Демоны внутри

      В кухне было неожиданное оживление, и это несколько меня расстроило, ведь я надеялась посидеть в тишине и поразмыслить о столь необдуманном поступке, как объявление войны Марбасу. Радовало лишь то, что он не дал мне как таковой срок и после не явится ко мне внезапно, когда его не ждешь. Во всяком случае, я надеялась на то, что он сдержит слово. Как ни странно, несмотря на его поведение, мне казалось, что он не обманет. Да и зачем ему это делать? Он ведь уже посеял во мне зерно сомнений и самобичевания: каждый день моей жизни теперь — это чья-то смерть от его руки. Для меня, как дочери охотника, это сродни собственной беспомощности.

      Зайдя в кухню, я застала там Станиславского, от чего мысленно чертыхнулась. Надеялась, что это будет Маргарет. В голове сам собой возник совершенно безумный план: научиться у неё охоте. Сомневаюсь, что она долго будет отнекиваться, в конце концов, взвесив все «за» и «против», согласится переступить через волю отца. Ведь теперь уже я её прошу об этом. Не помню, чтобы папа запрещал мне самой решать, кем я хочу стать в итоге.

      — Я думал, ты спишь, — Асмодей удивлённо посмотрел на меня, стоящую по другую сторону от столешницы.

      В доме всё ещё стояла тишина, видимо, он проснулся первым и теперь занимался приготовлением завтрака для всех. На плите нагревалась кастрюля с водой, рядом стояла упаковка яиц.

      — Помогала Марку с разделкой рыбы, — отмахнулась я и тут же неконтролируемо сжала ладонь.

      — Рыбой? Он опять проголодался? — Станиславский достал доску для резки и нож. Проверяя его остроту, провёл по лезвию пальцем. — Завтракать со всеми не собирается?

      — Откуда я знаю. Сами разбирайтесь, — фыркнула я, обходя стойку и снимая с сушилки чашку, намереваясь согреться горячим напитком. Чайник как раз закипел. Всё это время библиотекарь стоял у меня за спиной и смотрел на меня. Через минуту меня начало это раздражать, поэтому я развернулась на пятках и упёрла руки в бока, воинственно глядя на падшего. — Ну, чего вам?

      — Ты злишься, да? — шёпотом спросил Станиславский.

      — На что?

      — На всё. На то, что я сделал. На мой обман. Я совсем не тот, кем хочу быть.

      — Вы в праве быть тем, кем хотите, — я повела плечами, демонстрируя, по меньшей мере, безразличие к непонятным мне душевным, если так можно выразиться, терзаниям Станиславского.

      — Нельзя быть друзьями, если один из двух не хочет этого, Нозоми. Я хочу, чтобы ты мне доверяла, но я боюсь, что теперь об этом не может быть и речи, — Асмодей сделал шаг по направлению ко мне, от чего я инстинктивно отступила, прижимаясь к столешнице. — Я никогда не был твоим врагом. Ты рядом так долго, и я просто не могу причинить тебе боль. Понимаю, что прошу слишком много, но, пожалуйста, не отталкивай меня.

      — Ты бросил меня Велиалу, — я не узнала своего голоса. Он стал хриплым, каким-то чужим. — Бросил и даже не стал пытаться меня защитить.

      Станиславский сделал ещё один шаг по направлению ко мне и теперь практически нависал надо мной, упершись руками в деревянную поверхность.

      — Это лучшее, что я мог сделать, — шептал он, видимо боясь, что нас могут услышать посторонние. — Он мог издеваться над тобой, а попытайся я вырвать из его рук тебя силой, так пощады не было ни мне, ни тебе. Я не знаю, зачем ты заключила договор, но может, оно и к лучшему, что всё так обернулась. Я счастлив, что ты жива, пусть и связана с королём.

      — Струсил. Ты просто струсил, — я не смотрела ему в глаза, хотелось отстраниться от него, но не могла понять из-за чего. Не могла понять, боюсь я его или мне противна та правда о нём и его делах, что всплывает каждый раз.

      Возможно, Асмодей прав, и я слишком часто влезаю туда, куда не следовало. Иногда лучше жить в счастливом неведении. Он поддерживал вокруг меня светлый и добрый мир, такой, каким его хотели видеть мой отец и Маргарет, позволил вырасти человеком. Ведь мог же в первые минуты ворваться в мою жизнь и представить всё как есть. Я завидую Анне. Она кажется счастливой. Мне самой было бы куда проще, не будь у меня хотя бы этой проклятой крови.

