Страница 39 из 45
На крик прибежал Демосфен с полотенцами, в которые близнецы были немедленно завёрнуты и отнесены в детскую.
- Ты что творишь?! – шипел на жену Демосфен. – Ты не мать, а мегера!
- И никакая не мегера, - обиделась Марина. – Меня в детстве всегда так лечили. Холодно, конечно… Зато помогает. И не ори, они спят уже, а ты их разбудишь…
Дети, согревшись в махровых пушистых коконах, и в самом деле уже спали, сладко посапывая. Демосфен осторожно положил ладони на детские лобики и удивился: холодные!
После ледяного купания болезнь, как ни странно, отступила – и утром дети дружно потребовали своих любимых «кренделюшек». Демосфен удивлялся, Марина пекла близнецам печенье, поила их клюквенным морсом и рассказывала любимые сказки. А когда температура опять подскакивала до тридцати девяти – шла морозить лёд.
Когда Анечка со Стасом поправились, Марина вспомнила о цветах. В её московской квартире осталось много цветов, и Марина каждую неделю приезжала – их поливать. И вот – оставила на целый месяц!
В почтовом ящике Марину ждало письмо. На штемпеле стояла дата месячной давности. Письмо пришло из Афин. Адрес отца Марина знала, но почерк на конверте был незнакомым. Отец до сих пор писал Марине на старый адрес, так как не знал нового: Марина складывала письма не читая. Демосфен так и не смог убедить её ответить отцу.
ГЛАВА 21. ЛЕНА МЕТАФИДИ
Харилаос
Вернувшись с работы, Демосфен застал жену в слезах.
- Понимаешь, он умер… умер! А я так и не сказала ему, что люблю его! Я не успела… а теперь некому – говорить, - плакала Марина, и Демосфен не знал, чем её утешить.
Письмо было коротким: «Отец умер (дата месячной давности). Похоронила (дата месячной давности). Приезжай. Лена Метафиди».
- А как ты его прочитала? Оно на греческом, а ты его не знаешь до сих пор, - не удержался Демосфен. – Со словарём, что ли, читала?
От возмущения Марина потеряла дар речи, даже плакать перестала, и свернула на мужа злыми глазами: «Я же не совсем дебилка. Ты сам-то помнишь, на каком языке со мной разговариваешь? И с детьми… Ты бы слышал, что они орали в ванной… Кто их научил таким словам? Я с тобой разведусь, ты дождёшься… А в словарь я только иногда заглядываю. Ты уж совсем… - надулась обиженная Марина (Демосфен улыбнулся: пусть злится, зато забыла о слезах).
Ехать на похороны было уже поздно. Но они поехали, оставив детей на попечение Ники и её мамы.
В доме своего отца
Лена встречала их в аэропорту. Марина видела жену своего отца впервые и удивилась: не молоденькая, да и не красавица. На монашку похожа. Тоже ещё… Нашёл себе, понимаешь, жену! Марина молча села в такси и за всю дорогу не промолвила ни слова. «Лена не виновата, - думала Марина. – Она ни в чём передо мной не виновата, но мне тяжело её видеть. А интересно, что ей отец обо мне рассказывал?»
«Она не виновата, что не смогла простить отца, - думала Магдалена, разглядывая в зеркале сидящую сзади Марину. – А у неё красивое лицо. Почти классическое. И фигура. Скопас вполне мог бы лепить с неё свою Нику (прим.: древнегреческий скульптор, изваявший знаменитую Нику Самофракийскую). Дочка Харилаоса!» Марина очень удивилась бы, узнав, что Магдалена знает о ней всё: Демосфен тайком от жены отвечал на письма её отца…
Дорога, петляя и прижимаясь к горе, понималась всё выше, и когда такси наконец остановилось, у Марины словно оборвалось сердце – и полетело, паря над землёй… Далеко внизу расстилалось море – голубое как небо. Марина впервые в жизни видела Эгейское море. Какая высота! Всё побережье как на ладони. И острова! А вдали, в голубой дымке – Турция!
Пройдя через маленький садик – два апельсиновых дерева, три оливы и грецкий орех – Марина оказалась в доме своего отца. Дом ей понравился: его любили, о нём заботились, и дом тоже заботился о своих хозяевах, окружая их теплом и уютом. Марина оценила всё: расшитую шелками скатерть (ручной работы), пышные занавески с фестонами, затейливые салфетки-ришелье и разноцветные герани на подоконнике. Марина выглянула в окно: прямо под окном на широкой грядке росла мята, анис и сельдерей. И пышные, буйно цветущие герани!
Герань любила Маринина мама, и она всегда у них росла. А без сельдерея в их е готовили ни одно блюдо. Марина до сих пор ела сыр, положив сверху веточку душистого сельдерея, добавляла его – и в творог, и в брынзу, и в борщ…
-Это Харилаос посадил, - проследив за взглядом Марины, тихо сказала Магдалена.
- Кто? – Да отец твой, Харилаос.
– Кто... какой Харилаос? Харалампий?
-Ты не знала, как звали твоего отца?
- Почему не знала? – удивилась Марина. - Его Хараламбосом звали. Я же Марина Харалампиевна.
Настал черёд удивляться Магдалене:
- Марина? Медея, тебе не нравится твоё имя?
- А там что? – вместо ответа Марина показала на стоящую во дворе цистерну.
- Вода у нас привозная, другой здесь нет. У нас хорошая вода, сладкая. Мыло хорошо пенится. В Афинах вода хуже, и на вкус другая… - Магдалена протянула ей стакан. Марина глотнула из стакана – вода и вправду оказалась вкусной.
-Это всё твоё, - сказала вдруг Лена, и Марина её не поняла. – «Что – всё?» - «Всё. Мы так решили. Отец завещал тебе всё: и этот дом, и квартиру в Афинах, и магазин… Это внизу, в городе. Два часа езды. Машина в гараже тоже твоя. Отдохнёте, потом отвезу вас на кладбище. Потом – к нотариусу».