Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 7



  Еся бросила руку, чтобы поймать. Едва не схватила. Зверёк спрятался.

  - Что-то на голове, - сказала она, вскинув глаза.

  - Тебе показалось, - пожал плечами Иван.

  Становилось совсем темно, посыпалась, застучала по пожухлой траве снежная крупа...

  - Пещерные люди чуть не захватили короля леммингов, - задумчиво сказал Егор. - Но кажется, она Ваньке поверила.

  - Сам ты пещерный человек, Горя. Зачем ты корону нацепил?! - почему-то шёпотом ответил Веня.

  - Да это я прогнал, - пробормотал Егор. - Но почему она меня видит?

  Они уставились друг на друга. Егор - тощий, неулыбчивый и смуглый, будто высушенный дубовый лист, Веня - длинный, нескладный, с вечно сонными глазами.

  - Ваньку чуть не подвели, а всё ты со своими мамонтами! - возмущённо выпалил Веня.

  - Я думал...

  - Думал он!..

  Но думали они так оба. У Ваньки Лихова была мечта жить тогда, когда мамонты жили. И вообще он мечтал жить в прошлом, далёком-далёком. Чем дальше, считал он, тем люди счастливее были, а лучше совсем без людей, потому что все войны от них. Вот Горя-Егор со своими экстрасенсорными способностями мечтал космические дали осваивать, Веня, чувствовавший себя в воде как рыба, готовился стать архитектором подводных городов, а Ванька из исторических архивов не выбирался. И ничего не умел. Нет, умел рисовать.

  - Рисуешь ты, Ваня, удивительно, чирк-чирк, непонятно ничего, и вдруг понимаешь, что вот оно что, - как загадочно говорил об этом Петруша, Петрушин Валерий Георгиевич, их преподаватель.

  В их интернате на Марсе больше никто так не рисовал, а необычностей там хватало.

  И самой известной необычностью был Горя. У Гори родители погибли после последней своей экспедиции. Возвращались на Венеру, из-за аварии звездолёт потерял управление и врезался в астероид. Горя на Венере попал в чужую семью, бежал в восемь лет, бродяжничал, оказался в трущобах и в десять лет проиграл в джонго печень в обмен на больную печень двухсотлетнего катаканца. Операцию назвали гуманной, потому что свершился обмен, говорили, ты дурак, парень, ведь могли просто отобрать, и проводили её тут же, в одной из каморок казино. Во время операции, говорит, сразу улетел под потолок, и никто не ожидал, что он очнётся. "Очнулся и ушёл в мир таких идиотов как я", - так он это называл.

  - Просто встал и пошёл. И цветы, и трава эта, и небо, никогда не видел такого неба. Подумал, что хочу, чтобы был шалаш, и появился шалаш. А я не знал, что это такое, слышал про него. Всю ночь шумели деревья над головой. Шелестели листья, почему-то слышал каждый из них. Слышал, как кто-то ползёт по траве, кто-то летит, лёгкий и не страшный. Пробыл я там долго. Ел орехи, ими в меня бросалась какая-то птица.

  Рассказывать про свою страну Горя мог бесконечно, и непонятно было, что правда, а что он придумал, но потом Петруша сказал:



  - Да это ведь Земля, братец ты мой!..

  А Веню решили воспитывать как жителя водного Хикса. Отец с матерью развелись, и отец хиксианин не отдал Веню. Но Веня так и не сумел жить на самом дне океана.

  - Я всплывал на поверхность время от времени, земной кит - называл меня отец, - рассказывал он.

  А потом отец сказал, что Веня уже взрослый, но недоразвитый, что он, отец, ничего в этом не понимает, и просил прощения, что забрал его у матери, говорил, надо было ему расти на Земле. Дал денег и отправил к матери. Денег хватило до Марса, мать его так и не нашли, и определили мальчишку в интернат. Дети на Хиксе считаются взрослыми в земные десять лет.

  Ваня Лихов жил в колонии на Прометее. Работал с бабушкой в саду, в оранжерее. Помнил вечнозелёные деревья и яблони и счастливых отца с матерью, и бабушку, рассказывавшую про мамонтов. А потом началась война. Ваню отправили первым рейсом, всех детей отправили. И больше никто не спасся, маленькую колонию уничтожили одним случайным взрывом.

  Ваня долго не разговаривал, молчал, читал и рисовал. Всё подряд, что видел.

  Потом нарисовал Горю. Вернее, только его глаза в зарослях травы. Но все поняли, что это Горины глаза. Старые-престарые. Они у него такие и есть. Мороз по коже от этих глаз. Горя хмыкнул и спросил:

  - А чего в траве?

  - А так.

  - Понятно.

  Ваня сказал:

  - Отправь меня туда, Горя, я траву не обижу, жука не прогоню. Отправь.

  - Хах! Буду я всякого Лихова туда пускать. Жди, я подумаю.

  Так и вышло, что на Ванькино пятнадцатилетие Горя с Веней решили отправить друга к его мамонтам. На неделю. И вот уже четвёртый месяц как Ивана оттуда вытащить не могли, не хотел тот возвращаться. Однако исправно выходил на связь. Связь Горя называл телепатической, потому что слышал и видел Ваньку только он. Тот сообщал, что всё хорошо, и пропадал...

  Мело снежной крошкой, дымы поднимались над круглыми домами, крытыми шкурами. Поодаль встали три походных шатра. Лошади сбились в кучу. Иван помогал укрывать лошадей попонами от надвигавшейся метели. Потом побежал на берег, туда, где Тимофей Ильич разговаривал с каким-то стариком в оленьих штанах и широкой оленьей же рубахе. Старик был невысок, коренаст, тёмен и груб лицом, и казался частью этого берега, каменистого, неприветливого и холодного. Но Тимофей Ильич слушал его внимательно и почему-то согласно кивал.

  Волна била о берег шугу, выбрасывала льдины покрупнее. Лодки кожаные и необычные лежали перевёрнутыми дном к свинцовому небу, только одна, с широкими бортами и крытой шкурами носовой частью, болталась в воде. А старик тыкал пальцем то в небо, то куда-то вдаль, и качал головой.