще дать ученикам знания — можно уделить больше времени каждому. Хотя, даже эти двести пятьдесят детей, собранные под одной крышей, — это, порой, слишком, особенно по праздникам и на экскурсиях.
Покрутив в руках книгу, на обложке которой торжественно значилось «Бестселлер „New York Times“», я вспомнила, что срок сдачи прошёл неделю как. Станиславский, наверное, не особо обрадуется, если обнаружит такой промах с моей стороны. Впрочем, упрекнуть мне его не в чем — это его работа. Да и навряд ли он будет сильно ругаться. Единственный раз, когда он очень сильно на меня разозлился, был уже давно… Тогда меня в наказание отправили в библиотеку сортировать пособия, но вместо того, чтобы идти за лестницей, я решила просто сложить книги стопочкой и встать на них, пока никто не видит. Честное слово, я тогда разулась, я ж не варвар какой, но библиотекарь чуть в обморок не грохнулся. Судя по его крикам, я поняла, что книги, которые я использовала как подставку, были ужасно редкими и ценными. Он упрекал себя в том, что следовало сразу убрать их в архив, что дети не ценят подобного щедрого жеста, как возможность листать оригинал, а не цифровую копию или современное ре-издание. Надо бы занести сегодня книгу до того момента, как я угожу в цепкие лапки Анны, ведь тогда, скорее всего, она найдёт чем меня занять до самой ночи.
Умывшись, приняв бодрящий душ и найдя в гардеробе что-то, что Анна могла бы назвать праздничным, я обулась и, прихватив книгу, пошла на встречу со своими проблемами. Погода, несмотря на то, что была середина августа, не особо радовала. Даже если я не люблю свой день рождения, это вовсе не означает, что я обрадуюсь дождю и холодному ветру. Небо было затянуто тонкой пеленой туч, сквозь которые то и дело пробивалось солнце. Либо нас ожидает невероятный ливень, либо ужасная духота. Я всё ещё надеялась на обещанный день назад дождь.
Идя мимо хозяйственных построек, где обычно стоял служебный автотранспорт и несколько микроавтобусов для детей, проживающих в городе, я заметила машину Станиславского, у которой был открыт багажник. Библиотекарь очень редко не покидал территории школы, и мы все до сих пор гадали, зачем ему Porsche Caye
e. Более того, многие не верили, что он, будучи на должности обычного библиотекаря, мог позволить его себе, не взяв кредита. Впрочем, каждый год возникала одна и та же ситуация: Станиславский просто садился в машину, уезжал куда-то на пару дней, а возвращался совсем на другой, и, помахивая документами, думая о чём-то своём, шёл оформлять пропуск на территорию и разрешение на парковку. Год от года машины не дешевели, неизменно чёрные, кроссоверы, неизменно последнего года выпуска, менялись лишь марки. В прошлом году он ездил в город по делам на BMW X6. До этого отдавал предпочтение Lexus LX, но поговаривают, что он просто забыл, где её припарковал, поэтому променял его на Х6 быстрее, чем за полгода. Судя по тому, что тётя Маргарет никак по этому поводу не отзывалась, лишь пожимая плечами и говоря, что это его личное дело, как часто менять средство передвижения, было ясно — ничего криминального за господином Станиславским нет, он исправно платит налоги и, скорее всего, у него богатые родители. Лично я склонялась ко второму, потому что складывалось впечатление, что библиотекарю от жизни совершенно ничего не нужно: он не стремился вверх по карьерной лестнице, у него не было девушки, и его не интересовала жизнь за пределами не то что города, а даже школьных ворот. Он ни разу не брал отпуск дольше, чем на неделю. Вот уж кто точно трудоголик, даже мою приёмную мать обогнал.
Таким образом, к уже имеющимся двум пунктам любви в виде книг и чая, можно добавить ещё машину. Впрочем, с последней любовь длилась не долго: металлические «подруги» менялись слишком часто, и складывалось впечатление, что это просто временное увлечение. Потом он «встречал» следующую, думал, что хоть с ней-то всё будет серьёзно, но вновь его постигало разочарование — не та.
— Говорю же: я могу… Могу!!! Использовать плазму, Илон, но это не выход. Он всё равно будет нагреваться, и тебе придётся впихать туда такое количество охлаждающих панелей, что толку из этой затеи точно не выйдет, — долетел до меня голос Роберта Станиславского. Самого его видно не было: он стоял где-то позади машины. — Если тебе прям так хочется плазменный двигатель, то нужно сначала придумать, как его охлаждать без потери комфорта. Да, какой ты догадливый! На это нужно время, ты прав, Илон. Нет, я занят. Нет, займусь этим, когда освобожусь. Ты сейчас пытаешься меня подкупить, что ли?
Ого! Он что, играет в компьютерные игры? Неожиданно.
Я начала обходить машину, чтобы поприветствовать друга и хотя бы помахать ему рукой, чтобы он был в курсе о моём присутствии рядом.
— Я! Сказал! Нет! — неожиданно повысил голос тот, послышался пинок ногой и звук включившегося мотора. Судя по всему, он включил Karcher, которыми водители моют микроавтобусы.
Я едва успела увернуться от холодной струи воды:
— Ох! — одежда-то на мне осталась сухой, чего не скажешь о книге, которую я держала, чтобы вернуть в библиотеку.
— Мисс Казадор? — из-за машины выглянул Станиславский: каким-то чудом услышал меня сквозь шум мойки. — Простите, я вас не заметил. Илон, я перезвоню, — он дотронулся до гарнитуры, которая висела у него на правом ухе, прерывая связь. — Я вас не намочил ненароком?
— Меня-то нет, — я кивнула на сморщившийся от влаги бумажный срез. — Чего не сказать о ней. Видимо, придётся выкроить немного карманных денег и купить новую.
Господин Станиславский растерянно посмотрел на меня, потом на книгу, потом снова на меня, скрылся за машиной, выключил мойку, возможно, даже снова её пнув.
— Мисс, право, не стоит беспокоиться, — он вернулся ко мне и взял некогда красивую книгу. — Я бы не назвал её особо ценной для того, чтобы трястись над ней и отказывать себе в мороженом или баночке любимого напитка.
Он посмотрел на меня поверх очков. Высокий, даже красивый, на вид ему не дашь больше двадцати пяти. Каштановые волосы, карие, почти чёрные, глаза, и всегда строго одет. Его точно можно назвать джентльменом. Ему место не в Америке, а в Англии. Он бы прекрасно смотрелся на фоне Биг Бена со свёрнутой газеткой в одной руке и зонтом-тростью в другой. Он даже машину мыл в костюме, разве что сняв пиджак и закатав рукава белоснежной рубашки.
Библиотекарь наспех пролистал страницы и неожиданно вытащил коричневое перо, которое невесть как оказалось внутри. Не помню, чтобы я использовала перья в качестве закладок. Станиславский некоторое время растерянно крутил его в пальцах, потом протянул мне, но я не взяла. Он пожал плечами, положил его обратно и захлопнул книгу.
Я пожала плечами на его слова:
— Господин Станиславский, это ваша книга, а не моя. Если Вы решите, что…
— Я уже решил, мисс Казадор! — неожиданно он решительно забросил одним махом в стоящий недалеко от машины пластиковый контейнер для мусора.
Трёхочковый! Он ведь даже не целился!
— Инцидент считается исчерпанным, мисс, — мужчина снова посмотрел на меня и улыбнулся, словно пытаясь подбодрить. — Не забивайте себе голову всякими глупостями и подобной мелочью, как третьесортная литература.
— На обложке было написано бестселлер.
— Клянусь, если вы не успокоитесь, я на крыле машины напишу «бестселлер»! — он театрально вскинул руки к небу, потом схватился за голову. — Своим упорством Вы сводите меня с ума, мисс. Если вам будет угодно, то считайте эту книгу подарком, с которым вы вправе делать всё что угодно.
— Даже сжечь? — спросила я скорее из любопытства.
Библиотекарь щёлкнул пальцами:
— Точно-точно. Сжечь! — он покопался в кармане брюк и достал оттуда бензиновую зажигалку, явно не дешёвую, что удивило меня ещё больше, ведь как все знали, библиотекарь не курил. — Вы это сделаете или я?
— Не занимайтесь глупостями, господин Станиславский, — я потянулась и взяла зажигалку. — Контейнер пластиковый, и миссис Дэвис будет не в восторге от того, что мы портим имущество школы, пусть даже сжигая ненавистную Вам, что вообще кажется мне невероятным, книгу.
— Вы плохо меня знаете, милая. Большую часть того, что нынче именуется бестселлерами, я не против был бы сжечь, честное слово, мне горько, что это считается достойной литературой. Книжный рынок обмельчал, видимо, нет больше Шекспиров в нашем отечестве.
— Мы в Америке, вы из Польши, а Шекспир жил в Англии, — поправила его я.
— Я говорю в масштабах всего мира, дитя.
Меня передёрнуло. Слово «дитя» он употреблял слишком часто, чтобы это было какой-то ошибкой в переводе, ведь английский родным ему не был. Тётя Маргарет не раз говорила, что не понимает, что человеку с такими рекомендательными письмами делать в школе, пусть даже это не провинциальная школа, частная, но всё же. Когда Станиславский так говорил, мне казалось, что он куда старше, чем выглядит, но это было исключительно игрой моего воображения. Скорее всего, это просто он относился ко мне, как к маленькому ребёнку.
И тем не менее, несмотря на все его странности, он был одним из тех, кто всегда находился на моей стороне. Что бы ни случилось, я могла прийти в библиотеку, выпить молча предложенный чай, он бы посоветовал книгу, которая бы подняла мне настроение. Мне даже не нужно ничего ему объяснять — он понимает меня без слов, будто бы читает мои мысли… Нет, будто бы знает меня куда лучше, чем кажется на первый взгляд.
— Простите, что отвлекла вас от телефонного разговора, — я прервала повисшее молчание.
— Что? А, этот… Признаться честно, если бы не вы, я бы уже от злости всю краску бы смыл с двери. Некоторые люди не понимают слово «нет». Да, кстати! — Станиславский хлопнул себя по лбу, словно что-то вспомнил. — У вас же сегодня день рождения! Я забывчивый кретин! Подождите минутку.
Библиотекарь принялся копаться в открытом багажнике.
— Я точно помню, что оставил её тут. Или в библиотеке? Может, в комнате… Нет, должна быть здесь, — доносилось до меня его бормотание. — Нашёл! Похоже, что в этот раз мои полёты в облаках пришлись к месту, а то бы вам пришлось ждать куда больше минуты.
— Почему нельзя считать наушники моим подарком на день рожденья? — попробовала отговорить его я, между тем уже жалея, что мы вообще встретились сегодня.
На свет показался футляр гитары.
— Ну хотя бы потому, что подарок был готов заранее. Тем более, вместе они должны смотреться куда лучше, — растерянно улыбаясь, он протянул его мне. — В общем, вот.
— Это гитара? — сквозь мягкий футляр я точно могла сказать, что не ошиблась. Более того, это была электрогитара, если судить по толщине грифа и весу. — Но у меня ведь есть… Не стоило.
— Стоило, — покачал головой Станиславский. — Вы ведь любите музыку. Пусть она вас радует. Не знаю, в рабочем ли она состоянии, — как-то туманно проговорил он. — Я совсем в этом не разбираюсь. Но надеюсь, что она ещё на что-то пригодна, даже учитывая характер её прошлого хозяина.
Я подозрительно покосилась на него.
— Можно открыть?
— Конечно, это же теперь ваша вещь. Можете делать с ней всё что угодно. И даже сжечь. Просто хочу пожелать вам счастья и… Просто хотелось, чтобы вы были счастливы, — последние слова библиотекарь произнёс шёпотом, отводя взгляд в сторону. Я не совсем понимала, о чём он пытается мне сказать, но на всякий случай кивнула.
Положив чехол на край багажника, я нашла язычок от застёжки. Зашуршала молния, и через секунду послышался мой восторженный вскрик.