Страница 30 из 45
Выйдя из подъезда, Илья примостился на качелях. Он подождёт. Темно уже, пора бы Марине вернуться, кто же по ночам на лыжах катается? Но Марина не вернулась, и Илья, прождав её до утра и промёрзнув до костей, поехал в больницу к Вале.
ГЛАВА 15. ТАНЦЫ ПОД ЛУНОЙ
Бегучие огни
Марина радостно всматривалась в далёкие огни, забыв о холоде и не чувствуя больше усталости. Теперь она дойдёт и сядет в поезд. Вот только – поле перейти… Ноги не держали Марину, и она шлёпнулась. И тут – кр-рак! – лопнула дужка крепления. Не везёт ей сегодня! Теперь придётся идти пешком. Ничего, она дойдёт. Вот только – поле перейти.
Она аккуратно связала бечёвкой ставшие бесполезными лыжи и, взвалив на плечо, пошла пешком. Ноги утопали в снегу, лыжи больно врезались в плечо, а огни были всё так же далеки!
- Блуждающие огни, - устало думала Марина. Зря она радовалась… Это вовсе не поле, это замёрзшее болото! Только на болотах бывают такие обманные огни, огни фантомы. Они зовут за собой одиноких путников и заманивают всё дальше… Ей никогда отсюда не выйти.
Она вдруг поняла, что никуда не идёт. Сидит на снегу и по детской привычке размазывает по щекам слёзы сжатым кулаком. «Сидеть нельзя, замерзнешь!» - сказала себе Марина. И вот она уже дома, на плите свистит, закипая, чайник… А может, это свистит ветер в полях?
Марина хотела встать – и не смогла. Ноги больше не желали слушаться, и Марина подумала, что если она умрёт, об этом никто не узнает и никто не будет плакать о ней, не будет её искать. Её никто не найдёт…
Танцы под луной
Дима нашёл Марину, завершая ежевечерний десятикилометровый круг на лыжах – он тоже любил хороший километраж и не давал себе поблажек. Вот и сегодня, вернувшись с работы позже обычного, поехал кататься. В лесу уже стемнело, но на просеке можно было разглядеть лыжню. Дима решил вернуться домой через поле. В свете серебряной луны оно казалось призрачным, ненастоящим, а Дима верил в чудеса. Вдруг ему повезёт – и он увидит эльфов, танцующих под луной!
С наслаждением вдыхая морозный воздух, Дима пёр напрямик через поле, чувствуя, как ноют усталые мышцы: все десять километров он бежал не останавливаясь. Достигнув поля, Дима разрешил себе перейти на шаг. И – нашёл Марину! Вернее, сперва он нашёл лыжи, аккуратно стянутые бечёвкой. Метрах в пяти от лыж темнел на снегу бугорок. Дима подъехал поближе. – Бабушка! Замёрзла!
Дима положил голову бабушке на грудь и услышал, как бьётся её сердце. – Живая! – с облегчением подумал Дима и, взвалив на плечи неподвижное тело, удивился: «Вот так бабулька – божий одуванчик. Невесомая, точно эльф. А рюкзак у эльфа – мама дорогая… И понёс её леший на ночь глядя на лыжах!
- Сейчас, сейчас, - торопливо шагая через поле, скороговоркой бормотал Дима. – Я вас чаем напою горячим, спиртом разотру – и всё пройдёт! А утром домой отвезу, на мерсе.
Как здорово, что он сегодня поехал, заставил себя, хотя ему страшно не хотелось: он поздно вернулся с работы и зверски устал. Хорошо, что поехал! Ещё бы немного, и она бы замёрзла. А она – дышит! Дышит! – радостно повторял про себя Дима.
Заперев ворота на магнитный замок, Дима отнёс свою ношу в дом и бережно опустил на диван. В доме было тепло, в гостиной горел камин. Дима заботливо укрыл бабушку шерстяным ирландским пледом – с головой, чтобы скорее согрелась.
- Дим, кто это? Ты кого притащил? – в гостиную вошла девушка, чем-то неуловимо похожая на хозяина коттеджа.
- Сам не знаю, - признался сестре Дима. – Бабушка… Замёрзла. Сейчас размораживать будем.
Вдвоём они стянули с неподвижной женщины обледеневшую куртку (как же она в такой шла?), размотали тёмный старушечий платок – и ахнули: под мешковатой, мокрой и грязной одеждой оказалась удивительной красоты девушка с бронзовыми длинными волосами (Дима ни у кого не видел таких волос!). Под тёплым пледом щёки незнакомки порозовели. На виске подрагивала тоненькая жилка.
- Вот так бабушка! Колдунья. Медея! – обрёл дар речи Дима.
- Ну что же ты? Буди её поцелуем в уста, а я пойду поставлю чайник, - поддразнила Диму сестрёнка и убежала на кухню.
- Ну давай, просыпайся, спящая красавица! – сквозь сон услышала Марина. – С неё портреты писать, а она в снегу валяется…
Медея
Кто-то настойчиво тряс Марину за плечо, и она открыла глаза. – «Ух ты! – восхищённо присвистнул кто-то у неё над ухом. – Глаза у нас золотые, как мёд! Ты не гречанка случайно? Только у греков – такие глаза…»
- Не знаю. Может да, может нет, - через силу улыбнулась Марина склонившемуся над ней парню. В его глазах, неотрывно смотрящих в глаза Марины, искрилось веселье. А у него красивые глаза…
- Калос иртатэ! (прим.: «с приездом», греч.) – схохмил парень и, перейдя на греческий, заговорил взволнованно и быстро. Марина не поняла ни слова.
- Подожди, я не понимаю ничего…
- Не понимаешь? Родной язык не понимаешь? – огорчился незнакомец (сколько ему, интересно? Лет тридцать… или меньше?)
- К тому же, у тебя странное произношение, - не удержалась согревшаяся под пледом Марина. – И не тарахти! Завёлся как радио. Эзо Афина, – съехидничала Марина (прим.: этими словами начинает радиовещание «Голос Греции»). Она не помнила, как оказалась в этом гостеприимном доме, но ей здесь было хорошо – впервые за последние пятнадцать лет…
- Значит, радио мы слушаем, – заключил довольный Дима. (Чтобы «поймать» афинское радио, недостаточно просто включить радиоприёмник: нужна хорошая антенна. Антенны у Марины не было, она вставляла в разъём приёмника длинную тонкую проволоку с расщеплённым на тонкие усики концом, который выпускала на улицу, защемив оконной рамой. Ещё надо было знать время передачи. Ещё – отыскать на шкале нужную волну. И тогда – в маленькой квартирке на окраине Москвы говорили Афины…