      — Нозоми, я многим обязан Велиалу. Он спас меня когда-то, и он был моим учителем. Но ты просто не знаешь, как сильно он ненавидит твой род. Понимаю, что это звучит просто дико, но твоя быстрая и безболезненная смерть казалось наиболее благополучным исходом событий той ночью.

      Я молчала. Меня раздражали его попытки оправдаться. Что это за дружба, когда ты при первой же опасности кидаешь того, кто тебе доверяет, на растерзанию зверю, пусть этот зверь даже с человеческим лицом?

      — Он не простил вас за то, что вы отняли у него самое дорогое ему существо, — Асмодей взял меня за подбородок и заставил наконец посмотреть ему в глаза. — И никогда не простит. Может быть, внутри затаится ненависть, но однажды он нанесёт последний удар и отомстит сполна.

      — О ком ты?

      — Я говорю о Набериусе, Нозоми. Его убил его же сын, твой пра-чёрт-его-знает-какой-дед, а потом пропал. Велиал поклялся убить всех его потомков, но тщетно. Он нашёл только тебя. Нозоми! — библиотекарь схватился за голову. — Ты думаешь, что я тебя обманываю?

      — Нет, но я не вижу оснований для доверия тебе. Ты оставил меня раз, сейчас пытаешься убедить, что я хоть что-то для тебя значу, что ты мой друг. Где гарантия, что этого не повторится? Где гарантия, что ты снова не сделаешь что-то ради Велиала и остальных?

      — Понимаю. Понимаю, что слишком о многом, но я прошу довериться мне!

      — Чёрта-с два я тебе поверю в этот раз! Думаешь, рассказал мне, что было тогда, и я кинусь тебе на шею с радостным визгом «о, мой спаситель!»? — я не выдержала и толкнула падшего в грудь, от чего он сделал шаг назад и теперь держался рукой за место толчка, словно я принесла ему тем самым ужасную боль.

      — Я не смогу тебе помочь, если ты не будешь мне доверять, Нозоми.

      — Мне не нужна твоя помощь, чудовище. Я уже по уши в дерьме. Мне никто не может помочь, я уже мертва. Мертва, и в этом так же есть твоя вина. Не надо изображать святошу. Все моё доверие закончилось ровно тогда, когда всё это началось.

      — Не говори так, дитя. Ещё не конец, — голос Станиславского неожиданно дрогнул, будто он вот-вот расплачется. Я не могла понять, играет ли он сейчас или действительно для него всё было так важно. Тряхнула головой, потому что больше не хотела никому из них верить. Они все чудовища. В большей или меньшей мере. Пусть хоть падает на колени и рыдает. — Нозоми… Не надо так говорить.

      Я с силой поставила чашку на столешницу, краем сознания пожалев об этом, ведь она могла не выдержать моего раздражения и разбиться. Горячий чай переплеснулся через край, обжигая мою руку, от чего я вскрикнула. Асмодей попытался было исцелить её, но снова получил толчок с моей стороны. Я метнулась мимо него, вверх по лестнице, и не придумала ничего лучше, чем залезть на чердак, спрятавшись там за коробками.

      Свет пробивался в помещение через крошечное пыльное оконце, от чего комнатка была погружена в тёплый полумрак. Отдышавшись, я разглядела покраснение на тыльной стороне ладони. Ничего серьезного, к счастью. Не нужна мне помощь Станиславского. Без него справлюсь. Демон не последовал за мной, осознав, что разговор окончен: в ближайшее время я своего мнения не изменю. Пусть катится в ад со всеми остальными.

      Достав наушники, я прислонилась плечом к картонным коробкам и закрыла глаза. Надо придумать, как уговорить Маргарет научить меня всему, что она знает о демонах, и при этом не вызвать подозрений. Но почему-то тут же вспомнилась насмешка Велиала на тему того, что та до сих пор не обнаружила никого из падших, что разгуливают по школе… Почему охотники их не чувствуют? Что-то тут не так. Неужели…

      Я дёрнулась и больно ударилась затылком о свод крыши, но боль почти сразу затерялась на фоне шока от догадки. Конечно же! Как я могла раньше не догадываться об этом? Всему виной я. То же самое, что и у Лауры. Заклятия может и есть, но они дезактивированы, потому что Маргарет боится, что они сработают на меня. Это значит, что вся школа находится под ударом. Знает ли об этом Велиал? Скорее всего, да. Асмодей находится на территории не один год, вряд ли он не приметил бы каких-нибудь следов печатей и иной защитной магии.

