В космической пустоте

Он нашел Элфреда. Первый помощник безжизненно развалился в кресле, закинув ноги на стол. Его руки безвольно свисали с обеих сторон кресла, так что пальцы касались палубы. Его рот был приоткрыт и давал выход грохочущему храпу, который услышал Телдин. Телдин осторожно закрыл дверь. — «Пусть человек спит», — подумал он, — «ему это нужно».

В голове Телдина сложились слова: — Итак, вы возвращаетесь в страну бодрствующих.

— «Опять проблема с ментальной коммуникацией», — подумал Телдин, — «невозможно определить, откуда она исходит». Он огляделся в поисках Эстрисса.

Иллитид подошел к нему с кормового конца коридора. — Вы чувствуете себя лучше? — продолжило существо.

— Гораздо лучше, — ответил Телдин. — Я чувствую, что просто вернулся к жизни.

Эстрисс кивнул. — Вы были опустошены. Не просто устали, а опустошены. Я почувствовал разницу.

— Что это значит?

— Я думаю, это означает, что плащ черпает часть своей энергии из вас, — объяснил иллитид. Подавляющее большинство заколдованных предметов не работают таким образом. Они черпают всю необходимую им энергию из других источников, а воля пользователя — это всего лишь спусковой крючок, а не источник энергии.

Телдин покачал головой. В словах Эстрисса было что-то эмоционально тревожное. — Он, что, предназначен именно для этого? — спросил он.

— Я уверен, что это не так, — ответил ему Эстрисс. Внезапно, словно впервые осознав, где они находятся, иллитид огляделся. — Вы знаете, о некоторых вещах лучше говорить наедине, — сказал он. Может быть, продолжим в моей каюте?

*****

Если каюта Элфреда была лишена индивидуальности, то каюта пожирателя разума была почти переполнена. Почти каждый квадратный дюйм переборок большой каюты был покрыт какими-то произведениями искусства: картинами, гобеленами и другими видами искусства, которых Телдин никогда раньше не видел. Например, на почетном месте на кормовой стене находилось большое круглое металлическое кольцо более двух футов в диаметре. Кольцо пересекали тонкие провода из металла разных цветов. Там, где провода пересекались ближе к середине кольца, они скручивались и переплетались друг с другом, образуя замысловатое переплетение металлических нитей. Узор казался каким-то образом на грани между хаосом и порядком. Когда Телдин сосредотачивался на этой композиции, все казалось совершенно случайным. Но когда он не концентрировался, а просто позволял своему разуму дрейфовать и познавать конструкцию, не анализируя ее, он не мог избавиться от ощущения, что в проводах была какая-то организация, какой-то более высокий образец рисунка, который был просто за пределами способности его разума воспринять его.

Картины и гобелены были более привычными видами искусства, но в них тоже было что-то необычное. В тех, что изображали пейзажи или фигуры, в некоторых местах, казалось, отсутствовали детали — удивительно, поскольку в целом работы были невероятно сложными. Даже гобелены с абстрактными геометрическими узорами выглядели не совсем правильно. Эти, регулярно повторяющиеся геометрические мотивы, казалось, прерывались здесь и там невыразительными областями темно-красного цвета. По какой-то причине Телдин нашел эти фрагменты слегка разочаровывающими.

Он повернулся к Эстриссу, который с явным интересом наблюдал за его осмотром. — Это искусство иллитидов? — спросил он.

— Да, это так. Как вы его находите?

Телдин помолчал. Он вдруг почувствовал легкое раздражение. В конце концов, много ли он знает об Эстриссе? В часы уединения существа в его каюте, пожиратель разума мог создавать эти картины, эти гобелены. Телдин не хотел обидеть друга. — Очень интересно, — с энтузиазмом сказал он. — Мне они нравятся.

— Передают ли они вам какие-либо эмоции? — спросил Эстрисс. Он указал на один из гобеленов — замысловатую мозаику из пятиконечных звезд, прерванных тут и там большими областями невыразительного красного цвета. — Вот этот, например. Какие эмоции он вам создает?

Телдин внимательно посмотрел на гобелен. Плетение было невероятно сложным, и было восхитительно, как звезды — каждая слегка отличалась по форме, переплетались так идеально, но… — Никаких настоящих эмоций, — вынужден был признать он.

