Страница 12 из 21
Тот, кто не дал мне врезаться в фуру, оказался вовсе не мальчишкой, а девушкой. Очень худая, поджарая, словно лесной заяц. И босая. Из одежды – рваные темные джинсы и светлая замызганная мужская рубашка с подвернутыми рукавами. Короткие черные волосы грязными сосульками лезут в глаза. Деваха улыбается странной полусумасшедшей улыбкой. Если начистоту, то встретить в подворотне здоровенного мужика с пером мне было бы приятнее, чем эту принцессу.
– Как ты здесь оказалась? – спрашиваю я, подойдя ближе.
Молчание.
– Как тебя зовут?
Тишина.
Протягиваю руку – девчонка отступает.
Ну и черт с ней.
Сажусь в машину, но не успеваю завести двигатель, как дверь хлопает – и вот уже девица расположилась на заднем сидении.
– Выматывайся, – устало прошу я.
Молчание.
– Вон отсюда, – уже с нажимом.
Тишина.
Выхожу из машины, но едва протягиваю руку, чтобы открыть заднюю дверь и вытащить нахалку, как девка проскальзывает на мое место и включает передачу. Я и выругаться не успеваю – а машина уже дергается и, рванув на пару метров, застывает.
Ага. Водить-то угонщица не умеет. Шагаю вразвалочку, но едва дохожу до джипа, как он снова рвет на пару метров. Ладно, водить она умеет.
Эта игра мне и раньше не нравилась, а теперь начинает бесить по-настоящему.
– Прекрати! – рычу я. – Что тебе надо?
В ответ натужно ворчит мотор.
– Хорошо, – догадываюсь я. – Отвезу тебя, куда скажешь. Но сначала мы поедем туда, куда нужно мне. Это срочно. Договорились?
Никакой реакции.
– Отвезу. Обещаю. Ну, хочешь – поклянусь. Чем там тебе поклясться? Ты же вроде как жизнь мне спасла. Так что отвезу тебя – и мы квиты. Договорились?
Ответом мне становится приоткрытая водительская дверь.
Пока устраиваюсь на своем сидении, грязнуля успевает перелезть на заднее.
До пункта назначения мы добираемся почти в полночь. Джип тащится по пыльной дороге, больше напоминающей ребристую доску для стирки, которой когда-то в деревне пользовалась моя бабка. В редком окне горит свет.
Ленина 13, Ленина 15… Нажимаю на педаль тормоза и еще раз проверяю адрес. Ленина 17. Адрес верный, но это не меняет того факта, что фары джипа буравят черные, обглоданные пожаром бревна. То, что некогда было домом, теперь напоминает сюрреалистичный выставочный стенд. До основания сгорела только фронтальная стена и часть крыши, и теперь перед глазами открываются внутренности дома: металлический, потемневший от копоти остов кровати, печка со светлыми боками, разбросанная по черному полу черная посуда, осколки стекла. Дом, похоже, сгорел недавно: сквозь пепел еще не пробилась трава.
От созерцания этой картины меня отвлекает странное дробное постукивание, которое доносится с заднего сидения. Я и забыл, что взял попутчицу: так тихо и незаметно она себя вела. Оглядываюсь. Деваха смотрит сквозь меня на останки хаты, обхватив колени руками. На щиколотках – цыпки, как у беспризорников. Глаза – мутные, неживые. Зубы выстукивают дробь.
– Замерзла?
Ответа, само собой, не получаю.
В машине довольно прохладно, но не до такой же степени.
Умом понимаю: от этой красотки нужно избавиться. Но вместо этого, сфотографировав пепелище на смартфон, я разворачиваю джип и возвращаюсь туда, где раньше заприметил дымок над банькой. Приказываю девице оставаться на месте – слышит ли она меня? – а сам направляюсь к дому. Обычная деревенская хата. Из штакетин ограды выглядывают хилые цветочки. Во дворе, гремя цепью, до хрипоты натягивая ошейник, лает собака.
Заспанный седой мужик с бородой, как у староверцев, ни в какую не хочет войти в мое положение – пока не получает рулон купюр, стянутых резинкой. И десяти минут не проходит, как он со своей бабой уже тащится на другое место ночевки. А еще через полчаса, обвязав бедра полотенцем, я выхожу из баньки, бодрый и полный сил. Чудила же моя, вжимаясь в угол предбанника, смотрит на меня из-подо лба.
– Теперь твоя очередь, – натягивая майку, говорю я.
Она и ухом не ведет.
Тогда я наклоняюсь, чтобы затащить ее в баню (рядом с ней даже одним воздухом дышать неприятно, не то, что спать) – и с воем отскакиваю. Эта стерва полоснула меня своими длинными грязными ногтями! Теперь над пластырем, который скрывает следы боя со стеной, красуются четыре царапины, стремительно набухающие кровью.
– Значит так, – разделяя слова паузой, произношу я. – Или ты сейчас же пойдешь в баню, или вали отсюда ко всем чертям. Потому что после этой выходки я могу посчитать, что больше ничего тебе не должен.
Наверное, эта немая красотка рассмотрела черными глазищами то, что и в самом деле выражало мое лицо. Потому что, потянув время, она все-таки поднялась.
– Потом наденешь этот балахон, – я киваю на тряпку наподобие ночной сорочки и оставляю попутчицу наедине с ее тараканами.
Свет в доме едва теплился. Вокруг единственной лампочки сонно, с гипнотическим упорством, наяривает круги муха. На дубовом столе расставлены потертые, со сколами, тарелки, на них лежат толстые куски вяленого мяса, хлеба и сыра с тмином. В литровой банке жмутся друг к другу соленые огурцы. В пузатой бутылке томится мутная жидкость.
Я выливаю чуть этой жидкости на царапины. Щиплет. Хорошо. Опрокидываю в себя полстопарика – просто, чтобы отшлифовать саднящую боль в руке.
Глубокая ночь. Весь день в дороге, я должен быть измотан и голоден, как черт, а сил словно прибавилось. Но я вынужден сидеть здесь, словно на привязи, дожидаясь утра.
Выпиваю еще полстопарика. Огненная жидкость растекается по сосудам. Распаляется кровь. Нечто подобное я чувствовал в юности, безо всякого алкоголя, просто представляя, как провожу пальцем по тонким губам Дикарки.