На другом берегу

Ирина Верехтина

Это случилось давно – во времена, когда ещё не было сотовых телефонов и общение не было столь телеграфно-безликим – оно было живым и доставляло куда больше удовольствия. И не боюсь сказать – общались тогда интересней. И встречались чаще. И дружили крепче. А может, мне просто жаль моей молодости, которая, как и дружба, уходит от нас навсегда. Нам остаются только воспоминания. И с каждым прожитым годом они становятся светлей…

ГЛАВА 1. ХАРАЛАМПИЙ МЕТАФИДИ

Медея

Тысячи людей живут, не имея ни малейшего представления о походах выходного дня. (Да что там тысячи! Миллионы…). Марина не представляла своей жизни без походов. Помог ей случай – пригласила подруга. Марина согласилась из любопытства, а потом её, что называется, затянуло…

Она сменила много групп, пока не выбрала наконец свою: с дружной компанией и необыкновенными маршрутами. Она побывала в красивейших местах Подмосковья, о которых раньше не имела представления: в непролазной дремучей Мещоре, в сказочной долине родников (Марина насчитала их тридцать два) на реке Киреевке, на затерянном среди болот озере Чаек, на водопаде Гремячем с целебной радоновой водой…

Поначалу у нее болели непривычные к лесным дорогам ноги (километраж был нешуточный), но Марина быстро втянулась в походный ритм. В группе ей нравилось всё: и крепкий спаянный состав, и «бодрящий» темп, и руководитель. У руководителя было прямо-таки былинное имя – Илья Святославович, и былинная же внешность. Он словно сошёл с картины «Три богатыря» - густой чуб цвета спелой ржи, такие же ржаные усы и синие весёлые глаза – словно два бездонных омута.

Впоследствии выяснилось, что у «русского витязя» половина родни была из немцев, другая половина из эстонцев, но Марине к тому времени было уже всё равно: она влюбилась в Илью, что называется, по уши.

Илья Святославович Кестель нравился не только Марине – по нему украдкой вздыхал весь женский состав группы, и каждая втайне мечтала: «А вдруг он выберет меня?» С появлением Марины вопрос зазвучал по-другому: «А вдруг он выберет – её?» Ведь Марина была красивой, и знала об этом.

Отец Марины – Харалампий Метафиди – был обрусевший грек, а мать – чистокровная еврейка – черноволосая, с горящими глазами и царственной осанкой, настоящая Саломея, как говаривал отец. Она была на десять лет старше Харалампия, который женился на ней по любви. «Да, женился! И за семнадцать лет ни разу об этом не пожалел! – с гордостью признавался Харалампий друзьям. Он преподавал историю искусств в ****-ском институте, и Марина никогда не задумывалась о выборе профессии: она будет искусствоведом, как папа. Марина гордилась отцом.

По-настоящему Марину звали – Медея, так было написано в её свидетельстве о рождении: Медея Харалампиевна Метафиди. У неё и лицо было – как у Медеи: нездешнее, матово-гладкое, с резко очерченным ртом, изящно вылепленным подбородком и огромными – в пол-лица – глазами цвета мёда. Глаза словно жили на лице сами по себе, сверкая из-под длинных, вразлёт, бровей. При росте 164 сантиметра Марина вовсе не казалась маленькой – так гармонично была сложена.

Только имени своего – стеснялась, и когда в шестнадцать лет получала паспорт, хотела поменять Медею на Марину. Но отец, всегда спокойный и рассудительный, узнав о её решении, «вышел из берегов» - по определению мамы. Дома был скандал, и в паспорте она осталась Медеей, хотя представлялась всегда – Мариной.

В доме царили любовь и согласие, и детство Марины было счастливым. Харалампий относился к жене с нежностью и уважением, всегда называя полным именем – София (по-гречески «мудрая») и никогда – уменьшительным, и часто повторял друзьям: «Я никогда не жалел, что женился на моей Софии, и всю жизнь буду гордиться женой!»

«Пожалел» отец через год, когда Марине исполнилось семнадцать.

Чему быть, того не миновать

Ты должна меня понять, – втолковывал Харалампий дочери, но 17-летняя Марина никак не желала понимать, как можно бросить всё – и уехать. Отец собрался в Грецию, где у него, оказывается, осталась какая-то дальняя – седьмая вода на киселе – родня, и Харалампий решил начать жизнь заново. Марининой маме в этой новой жизни места не нашлось – отец уезжал без неё.

На вопрос «А как же мама?» Марина услышала: «Ты уже большая девочка. Взрослая уже. Пора начинать жить самостоятельно. Вот там и попробуешь. А с мамой будешь переписываться, захочешь навестить – я денег дам, мне для тебя не жалко».

Марина ехать в Грецию отказалась наотрез. Мать, напротив, приняла решение отца спокойно. «Я всегда знала, что когда-нибудь это случится, - сказала она Марине. – Он ведь моложе меня на десять лет, ему всего тридцать семь, а мне – под пятьдесят… Да и как я могу ему запретить? Чему быть, того не миновать. Зато я восемнадцать лет прожила в раю!»

Оказывается, отец на десять лет моложе мамы! – удивлялась Марина. – А выглядит старше! А мама – выглядит моложе, и красивая, как настоящая Саломея! Как же он может – бросить её и уехать?! Марина удивлялась, мать молчала, отец оформлял документы на выезд – на себя и на дочь. Проблем с оформлением не было – отцу прислали из Греции вызов. Приглашение.

«Я. Никуда. Не поеду» - ледяным голосом отчеканила Марина. Она никогда не позволяла себе такого тона с отцом. Отец взорвался (чего он тоже никогда себе не позволял): «Но почему? Почему?! Не понравится – уедешь. Но тебе непременно понравится. Подумай, сколько поколений твоих предков жили на этой земле! Это наша с тобой страна, наши с тобой истоки… А мама останется здесь. Она не хочет ехать. Я каждый месяц буду присылать деньги, мама ни в чём не будет нуждаться, я обещаю! Устроюсь на работу и буду присылать… Что ты так расстраиваешься? Мама у тебя есть, она никуда не денется», - уговаривал Харалампий строптивую дочь.