Страница 37 из 45
Остановился Дионис, когда миска перед ним опустела. И сказал удивлённо: «Неужели я всё это съел?! Я нечаянно!» - и Марина расхохоталась: губы у паренька были измазаны повидлом, щеки и нос в сахарной пудре – сам как левашник! – а глаза, ставшие от удивления ещё больше, уже не умещались на лице!
- А хочешь, я отработаю? – перешёл на «ты» паренёк и даже не заметил этого (с Мариной было легко). Может быть, тебе… вам… нужен работник? – смущенно бормотал Дионис. (Вот сейчас она скажет: мал ещё, подрастёшь – приходи. Или ещё что-нибудь такое скажет…)
- А что ты умеешь делать? – сказала Марина.
- Я умею варить кофе, - улыбнулся Дионис. – А этот (он отодвинул стоящую перед ним ч䌁шку) – этот не настоящий. Хочешь, я сварю тебе - нас䐠ящий?
-Хочу, - просто ответила Марина. Дионис оказался настоящей находкой, и в том, что маленькая кондитерская полюбилась афинянам, была немалая заслуга выдумщика и фантазёра Диониса – мальчика, носящего имя бога…
Выдумщики
Марина тоже была выдумщицей. Это она придумала – открыть кондитерскую. Демосфен хотел – ресторанчик. Но Марина впервые возразила мужу: «Ресторанов в Афинах много, зачем ещё один? А кафе-кондитерская с горячими пирожками идеально подходит для завтрака. К нам будут ходить! Я умею печь пирожки». Демосфен давно убедился в том, что это не пустые слова: готовить Марина умела.
- Но ты не справишься одна, - только и сказал ей Демосфен.
- Не беспокойся! Если бог дал нам это кафе, он позаботится и о работниках.
«Как в воду глядела!» - думал Демосфен. Ещё он думал о покупке дома напротив. Дом продавался, а кондитерскую требовалось расширять: желающих позавтракать русскими пирогами было уже больше, чем вмещало их маленькое кафе, да и днём приходили – посидеть.
Женщины листали модные журналы (Демосфен привёз их целую кипу – из Парижа и из Рима, куда они с Мариной ездили «развеяться» и, как выражалась Марина, «накрутить километраж») и трещали без умолку, заедая разговоры пирожками, а пирожки запивая чаем из настоящего русского самовара. Самовар стоял на специальном угловом столике, и посетители, отвернув фасонистый краник, сами наливали себе чай, доливая заварку из бокастого расписного чайничка, стоящего на самоварной крышке – чтобы не остыл. За чай у Марины не требовали платы – пей сколько хочешь, не жалко.
Женщины наслаждались беседой, дети хрустели печеньем и сосали через соломинку ледяной кофе-гляссе, в котором плавал шарик пломбира. Играли в забавные игрушки-кренделюшки, как их называли Маринины близнецы Аня и Стас. Впрочем, Демосфен всегда звал детей полными именами.
Дети играли, грызя печенье и маковники, мужчины вели длинные неторопливые разговоры, прихлёбывая кофе из маленьких чашечек (на столе перед каждым стояло пять-шесть – уже пустых). Чашки были гордостью Демосфена, их изготовили по специальному заказу: на чёрном фоне – бирюзовые стилизованные волны, в центре каждого блюдечка – медноволосая женская головка в бирюзовом овале, с гордо поднятым подбородком и завораживающим ледяным взглядом застывших глаз, - так похожая на Марину!
Прежде чем поставить чашку на блюдечко, мужчины восхищенно цокали языками. «Ах, какая женщина! Царица!» - услышала как-то Марина («Ах, какая женщина, какая женщина… Мне б такую!» - вспомнилась Марине популярная в России песня, и она неприметно вздохнула.
Ей хотелось в Москву, в их с Демосфеном загородный дом, который они почти выкупили (а собирались десять лет вносить по кредиту), в лес, где с вековых могучих елей тихо падают снежинки, где в призрачном свете луны танцуют на поляне феи… Демосфен возьмёт отпуск, и они отправятся домой! И целых две недели будут кататься на лыжах (а может быть, целый месяц!). А потом вернутся в Афины, где будут жить до лета.
Свинячий восторг
Летом они забирали детей и уезжали «домой», как упрямо говорила мужу Марина. Теплолюбивая Марина, хотя и не была любительницей трескучих морозов, но афинское огнедышащее лето переносила ещё тяжелее. Солнце свирепствовало повсюду, раскаляя добела афинские улицы. Каменные мостовые, казалось, вот-вот расплавятся. Жизнь замирала, скрываясь в домах и офисах, где мощные кондиционеры работали на износ.
И только поздним вечером, когда спадала жара, улицы заполнялись людьми, открывались магазины, кафе, рестораны – и до самого утра здесь бурлила жизнь, и можно было спокойно ходить по улицам…
Марина не любила многолюдных улиц и ночных посиделок, и однажды заснула прямо в ресторане – и Демосфен, под завистливо-восторженные взгляды афинян, на руках отнёс её в машину и привёз домой… И сдался!
На лето кондитерская закрывалась, и вся семья уезжала в Россию. Да и кому в сорокаградусную жару взбредёт в голову есть горячие пирожки. А осенью - возвращались: детям пора было в школу. И снова плыл из дверей кондитерской восхитительный аромат свежеобжаренных кофейных зёрен… Кофе здесь подавали с огня, горячий, густой и необыкновенно вкусный: Марина с Дионисом добавляли в него… Стоп! Не будем выдавать чужих секретов! Рецептов приготовления кофе Марины не давала никому, даже Нонне.
Прошлой зимой Нонна с Павлом гостили у них. Сидели заполночь на веранде, пили греческую мастику и русскую водку, ели жаренную на углях рыбу – утреннего улова, пояснила Марина. И встретив недоверчивые взгляды гостей, улыбнулась – «Здесь не бывает другой, море рядом!»
В море все четверо наплавались, по выражению Демосфена, «до свинячьего восторга»
- Ой, вода какая хорошая! Градусов двадцать есть? Я балдею» - это Нонна.