Страница 13 из 21
Когда мы были соседями, я пару раз подбирал ее на улице, словно бездомного котенка, и приводил к себе домой, чтобы промыть ссадины. Аккуратно обрабатывал края ранок зеленкой, и мое сердце вздрагивало вместе с ее коленкой, когда ей щипало. Я не хотел причинять Дикарке даже такую боль. Все, чего я действительно хотел, так это оттянуть ее майку над грудью и заглянуть поглубже – так, как мне позволяли делать другие самочки.
Эти воспоминания вызывают во мне прилив желания, и я сужаю глаза, думая о том, как сильно хочу женщину, с которой не то, что не целовался, но даже касался ее считанное количество раз. Еще вчера она была так близко, почти стала моей. А теперь я понятия не имел, где она и с кем.
Снова выпиваю. И еще раз. В голове приятно, едва ощутимо туманится. Я достаю из джинсов набросок. Некоторое время рассматриваю его, похрустывая огурцом. Не хватает света. Нахожу спички и зажигаю на столе оплавленную свечу.
Медленно, вдумчиво вожу пальцами по наброску. Перебираю чужие взгляды, вслушиваюсь в сердцебиение похитителя, словно наматываю на клубок тонкую, едва ощутимую, нить. Эта нить приведет меня к Дикарке.
Моя попутчица входит в дом – и я, отложив набросок, перестаю жевать. Наконец, она стала похожа на почти нормальную девушку. Балахон скрывает ее фигуру, но ноги выглядят что надо. Оказывается, короткие волосы у нее только спереди. Сзади она убирала их в хвост или косу и прятала за ворот рубашки. Но теперь распущенные влажные волосы, шелковистые, с легкой волной, стекают до груди.
– Садись, – приказываю я, когда ко мне возвращается дар речи.
На мое удивление она садится, на самый краешек стула.
– Ешь, – подвигаю к ней тарелку с сыром.
Девица косится на меня, но сыр берет, двумя руками, как мышка. Сгрызает его в один момент и тянется за мясом. Наблюдая за ней, я опрокидываю еще один стопарик. Следующий я наполняю для нее – может, хоть самогон развяжет ей язык.
– Пей.
Она качает головой.
Я встаю.
Девица вскакивает со стула. Сверлит меня взглядом, дожевывая мясо. Это ж как ей хочется есть, что она до сих пор не сбежала!
– Пей, я сказал!
Жду.
Потом хватаю ее за подбородок, чтобы влить в этот молчаливый рот хоть один стопарик, но она уворачивается, расплескивая содержимое. Первач проливается на сорочку.
После этого у меня в мозгу словно помутнение происходит – от переизбытка энергии, или первача, или какого-то свирепого, непреходящего желания женщины, которую похитили. Так что я резким движением переворачиваю недотрогу лицом к столу и надавливаю рукой на ее спину. Девица сопротивляется, извивается, пытается дотянуться до меня, но все без толка. Я уже чувствую ее горячее бедро под моим пальцами... Слышу звон тарелок, смятенных ею со стола…
Похоже, она цепляет свечу, потому что свет меркнет – но только на мгновение. А затем огонь разгорается ярче. Не ослабевая хватки, я оборачиваюсь – и цепенею. Мой набросок пылает! Хватаю его, трясу, но тщетно. Огонь только жалит мои пальцы.
Я почти не чувствую боли – настолько пьян. Держу пальцы в прохладной воде в рукомойнике. Затем падаю на кровать. И вырубаюсь.