Страница 4 из 7
- Нельзя идти... небо ледовое... там и там... лёд, - выкрикивал он, пересыпая свои слова чужими и непонятными.
- Столько шли сюда, подарки тебе привезли, Кунлелю, кто же знал, что погода так обернётся. Не может быть, что зря! - крикнул Тимофей Ильич сквозь ветер и шум волн. Щурился на снег и брызги, потирал застывшие руки, кутался в тулуп, но смеялся. - Хоть одним глазком остров увидеть!
Ваня вслушивался в разговор. Неужели могут повернуть назад, вот здесь, у самого края света... отсюда рукой подать. Ведь они только здесь остались. Добраться до крепкого льда, пройти... сколько там пройти... пройдём, не можем не пройти.
- Сегодня всё лето никто не дойти, и ты не дойти, приходи завтра летом! - ругался Кунлелю.
Серое небо нависло над морем, глушило все звуки, будто обложило ватой. Старик размахивал руками. А вдруг он ошибается, все когда-то ошибаются.
Тимофей Ильич растерянно смотрел на белёсый горизонт.
- Так кто же знает, что будет завтра летом, - сказал он уже тихо, и Иван понял, что решение принято. Тимофей Ильич повернулся к Ивану и покачал головой. - Прав старик, Ваня, людей жалко на погибель вести. Так и не увидел я остров. Ваня вот не увидел зверя.
Старик слушал, переводя взгляд с Ивана на Тимофея Ильича. Лицо Кунлелю походило на маску, коричневую и с одним усом. Глаза узкие и холодные в тяжёлых складках кожи вдруг стали ещё уже. Губы растянулись. Руки хлопнули по коленям, и шаман этот расхохотался. Ваня обиженно дёрнулся.
- Есть зверь! - крикнул Кунлелю. Махнул рукой и заковылял по галечнику к круглым домам.
Тимофей Ильич и Ваня переглянулись. Рванули за стариком.
Тот выбрался из яранги на четвереньках, выпрямился. В руках его была оленья лопатка, на ней вырезан мамонт, лохматый, с бивнями до земли.
- Завтра идти, ты и ты, ещё пять, мои люди, - вдруг сказал, как отрезал, Кунлелю и выставил руку с растопыренными пальцами. - Собаки пойти, ледянка, еда собаки, место надо лодка.
Уснули уже под утро. Собирали всё самое необходимое. Еся ходила вокруг отца, жалобно приговаривала:
- Одно местечко, одно, половину местечка, четвертину, я умещусь.
- Да нет, - отшучивался между делом Тимофей Ильич, хоть и было ему не до шуток, вдвоём идти на остров он не рассчитывал, - ноги, ноги, Еся, твои не влезут. Ишь, какая вымахала, дочь у меня красавица. Жди, мы вернёмся и всё расскажем...
Байдара тяжело отчалила, пятясь, прошла по шуге полосу прибоя и стала удаляться. Провожавшие расходились, две старые псины крутились тут же, надеясь, что ещё могут полететь такие вкусные пироги и шанежки, каких они никогда в жизни не видали. Еся вытерла слёзы, подышала на застывшие на ледяном ветру руки, вытащила из кармана шаньгу, разломила. Серый лохматый пёс, наклонив крупную башку, пошёл к ней. Ухватил кусок. Еся ойкнула, когда пёс прикусил руку и зарычал. Рассмеялась. Пошла, пиная гальку, к шатрам. Долго бродила по застывшему побережью. Прыгнула в сторону от выскочившего на неё песца. На земле валялся придавленный песцом лемминг. Лемминг был в маленькой блестящей короне. Корона исчезла на глазах.
- И что делать? - спросил Венька.
- А я знаю? - буркнул Горя. - Пока Ванька помнит про нас, я его слышу.
- Ты идиот?! Что это за страна? Это прошлое?
- Это... - Горя скривился, будто съел неспелую хурму, он очень любил хурму. - Мамонты были? Были! А на острове этом, Врангеля, они были тогда, когда пирамиды строили, Ванька рассказывал. Только маленькие. Ага. Два с половиной метра.
- А девчонка эта откуда взялась?!
- Не знаю, мутит меня, аж сдохнуть охота, они будто через меня идут... Нет, а что по-твоему я к первобытным Ваньку отправлю?! Чудак человек, вот это был бы подарок на день рождения. А они бы его съели! - покрутил головой укоризненно Горя. - Или они не ели? Я его отправил во времена последнего мамонта, да и всё. Остальное мне не ведомо.
Он лежал на полу ничком, вытянув руки по швам, отвернувшись от Вени к стене. Веня сидел на плавучем табурете. Табурет плыл в воздухе по кругу, потому что хозяин забыл про него.
"Телепат чёртов. То ли есть эта страна, то ли придумал, сказки мне рассказывает... но Ваньки и правда нет нигде. "Мне не ведомо", точно их видит и точно - прошлое, никогда он так не говорил. Как так-то?!" - думал Веня.
Он покраснел, сознавая собственную тупость, но настырно спросил:
- Где они идут?
- Среди льдин. Льды пошли с севера. Они не успели до берега добраться, байдару их раздавило. Осталась ледянка. Это жесть... там мороза градусов двадцать. Море или во льду, или покрывается тонким слоем льда, сало называется. Август ведь, какое сало! Лето у них, говорят, выдалось аномальное. А на острове этом и обычным летом почти ноль! Старик ведь говорил им, а они пошли! Три собаки уже умерли...
Горя уткнулся носом в пол. Веня увидел кровь. Слетел со своей табуретки и перевернул Горю на спину, поднял ему голову. Из носа текла кровь.
- Опять, - пробормотал Горя, поднимаясь.
Пошатываясь, он дошёл до стены, хлопнул по ней, открылся шкаф. Горя сполз на пол, уткнулся в колени. Веня выдернул из шкафа пакет с салфетками.
- Ты это... оставь их, пусть идут... - приговаривал он. - Скажи, что делать-то?!
- Не суетись... Потеряю его из виду. Слышать перестану. Не ори... я кит.
- Какой кит, Горя, ты ведь плавать не умеешь, - прошептал Веня.
- Хах... я кит... Под ними иду. Заблудился я немного. Полыньи давно нет. Льды толстые как горы, Веня, никогда в жизни таких не видел...