Страница 7 из 18
Я сидела на растрескавшихся ступенях белой мраморной лестницы и вжималась спиной в черные кованые перила. Одна среди мужчин, в огромном помещении, где бело-серый пол, вытоптанный множеством ног, отдавал глянцем, где тучные грязные колонны поддерживали потолок, а вдоль стены под крупными золотыми буквами тянулась стойка, будто в таверне, я казалась себе маленькой и жалкой. Осторожно поглядывая за плечо, я пытаясь разглядеть, куда ведут ступени — хотелось вскочить и дать деру, скрыться от множества взглядов. Как ни странно, после светопреставления на площади силы вернулись довольно скоро.
Синеглазый опирался о перила с внешней стороны лестницы и наблюдал с презрительной ухмылкой, как молоденький кудрявый толстяк притопывал ногой, пружиня телесами, и визжал:
- Она моя! Я всё выплатил Совету! За-ра-нее! Специально, чтобы другой не перехватил!
- Ага, даже запасы твоего семейства истощились... Исхудал-то как, штаны п-а-адают, - вставил ехидно синеглазый. - Или жиру поубавилось от нетерпения стать, наконец, мужчиной?
- Я... Я... - захлебнулся в слюне и возмущении толстяк.
Стражники прыснули, но член Совета с бородкой клинышком встал на защиту юнца:
- У нас есть закон. Почему мы должны его нарушать? Чем ты, Эдэр, это обоснуешь?
- Я уже все сказал. Степницу передал их жрец Акху для Паула, а тот удалился в пещеры для ритуалов перед праздником Духа Огня. Куда прикажете девать девчонку? Я подержу ее в участке. Пересидит пару дней, если дуба не даст.
- Но мы ведь степнякам воду дали, шлюзы открыли! Значит, плата наша, а не жрецов, - заявил клинобородый.
- Не мы, а помощник жреческий. По любому, она из помеченных, - спокойно кивнул в мою сторону синеглазый, - и рассматривать ее как женщину не стоит. Помеченные не важно какого пола и точно не годятся для деторождения.
- Непригодные для деторождения находят себе место в общем доме, - вставил мерзкий носатый глосс с висячей серьгой во втором ухе. - И тоже приносят пользу.
«О, духи! Какую еще пользу?.. Ту, что Шеска говорила?!» У меня поползли колкие мурашки по спине, и волоски на руках встали дыбом.
- Да-да, воду открыли, значит, и дикторат должен своё получить. Бесплатно только мухи летают, - заговорили одни.
- Однажды нарушишь правила, и их уже никто не станет соблюдать. Закон есть закон. Всем свое место, - отвечали другие.
- Не вижу повода для споров. Нам не сообщили, что везут помеченную. Акху не желторотый помощник, чтобы делать такие промашки, - вставил высоченный седой мужчина с пронизывающе холодным взглядом синих глаз — таких же почти, как у незнакомца, который притащил меня сюда. Тоже широкоплечий и мускулистый, несмотря на возраст, он сидел по центру и явно был тут за главного. — Помечена она или нет, у нас на счету каждая. Верховному Паулу ее покажем, когда вернется. А пока, согласно закону, мы не можем признать ее помеченной. Значит, пусть отрабатывает воду в общем доме или как имущество одного из наших граждан.
Синеглазый Эдэр не отступил:
- Так значит так. Заберу ее себе. Заплачу все, что надо.
- И ты готов бросать деньги на ветер? - возмутился седовласый.
Гигант равнодушно пожал плечами.
- Вот! Во-от! - взметнулся толстый юнец. - Эдэр просто хочет влезть без очереди! Опять! Забрать женщину, которая предназначалась мне! Что скажут люди, когда узнают, что сыну командо все дозволено?!
- Забываешься, Áмос! - рявкнул на него седовласый, а советник с бородкой шикнул на жирдяя со своей стороны.
«Ого, сын командо! А это, может быть, сам командо?!» - ахнула про себя я, сообразив, что вижу перед собой самого главного из глоссов, да что там глоссов — повелителя всего Диктората, о котором у нас говорили, понижая голос, наполняя слова ужасом и ненавистью.
Толстяк отступил в страхе и принялся кланяться:
- Простите, Верховный. Простите! Я не хотел... Я преклоняюсь перед вашим величием. Только ваш сын...
- Будешь распускать язык, скоро его лишишься, - грозно предупредил командо.
Я вздрогнула и уставилась себе под ноги. Что они всем языки отрезать норовят? От ощущения, что меня продают, словно ветошь на рынке, сдавило в висках. Внутри само собой вскипело возмущение, смешанное с омерзением и злостью. Во рту снова появился привкус железа. Я скосила глаза на толстяка — у того обильно вспотели нос и шея. От одного вида его слюнявого, губастого рта стало до тошноты противно.
- Никто еще не доказал, что она не детородна, - поднял палец родственник толстяка.
- Зато наверняка опасна, - сказал Эдэр. - Судя по тому, что произошло на площади. Помеченные быстро умирают после проявления дара, но раньше хоть хлопот другим не доставляли. А эта еще доставит неприятности, если не запереть.
- Это все твои выдумки, Эдэр, - пробормотал Амос.
Гигант усмехнулся и обернулся ко мне:
- Расскажи-ка им про молнию, чумашка.
Не знаю, какой паук укусил меня за язык, но терпеть все это больше не было мочи. Я вскочила на ноги и гордо выпрямилась:
- Я не чумашка. У меня имя есть. Лиссандра. И ничего рассказывать я не стану! Думаете, не найдётся силы повыше вашей? Духи всё видят...