      В таком случае, теперь уже я должна предпринять хоть что-то. Ведь из-за меня ученики и учителя находятся в опасности. Нет гарантии, что напоследок Велиал и остальные не решат, возвращаясь к себе в преисподнюю, сравнять всё с землёй.

      В раздумьях о возможных версиях последующего развития событий я не заметила, как пролетело время. Из-за тихо играющей в наушниках музыки я всё-таки услышала, когда Маргарет вышла из спальни поздороваться с библиотекарем. На всякий случай я тихонько подобралась к лестнице, чтобы расслышать хотя бы отрывки их беседы, но ничего важного сказано не было: Станиславский объявил, что завтрак готов, а сам он хотел бы провести время в одиночестве. Тётя возражать не стала, попросив только быть аккуратнее, напоминая о диких животных в окрестностях. Далее послышался звук закрываемой двери, видимо, демон решил не задерживаться. Подождав ещё чуть-чуть и не услышав больше ни слова, что означало, что тётя точно осталась одна, я спустилась вниз, намереваясь всё же допить свой чай.

      Оставленная мною чашка стояла всё на том же месте, разве что Асмодей вытер разлитый чай. Вода остыла. Немного поколебавшись, я выплеснула её содержимое и решила заварить свежий. Тётя сидела за столом и, завидев меня, посетовала на то, что она проспала всё и вся и что охотник из неё никудышный. Неожиданно для неё я рассмеялась. Маргарет расценила это как реакцию на её жалобу, не подозревая истинных причин.

      — Как спалось на новом месте? — поинтересовалась она, когда я села рядом. Стол был буквально завален едой. Чего не говори, а Станиславский не на шутку разошёлся, готовя завтрак для всех. Всего, что стояло на обеденном столе, хватило бы на десять человек.

      Я решила не дожидаться остальных, взяв с тарелки тост с творожным сыром, помидорами и базиликом. Тётя же наслаждалась тостом с яйцом пашот.

      — Снился отец, — стоило мне это сказать, как она замерла и настороженно посмотрела на меня. Я замолчала, решая, что это вполне исчерпывающий ответ на её вопрос. Сны об отце всегда были для меня тяжёлыми. Когда я была маленькой, то всегда просыпалась в слезах. Но и с возрастом мне тоскливо понимать, что его нет рядом со мной, и никогда не будет. Отец — эта та моя слабость, которую заметил во мне и использовал Велиал. Я не знаю, хорошо ли то, что я до сих пор тоскую по нему, но теперь это всё не имеет никакого смысла.

      Маргарет же, кажется, растерялась. Впервые, сказав, что мне снился отец, я никак не изменилась в лице, у меня не дрогнул ни один мускул, я не пыталась сдержать слёзы.

      — Нозоми, — тётя положила вилку и промокнула губы салфеткой. — Патрик был хорошим человеком.

      — Я знаю, — кивнула я, отпивая чай как ни в чём не бывало.

      — Мы все очень переживали, когда ваша машина попала в аварию. Эта фура…

      — Это был демон, — холодно ответила я, поднимая взгляд на тётю и пытаясь понять, знала ли она о том, что на самом деле произошло той проклятой ночью на трассе. Вдруг знала? Вдруг тоже обманывала?

      — Что? Нет, Нозоми! — Маргарет едва не опрокинула чашку. — С чего ты взяла?

      — Я вспомнила. Я всё вспомнила. И я знаю, кто убийца моего отца. Маргарет, — я встала со своего места и подошла к тёте, отодвигая стоящий рядом с ней стул. Сев рядом, я взяла её за руку и выдохнула, готовясь сделать решительный шаг, который окончательно и бесповоротно изменит всю мою жизнь. Всё это ради остальных. Я должна сделать хоть что-то. Хоть раз что-то ради других. Я не должна бояться, потому что слишком многое поставлено. И хуже всего то, что это не моя жизнь, а жизни людей: детей и стариков, молодых и пожилых. Слишком большие ставки в этой игре, которая теперь началась по моей вине.