Страница 51 из 91
Юноша вынул из мешочка мелкую шестиугольную монетку и, показав сорванцу, спросил:
Покажешь дорогу к дому Студа перекупщика?
Мальчишку, видно, рассмешил непривычный выговор, но он сдержал улыбку, тогда как его друзья, стоящие поодаль, захохотали.
Стуа-ада барышника или Стуа-ада рыбника? – Смешно, теперь уже на взгляд Сура, растягивая слова, переспросил мальчишка, а остальные отпрыски бедняков, перешептываясь, опять залились смехом.
Стуа-ада, что живет в верхнем городе, - указывая в сторону богатых кварталов, ответил юноша.
Доведу, - деловито кивнул черноволосый паренек, - но за три монеты...
А к другому?
К другому за одну.
Но почему? - Удивился пришелец.
Если ты идешь к барышнику, значит, сам богатый. Бедный к нему не пойдет - серьезно ответил паренек. – Бедных он не любит. Ну, идешь?
Идем, - согласился юноша и кинул нетерпеливому провожатому одну монетку, - остальное - когда доведешь.
Мальчишка засеменил в гору. Сур едва за ним поспевал. Миновав несколько улиц и проулков, они добрались до мощеных улиц верхнего города. Редкие прохожие равнодушно скользили взглядами по чужеземцу. В портовом городе гости не в диковинку. Юноша же, напротив, с интересом рассматривал встречных. Приземистые, черноволосые, черноглазые и горбоносые мореходы даже одежду шили из шкур морского зверя. И любили блеснуть богатством. Там, где иные народы обходились деревом, у них была резная кость, на месте меди у них сверкало серебро и золото.
Дома Тарта были столь же непохожи на обиталища других земель. Обожженному на солнце кирпичу, дереву или мягкому известняку и стланцу здесь предпочитали лишь слегка отесанные окатыши и валуны серого камня, слагавшего скалы вокруг города.
Каждый из домов походил на приземистую крепостную стену, увенчанную отдельными квадратными башнями. Узкие окна - бойницы, подслеповато сощурившись, глядели в морскую даль. Как непохожи они были на усадьбы его родины с глухими наружными стенами, внутренними двориками и открытыми портиками, непохожи и на кряжистые здания северян из белого стланца с широкими окнами верхних этажей и открытыми галереями. Здесь каждый дом стремился плотнее сомкнуть камни своих стен, чтобы лучше противостоять соленым морским ветрам.
Мальчишка привел юношу к одному из особняков и, получив плату, тут же исчез. Сур постучал в крепкую деревянную дверь медным кольцом. Скрипнули петли, и в темном проеме показалось лицо полного лысого южанина. Кольцо в носу подсказало, что он раб, но, так как оно было из золота, то раб домашний, возможно, любимец хозяина.
Что нужно, бродяга, - недовольно пробурчал он, - Стуа-ад обедает и не принимает клиентов, - тут он усмехнулся, смерив пришельца взглядом, - тем более у которых и взять то нечего.
Раб уже хотел захлопнуть дверь, но Сур успел вставить в щель подошву башмака. На его ладонь из кошеля струилась тонкая серебряная цепочка с подвешенным к ней золотым шариком, в котором, словно зрачок в глазном яблоке, блестела бусина бирюзы.
Покажи своему хозяину это и если успеешь вернуться, пока я снимаю свой мешок, я не потребую тебя наказать, - устало произнес Сур, распуская лямки заплечника.
Наметанный глаз привратника округлился, и презрительная гримаса тут же сменилась заискивающей.
Прости меня, уважаемый, я только исполняю приказ хозяина. Но входи, входи, молодой господин, не зачем стоять у порога. Садись, садись, я доложу Стуа-аду. Он будет рад.
Дверь широко распахнулась, и гость оказался в превратном покое. Раб закрыл дверь и, выхватив шарик с цепочкой, скрылся в левой арке.
Гость огляделся. Даже это низкое помещение с узкими оконцами у потолка выдавало любовь хозяина к роскоши. Серебро и бирюза светильников, занавеси из дорогих южных тканей, покрывшие стены, пестрый мозаичный пол. Ониксовые фигурки хранителей дома - двух жабоголовых человечков по обе стороны двери , сияли позолотой. Юноша почтительно коснулся пальцами каменных чаш у их ног, бросив в каждую по паре крошек хлеба, мысленно прося прощения за нарушенный покой жилища.
Справа, за низкой дверкой почуяв чужака, недовольно заворчал сторожевой кот. Сур, утомленный уличной жарой, снял суму и, поставив у ног, опустился на скамью у стены, наслаждаясь прохладой жилища, но не успел даже опереться спиной о каменную кладку. В покой вбежал плешивый низкорослый человек, за который почтительно семенил раб-южанин. На полном лице хозяина сияла радостная улыбка.
О, какое счастье подарили нам сегодня боги. - Всплеснул руками коротышка, - Ты Сурат?
Юноша кивнул. Толстые губы тариота растянулись еще шире. Он подбежал к растерявшемуся гостю и, схватив за плечи, снизу заглянул в глаза и обнял.
Я вижу сына своего друга, - обьяснил он, отстранившись, - а сын моего друга мой сын. Ты не представляешь, как я рад. Я столько слышал о тебе... Прости моего привратника... Идем, скорей идем.
Я тоже рад, - пробормотал Сур, но хозяин уже волок его вглубь дома.
За аркой оказалась лестница на второй этаж, в галерею со множеством дверей. Открыв одну из них, хозяин с гостем оказались в небольшой, но богато обставленной туалетной комнате. Стуа-ад позвонил в колокольчик. Вбежали две девушки рабыни. Поняв хозяина с одного жеста, усадили не успевшего опомниться юношу в плетеное кресло. Стянув с него пыльный плащ и сапоги, вымыли ноги. После одели в просторные тонкой шерсти накидки, как и у хозяина.
Девушки были южанками из земель за полуденным морем. Черные блестящие волосы, смуглая с красноватым отливом кожа. Раскосые глаза и тонкие разлетающиеся крыльями морской птицы брови. Они вели себя, как и положено послушным рабыням, смотрели в пол и молча выполняли приказы хозяина. Сура поразила их непривычная красота. Особенно той, что выглядела более юной. Он просто не мог отвести от нее глаз. Подчеркнутая плавными, текущими линиями острая манящая женственность.