Страница 13 из 31
***
Так непривычно видеть мужчину перед плитой; Пит, вооруженный сковородой, готовит нам омлет с беконом, кусочками помидоров и сыра. Аромат, повисший терпким привкусом горячего шоколада, приторно-сладкий запах жареных блинчиков со сгущенкой — чувство прекрасного начала утра.
А ведь моя любовь к сыру могла бы потягаться только с моей любовью к шоколаду.
Пока Пит раскладывает по тарелкам приготовленное, сажусь за стол, на талии задрав мешковатую рубашку, чтобы удобней усесться на стуле. Пит разливает по чашкам коричневый напиток, усаживается и разделяет со мной трапезу.
— Может, чаще будешь так ходить? — кивком головы Пит указывает на вырез рубашки. Слежу за его взглядом, и щеки вспыхивают огнем, быстро поправляю, на что мужчина издает открытый смешок. — Нравится?
Давлюсь горячим шоколадом, скрываю кашель под смехом и частичным смущением.
Мысли роются в суматохе, туго соображаю, про что имеет в виду, только затем понимаю смысл его вопроса и торопливо отвечаю:
— Уфу.
С набитым ртом неудобно как-то отвечать, в итоге вместо «угу» получилось «уфу».
Пит заводится в смехе, не в силах или не желает останавливаться. Хочу разозлиться или сделать обиженный вид, но ничего не выходит — уголки губ невольно поднимаются, принимая его озорство.
Шутим, узнаем как можно больше друг о друге. С ним я забываюсь. С ним вижу будущее.
Не помню, что такого сказала, но Пит одним шагом оказывается возле меня и начинает щекотать. Заливаюсь громким смехом, не выдержав пытки, сваливаюсь со стула, за собой прихватив руками за ворот футболки и Пита. Мы безудержно смеемся в голос, но Пит резко прекращает, задерживая завороженный взгляд голубых глаза на моих губах. Хватает одного его взгляда, одного прикосновения, не только замереть, бездыханно, но и заставить отбивать ритм сердце, а глаза затуманиться серой дымкой от возбуждения. Его губы настолько близко, но он не собирается делать шаг навстречу. Тогда я сама проявляю инициативу, жадно начиная терзать сладкие от сгущенки губы. Выходит пылкий, страстный, с толикой нежности от его мягких податливых губ, поцелуй. От нехватки кислорода нам приходится оторваться друг от друга. Переводя тяжелое дыхание в норму, он поднимается на ноги, за руку поднимая меня с пола.
Деликатный момент рушит настойчивый звонок телефона, раздающийся трелью на верхнем этаже. Исподтишка Пит бросает на меня вопросительный взгляд, и, извинившись, исчезает в своем кабинете. Про себя отмечаю — в ближайшее время он не выйдет, тогда решаю чем-нибудь занять себя.
Со стола убираю грязные тарелки и ставлю в раковину под потоки воды. Намываю, вытираю сухим полотенцем и ставлю наверх, в шкафчик.
Отправляюсь в гостиную; пока плохо ориентируясь в просторном доме, не могу найти, где, в каких местах что находится. Минут эдак через десять мучительными попытками все-таки нахожу пульт, но никак не вижу сам источник. Только впоследствии нажиманий на красную кнопку, цифровой проектор откликается, изображением высвечиваясь на стене возле стоящего, с ночи потухшего камина. Воспоминания всплывают на поверхность ни кстати.
До сих пор помню сладость тела Пита, отвечающее на мои неумелые ласки. Слияние обнаженных тел, страсть, вперемешку с мягкой лаской, распаляющей искру во мне.
Огонь.
Жаркие языки пламени охватили нас, не желая выпускать из самого очага.
Мое влажное податливое тело в унисон двигалось, выгибалось ему на встречу. Он оказывался прижат ко мне, руки путешествовали по всему телу, ласкали, мяли набухшие груди, а губы распаляли эффект. Плавные покачивания в такт моим движениям.
Еще воспоминание дополняется в долговременную память с Питом.
Беспорядочно переключаю каналы на ТВ, энергично нажимая кнопки на пульте управления. Путного ничего не найдя, пульт подскакивает на софе, и…
Новость ошеломляет меня, в буквальном смысле огорошивает, оставив с остатком возмущения. Не ожидала, если честно.
Мое внимание привлекает фотография на газете и ниже приписанная статья под заголовком.
— Черт! — отшвыриваю от себя злосчастную газету. Та, с гладкого стола скатывается и летит на белый ковер.
Ураганом влетаю в кабинет Пита, сшибая все на своем пути. С нескрываемой злостью я расшвыриваю бумаги на столе перед его носом и кулаком ударяю по деревянной поверхности. Мой напыщенный вид подобен павлину: глаза сужены, руки сжаты в кулаки, а спина выгнута, готовая к нападению.
— Я перезвоню позже, — Пит прекращает разговор по телефону, отложив его в дальний ящик стола, побоявшись, что мои руки могут дотянуться и до него.
Через стол нагнувшись, с металлическими нотками отчетливо проговариваю:
— Что. Это. Означает?
Пит делает вид, что не понимает. Ничего, сейчас поймет!
— Китнисс...
— Какого хрена, ты выставляешь напоказ отношения? Скажи честно, ты этого желаешь? Ты этого добивался?
— Прошу, подбирай слова. И, Китнисс, я не в курсе, в чем ты пытаешься меня обвинить.
Как я недавно узнала, Пит не любит, когда кто-то ругается в его присутствие, да и сам он предпочитает обходиться иным словарным запасом, который у меня слишком маленький.
Немного успокаиваюсь, когда начинаю рассказ.
Пит внимательно выслушивает меня, не перебивая, и теперь переваривает информацию.
— Думаю, уляжется за дня три-четыре — минимум, максимум — за неделю.
— По-твоему, это все в порядке вещей? — меня начинает злить его холодное спокойствие.
— А что не так?
— Что не так! Тебе совсем безразлично, когда за твоей спиной обсуждают твою личную жизнь? К сведению, не люблю распространяться о личном, касающемся меня, а теперь — и тебя!
И впредь не допущу подобного, чтобы каждый затрагивал тему моей жизни, моих поступков, их морали.
— Хорошо, Китнисс, я все улажу, а теперь иди, мне нужно работать.
Такой ход событий, конечно, не устраивает мою внутреннюю гордыню. Меня просто-напросто выпроваживают!
Не понятно откуда взялась дерзость моих действий, но я без стеснений устраиваюсь на коленях, припав к губам Пита. Он в ответ издает удивленный вздох, а руки безвольно лежатся по обеим сторонам от меня на столе. Сжимаю кисти его рук и прислоняю к своей груди, слышу, как он прерывисто дышит, прикрыв веки. Я коварно улыбаюсь его реакции и продолжаю начатое: ерзаю так, что его эрекция, несомненно, сразу отзывается, но его руки, крепко держащие меня за талию, поднять или опустить не позволяют. Языком раздвигаю губы, пробуя на вкус, от них еще пахнет шоколадом. Сперва он не сопротивляется, даже перенимает мою игру, позволяя мне руководить процессом.
Ослабляю хватку. Пусть думает, что власть у него…
Ладонью провожу по паху через ткань штанов, чувствуется, какой он твердый, как камень, готовый. Стон Пита отзывается где-то во мне, когда провожу повторно. Я выучила все его привычки за малое количество проведенных вместе дней. И теперь знаю, на что надавить, чтобы вызвать дрожь в его теле; что сделать, чтобы Пит стал раскрепощенным. Знаю все приемы, воспользовавшись которыми, я смогу довести его до помутнения рассудка. И меня в заключении тоже.
Увы, сегодня не мой день.
Пит моментально все прекращает, принуждая и меня завершить. В недоумение пялюсь на него, ведь он не в силах больше сдерживаться, но с твердой волей в глазах, не смотря на физическую потребность во мне, он осмеливается меня остановить.
— Мне нужно работать, — он выдавливает слова через силу, видно, вот-вот сорвется.
Хочу довести до крайней точки, но рука останавливает в тридцати сантиметрах от него.
— Китнисс.
Гневно сверкаю глазами, и, отбросив его прижимающую меня за ягодицы руку, быстрым шагом направляюсь к выходу, и, ничего не сказав, хлопаю дверью.