Гончая Бера

Думал он и о крылатом враге. Почему ворон в решающий миг ударил по детям змеи и спас последнего волка?

Что ж,  как бы то ни было, но Зоул до конца выполнил свой долг перед племенем Кайр, погибнув за него. Сур же выжил и теперь у него иная дорога - участь последнего брата Круга. Слишком долго он бежал от нее. Теперь придется испить до дна.

Когда Сур достаточно окреп и выучил язык, они с Алао, так звали верховного жреца старики помощники, подолгу сидели вечерами у горящего очага.

Юноша рассказал хозяину о своей жизни у кайр и пути, что привел его в долину льда, умолчав, однако, обо всем, что было связано с Суром - волком. Поведал и о появлении своем в племени и о том, что не знал и якобы до сих пор не знает, кто он и откуда. В ответ старик говорил об обычаях и богах разных племен, что приходили к его святилищу, о небесном лосе, породившем все сущее, о хозяине лесов медведе и подземном быке. Иногда перед костром сидели помощники жреца, добавляя к рассказу что-то свое.

Сур старался сполна утолить свое любопытство, расспрашивая жреца, благо иных дел у него не было.

Скажи, Мудрый, почему в мире так много богов, у каждого племени свой?

Старик лукаво улыбнулся.

Так ведь боги тоже не всемогущи. Разве может один всюду поспеть, всех услышать, охранить достойных защиты и покарать виноватых? Вот и поделили они меж собой людей. Да и многие из них тоже раньше были людьми…

А я слышал, что боги одни, а имен у них много.

Что ж, может и так.

А Ты какому богу служишь, мудрый?

Мой бог - та суть мироздания, что дает жизнь всему живущему, тот бескрайний океан жизни, что разлит над мирами.

А те, кто живут в стойбище у подножия твоей горы, те, кто приходят к тебе за советом, они верят, что ты повелеваешь духами, говоришь с солнечным лосем и хозяином леса…

Я не обманываю, только называю иным именем животворящую силу.

Кто же тогда сотворил все сущее? Кто задумал его таким, каков он есть?

Жрец замолчал, но ненадолго.

Ты веришь, что мир один? – в глазах старика пряталась насмешливая искорка. - Нет, они бесчисленны, словно блики на воде. Один отражает другой. Стоит ветерку коснуться зыбкой глади: отражение исказилось, и вот уже не поймешь, где конец, где начало.

Теперь замолчал Сур, не зная, как спросить о том, что волновало его больше остального. Но хозяин его опередил.

-Ты ведь Берюк, волчий пастух?! – Пронзительно голубые, почти белые, очи жреца глядели в упор. Он не столько спрашивал, сколько утверждал. - Потому волки и хранили тебя!?

-Волчий пастух? – юноше не нужно было изображать удивление, – кто это?

-Юкен, гончая Бера. Мой род помнит! Мы храним верность.

-Верность кому?

-Братьям, оставившим нам свою мудрость. Братья Йельен и Юкен, крылатый воин и пастух волков. Они пришли по дороге ветра и поставили моих предков хранить ключ к вратам Бера.

-Ключ, к вратам? Куда?

-За край мира. В Темные леса, из которых пришли братья.

-Они пришли вместе?

-Да, вместе. Волк и Ворон.

-Я могу увидеть ключ?

-Сначала ответь, - старик был непреклонен. – И если ты пастух волков, то я проведу тебя!

-Что тебе ответить, Мудрый? Да, я последний брат Круга, сосуд для Волка истинного. Но мне не чем доказать. Я растерял то, что имел и не могу изменить обличие…

-Свою суть утерять нельзя, – покачал головой жрец, - если ты пастух волков, это навсегда. Я покажу тебе грани твоей души. Сейчас самое время. Ты согласен?

-Я готов. - Юноша вскочил на ноги, зацепился ногой за шкуру, чуть не упал, и схватился за костыль.

-Не торопись, - старик подал ему меховую малицу, - сначала оденься.

Они выбрались из палатки. Жрец прихватил толстую тлеющую головню из очага. Ночь уже погасила короткий зимний день. Звезды сверкали на черном пологе безлунного неба, и снег искрился под холодными колючими лучами. Старик направился за палатку, мимо отхожей ямы и кучи дров, к каменной стене.

-Прихвати хвороста, – бросил он юноше, не оборачиваясь.

Набрав охапку промерзших веток, Сур последовал за хозяином. Пробираясь по глубокому снегу, жрец приблизился к стене грота и вдруг пропал, словно провалившись в нее. Сур бросился вперед и увидел: в камне, за каменным выступом, таилась щель, наискось уходящая в скалу и совершенно не заметная издали. Сухопарый старик с горящей головней свободно шел по узкому проходу, а широкоплечий Сур едва протискивался между стенами, царапая их ветками.

Но всего через десяток шагов стены прохода разошлись. Впереди лежала темная пещера. Старик уверенно направился вперед, прошел три шага и, опустив головню к полу, остановился, поджидая гостя.

-Сложи костер, – велел он юноше, показывая рдеющим концом ветки на круг сухой золы.

Сур отряс ветки от снега, наломал и уложил посреди очага ровным шалашиком. Хозяин вынул из-за пазухи комок жира, раскрошил по веткам и сунул головню в глубь кучи. Поднес к багровому углю полоску сухого лыка и дунул. Огонек разгорелся. Вскоре жир вспыхнул, потек по веткам и костер, весело потрескивая, осветил пещеру.

Теперь можно было осмотреться. Узкая трещина в камне расширилась, образовав длинный высокий зал в сотни полторы шагов. Камень искрился под пляшущими отсветами очага, мешая верно оценить величину пещеры. Стланцевые стены уходили ввысь и смыкались где-то в темноте, поскольку неба видно не было. Под ногами хрустела щебенка. Плоские отесанные плиты были уложены вдоль стен, как лавки. Дальний конец суживался и там, в полумраке, угадывалось нечто вроде ступенчатой стены,  перегородившей выход.