Страница 5 из 122
— Залезай, за мной! — и прежде чем Гефестион успел ответить и вообще как-то среагировать, начал взбираться на статую.
Каменные складки пеплума как нельзя больше подходили для скалолазания, мальчики довольно быстро поднялись до пояса одаривавшей победителей, и только тут Гефестион понял, что замыслил Александр: со словами «держи меня крепче» он завис над несколькими десятками локтей пустоты, опираясь только на ступни, и тянулся к венку. Гефестион держал левую руку товарища своей правой, зацепившись левой за каменный выступ изваяния, Александр пытался добраться до лаврового венка, сверкающего на ярком солнце своей позолотой. Всё нутро Гефестиона сводило от страха, он не хотел думать о том, какой глубины пропасть разверзлась под хрупким телом любимого; не справься Гефестион, ослабь захват, не удержи руку — и всё было бы кончено вмиг… А Александр как ни в чём не бывало что-то делал с венком — наверное, долго, потому что Гефестион с ужасом понял, что на жаре, от непрерывной нагрузки его рука вспотела. Ему было дурно, он усилил хватку насколько мог, он шептал бы побелевшими губами «скорее, скорее!», если бы мог ими двинуть, если бы у него оставались силы ещё на что-нибудь…
В глазах Гефестиона потемнело, сердце бешено колотилось, мгновения растянулись на года… Наконец Александр, видимо добившись задуманного, подтянулся к торсу статуи, всё было кончено. С Гефестиона ручьями лил пот, его трясло крупной дрожью, как они спустились вниз, он не помнил, как и не оценил показанных ему Александром двух золотых листиков, выдернутых из лаврового венка, — цели сумасбродной опасной проделки царевича.
— Да, занятно, — только и смог прошептать он.
Александр внимательно посмотрел на товарища.
— Что с тобой? Ты посерел весь.
Гефестион поднял на наследника вымученный взгляд, перевёл его на покорённую высоту и снова ужаснулся тому, что могло случиться. Перед прекрасными синими глазами всё плыло, они были мутны; его мутило и в прямом смысле, в ушах звенело, но он смог, схватившись рукой за грудь, метнуться в сторону низкорослых кустарников. Там его вывернуло наизнанку.
Александр подошёл немного погодя, в руках у него была чаша с водой. Гефестион по-прежнему стоял согнувшись, переводя дыхание и морщась от гадкого привкуса во рту.
— Выпей, — тихо сказал Александр и протянул посуду. — Что с тобой?
Гефестион прополоскал рот и обмыл лицо.
— Что с тобой? — повторил Александр, он выглядел немного растерянным.
«Неужели не понял?» — с горечью подумал Гефестион.
— Ничего. Ничего страшного, — его голос звучал глухо. — Ты вручил мне свою жизнь, но ноша оказалась для меня непосильной.
— Почему? — Александр попробовал перевести всё в шутку. — Ты же выдержал.
— Выдержал? — Гефестион взорвался: — Нет, я не выдержал, раз разблевался тут, а ты знаешь почему? Ты знаешь, что на жаре у меня рука вспотела, я сжимал её изо всех сил и не знал, каким богам молиться, пока ты парил, ни о чём не беспокоясь! Ты доверил мне свою жизнь — так что же? Это же такая малость! А я злой, я противный, я говорю, что ты не жизнь мне свою доверил, а хотел, чтобы я мучился, пока тебя держал, не зная, выдержу или нет. Или свою удаль, смелость мне показывал: вот, зависну — и ничего страшного! Или испытывал меня, справлюсь ли… Играл с провидением, ставка — жизнь. Такая малость…
— Извини, — Александр понял, что виноват. — Я не знал, что это может быть рискованно. Я не подумал, что на солнце рука станет влажной. Но ты же сам не веришь тому, что говоришь. Неужели ты думаешь, что мне нужно тебя испытывать или хвастаться перед тобой? Неужели ты думаешь, что я могу найти удовольствие, видя, что ты страдаешь, что тебе плохо?
— Ты сам себя наказал. Вон, — Гефестион кивнул на отвратительные следы на земле, — любуйся теперь последствиями…
— И не подумаю. — Александр взял товарища за руку. — Я лучше тобой полюбуюсь. Тем более что ты уже не серый.
Гефестион посмотрел на царевича, в глазах того читались неподдельное раскаяние, осознание своей вины, участие, симпатия. Но разве и без этого в них нельзя было утонуть? И Гефестион понял, что всё непонимание между ними растаяло в мгновение ока, что на первый план в душе опять вышла любовь, потопив только что перенесённую обиду, что ещё чуть-чуть — и он снова не выдержит. Только в другом: признается и вопьётся в эти нежные губы…
И Гефестион отпрянул и помчался прочь — в школу, в свою комнату. Закрыться, не отвечать, делать вид, что ещё сердится. Так вполне можно протянуть ещё полдня и не признаться…