Эстрисс выглядел разочарованным. — Правда? Это одна из самых эмоционально выразительных работ, которые я когда-либо встречал. И Эстрисс уставился на Телдина своими белыми глазами. — Вы уверены? Нет чувства гордости, ликования?

— Ничего.

Иллитид издал свистящий вздох. — Кажется, есть вещи, которые просто не могут пересечь расовые границы, — сказал он. — Конечно, многое из этого может быть связано с различиями в наших оптических восприятиях. Он протянул красный палец и коснулся одного из безликих темно-красных пятен на гобелене. — Видите ли вы здесь продолжение рисунка?

Телдин присмотрелся внимательнее, но область оставалась неразборчиво красной. — Нет, — сказал он. — Что вы имеете в виду?

— На мой взгляд, — объяснил иллитид, — узор там так же ясен, как и здесь. Он указал на область, где звезды сильно контрастировали синими и зелеными расцветками.

— Как это возможно?

— Мои глаза приспособлены видеть дальше в инфракрасном диапазоне, чем человеческие, — объяснил Эстрисс. Когда я вижу радугу, я вижу еще две полосы цвета за красной полосой — цвета, которые люди не могут видеть.

Телдин почувствовал, как в нем растет удивление. — Как они выглядят, эти цвета? — спросил он.

Щупальца иллитида задергались от удовольствия. — Сначала опишите мне, как выглядит зеленый цвет, — предложил он.

Телдин был ошеломлен. — Что? Ах, да, он выглядит… Его голос затих, и ему пришлось улыбнуться. — Да, он выглядит зеленым, — закончил он. — Ладно, это был глупый вопрос.

Эстрисс пожал плечами, как раздробленным позвоночником. — Мы далеко ушли от темы, — заметил он. — Мы говорили о плаще.

Немного смущаясь, Телдин прикоснулся к накидке, все еще остававшейся небольшой лентой на шее. — Вы говорите, что он отнимает у меня энергию, — сказал он. — Как это происходит?

— Я не могу быть в этом уверен, — признался Эстрисс. — Большинство заколдованных предметов черпают свою энергию непосредственно из других источников — из Позитивных или Негативных Материальных Плоскостей, например, — так же, как и заклинания.

— Я думал, что сами волшебники являются источником энергии для собственных заклинаний, — вставил Телдин.

Эстрисс покачал головой. — Это невозможно, — категорически ответил он. — Вы знаете, сколько энергии уходит даже на самые простые заклинания? Если бы эта энергия была извлечена непосредственно из заклинателя, она оставила бы его, по крайней мере, истощенным, но, скорее всего, безжизненной оболочкой. Нет, энергия приходит откуда-то извне. Теперь, о заколдованных предметах, — он плавно вернулся к своей первоначальной точке зрения, — энергия фокусируется предметом и направляется так, чтобы получить эффект в физическом мире. Это похоже вот на что, давайте, возьмем аналогию, на действие, когда вы несете фонарь. Энергия света фонаря производится и фокусируется самим фонарем, хотя именно вы направляете эту энергию, перемещая фонарь в нужном вам направлении. Вы понимаете?

— Думаю, да, — медленно произнес Телдин. — А с плащом по-другому?

— Плащ другой, — подтвердил Эстрисс. — Когда вы использовали магию, чтобы защитить себя от нападающего, энергия направлялась через вас, через ваше тело. Это было так, как, если бы плащ вливал энергию в ваше тело, а затем вы высвобождали эту энергию так, как вам хотелось. Разве не так вы себя чувствовали?

Телдин вспомнил ощущения — поток жара по всему телу, ощущение, что он, должно быть, горит светом, ужас, боль и экстаз… Он, молча, кивнул.

— В этом смысле плащ отличается от всего, с чем я сталкивался ранее, — продолжал иллитид. — И это еще не все. Тот факт, что вы были истощены после действия плаща, говорит мне, что часть вашей собственной энергии была добавлена к тому, что обеспечил плащ. Вы внесли свой вклад в энергию — не очень большой, иначе вы были бы сейчас мертвы, но в какой-то степени. Лицевые щупальца пожирателя разума извивались, усиливая напряженность в его мысленных словах. — Вы понимаете, что это значит? — спросил он. — Это означает, что вы активно участвовали в использовании магии, но вы не маг. Я никогда раньше не слышал ни о чем подобном.