Страница 19 из 91
Ветер почти совсем утих, и путешественникам вновь пришлось налечь на весла, толкая свои лодки вдоль обрывистого берега к изогнутому широкой дугой пляжу. Из прибоя вставали сваи причальных помостов, а вокруг них на серой полосе песка темнели пятна вытащенных на берег деревянных челнов, кожаных лодок и длинных бревенчатых плотов.
Выше начиналось травяное поле, пологим желобом спускавшееся от поросших лесом вершин холмов к синему блюду залива. Над равниной поднимались зыбкие струйки дыма от бесчисленных навесов шалашей и землянок, просяными зернами рассыпанных по склонам. И повсюду, между жилищ, вокруг причалов, по густой сети тропинок сновало множество людей.
Выпуклый борт ударился о подпорки помоста, гребцы быстро и сноровисто подтянули к ним лодку, привязав просмоленной веревкой. Зоул вскарабкался на скользкие жерди настила, потянулся, разминая затекшие ноги и спину.
Охотники принялись выгружать на мостки кожаные тюки, а трое юношей, простившись с ними, направились в гущу строений, туда, где над крышами виднелся шест с родовым знаком - распахнутыми крыльями кайры.
Вдоль тропок стояли рамы, были расстелены шкуры и сухая трава, а на них разложено и развешено, растянуто и развернуто все то, что принесли для обмена разные племена. Меха и кожа, яркие перья, куски смол и воска, горшочки с медом, прутья редких деревьев, травы и душистые семена. Сухожилия, луб, рог, кость и бивень, раковины и панцири, кремень, обсидиан и множество иных камней всех цветов радуги – голубых, точно капли неба и алых, словно кровь. Сушеное мясо, рыба, орехи, ягоды. Соль, желтая сера и едкие белые порошки. Зерно, веревки, посуда и еще многое другое.
Мужчины разных племен постоянно жили здесь, отыскивая то, чего не доставало их роду, чтобы обменять сразу или, договорившись, привезти в назначенное время имеющееся в избытке.
В преддверии праздника Матери и большого совета на поле было особенно многолюдно. С детьми Пернатого смешались северные охотники с блестящими подвесками в черных волосах в кожаных куртках, рыболовы с дальних островов в плащах из пятнистых шкур морского зверя, жители южных побережий в ярких тканых одеждах и цветных платках, кочевые скотоводы степей в отороченных мехом шапках. В причудливых украшениях и оберегах, с незнакомым оружием и непривычным говором.
Юноши, ошарашенные этой пестротой, то и дело задерживались у очередной палатки, рассматривая товары и украдкой их владельца, пораженные невероятной раскраской кожи, прической или странными чертами лиц.
Завсегдатаи поля, напротив, не проявляли к троице интереса. Окинув их быстрым взглядом, хозяева палаток понимали - от этих молодых зевак не стоит ждать серьезного торга, и вновь начинали рассматривать толпу в поисках настоящего меновщика.
Неожиданно Зоул ощутил укол холодного чужого взора и обернулся, встретившись на мгновение глазами с черноволосым чужаком, стоящим у соседнего шалаша. Юношу словно с размаху хлестнули по лицу, столь тяжел и враждебен был этот взгляд. В нем не было ненависти или бешенства, как в зрачках раненого тура, до краев налитых алым. Это был холодный, расчетливый взгляд хищника, оценившего быстроту жертвы и уже чующего вкус ее крови на языке. Немигающий взгляд готовой к прыжку змеи, пригвоздивший к земле кролика. Прищуренный взгляд охотника, натянувшего тетиву, поймав острием стрелы влажный глаз косули.
«Черный, - мысль сверкнула обжигающей молнией, - черный с трех вершин...». Человек отвел взгляд и Зоул понял, что ошибся. Но поспешность, с которой незнакомец это сделал, насторожила еще больше. Он не хотел, чтобы юноша заметил его интерес.
Зимер и Савин продолжали беспечно глазеть по сторонам, медленно пробираясь к племенной палатке, а их товарищ, отсчитав десяток шагов, осторожно оглянулся и вновь заметил рядом черноволосого, склонившегося над чем-то, разложенным на земле. Но, обернувшись в третий раз, Зоул не нашел незнакомца, как ни вглядывался в окрестную толпу.
Спутники стояли у шеста. Над ними шуршали на ветру бурыми перьями распахнутые крылья кайры. Перед ними вырастали из земли кряжистые столбы с похожими на птичьи лапы развилками наверху. На них покоились толстые переклады, придавленные бревенчатым накатом, застеленным корьем и дерном. Землянка врезалась в зеленый склон, усыпанный крупой мелких голубых цветов. Низкий вход завешен толстой лосиной шкурой. На коротком чурбачке, привалившись спиной к столбу, сидел седой, как лунь, длиннобородый старик, сжимая в руке отполированную до блеска палку - костыль. И только острый наметанный глаз мог заметить вправленные в древесину золотые нити и костяные пластинки, чтобы понять, что это не просто палка.
Перед землянкой на широких полосах лыка лежало то, что Зоул не раз сам ловил и добывал вместе с другими соплеменниками - раковины и сушеная рыба, панцири черепах, ягоды и коренья. На перекладинах висели медово-желтые шкуры косуль и полосатые енотов, пернатые шкурки птиц. Но самое ценное - это несравненная голубая краска в маленьких ракушках, которую женщины племени готовили из рыбьего клея, жира, синей глины и мягкого голубого камня, что встречались только в окрестностях поселка Кайр. Как они ее делали, не знали даже мужчины. Эта краска да еще зеленоватые камни из прибрежных утесов птичьего мыса были главным богатством племени и ревниво охранялись. Не однажды в голодные годы они спасали своим владельцам жизнь, обмененные на сушеную рыбу, зерно и орехи.
Едва заметив юношей, старик вскочил, и, опершись на палку, поспешил навстречу гостям.
-Ладонь Матери Всех над тобой и твоим родом муд... - начал обычное приветствие Савин, но старик перебил его на полуслове и затараторил: