Страница 122 из 122
Проблемным было ещё несколько представителей знатных родов, памятующих о том, что сын Филиппа по матери — эпириот, и не спешащих признавать царём македонянина только наполовину. Устранять их поодиночке было долго и хлопотно, и Александр купил их лояльность, освободив от уплаты налогов, — теперь в Македонии больше не осталось сомневающихся в правах сына Олимпиады на престол.
После этого Александр мысленно обратился к отцу: «Ты убил свою мать, я убил своего отца — тут мы равны, но во всём остальном я превзошёл тебя: ты только усмирял линкестийцев — я их распял, ты только сместил Аминту — я его убил, ты только услал Аттала — я его казнил. Оцени же успехи своего наследника».
Внутри Македонии всё было улажено — пора было уяснить ситуацию за рубежом. При первом анализе она оказалась далеко не блестящей: греки заявляли, что подписывали соглашение о Коринфском союзе с Филиппом, а не с государством, и со смертью македонского царя договоры должны быть пересмотрены; Фессалия, тагом* которой был Филипп, потерявшая своего правителя, тотчас вышла из-под контроля;
как всегда при кардинальных переменах, подняли головы Фракия и трибаллы. Осмотр проблемного наследства Александр закончил, спустившись с Гефестионом в подвал, где хранилась казна. Сундуки поражали изумительным резонансом, вместо денег Филипп оставил сыну огромный долг в пятьсот талантов. Александр подвёл итоги:
— Итого: Коринфский союз на грани развала и не хочет признавать нового царя, говоря, что его участники подписали договор не с Македонией, а с Филиппом; Фракия и трибаллы бунтуют; фессалийцы ропщут; казна пуста; на мне долги, оставленные Филиппом, — пятьсот талантов. Гефа, у нас нет выбора — мы идём воевать. Вот такое начало.
Поздним осенним вечером по дороге из Пеллы в Эги неслись два всадника. Было что-то мистическое, притягивающее и устрашающее одновременно, в стуке копыт, далеко разносящемся по пустынной местности, в развевающихся гривах коней, в отдуваемых полах тёмных гиматиев, в стремительном галопе чистокровных ахалтекинцев: казалось, они не скакали по земле, а летели над ней.
Добравшись до древней столицы, всадники доехали до царского дворца, так же, как и дома уже заснувших горожан, погружённого во мрак; только в глубине передней мерцал слабый светильник. Наездники спешились, один из них требовательно постучал в дверь. Заспанный и явно недовольный сторож, вышедший с зажжённым от светильника факелом, мгновенно изменился в лице, как только увидел, кто пожаловал в царские хоромы, и подобострастно поклонился. Стучавший вошёл, взял первую попавшуюся чашу и самолично налил в неё воды из гидрии, после чего вышел из дворца, прошёл к двум курганам, насыпанным невдалеке, и опустился на колени у правого, большего.
— Павсаний, любовь моя! Я знаю, ты меня слышишь… Ты остался в моей памяти навсегда. Судьба разлучила нас, ты расчистил для меня начало дороги, оказавшейся длиннее твоей, я начал идти по ней и исполнять предначертанное мойрами. Помнишь, я поклялся тебе отомстить Атталу? Я сдержал обещание, он казнён, его род уничтожен и не возродится более. И, как я обещал тебе тогда, я вновь даю тебе слово. Я возвеличу твой род, твои мать и сестра будут обеспечены до конца дней своих, твои братья изберут то дело, которое придётся им по вкусу, и преуспеют на этом поприще, я позабочусь об этом. Твои родные: Кратер, Кратер-младший, Леоннат, Пердикка, Селевк и другие — все они станут моими соратниками и разделят со мной добытую в боях славу. Я обещаю тебе, что завоюю Персию, пройду Индию, пересеку горы, которые ещё никто не смог преодолеть. Там, за их вершинами, расстилается вечно цветущая страна, рай на земле — Элизиум. Так думали древние мудрецы, об этом мечтаю я, а ты уже знаешь, правда ли это или заблуждение. Если это истина, я дойду до него и встречу там тебя, а если давние пророчества налгали, буду разыскивать Элизиум по всей Ойкумене. Я верю, что рано или поздно мы всё равно встретимся. Тогда, расставаясь, мы выпили воду из одного сосуда, пусть же и сейчас нас обвенчает это начало всего живого. Пока здесь, на земле… — Александр сделал два глотка и вылил на курган столько же, земля тут же впитала влагу и потемнела. — Пей, Павсаний, пей! Прими это как ещё один поцелуй, ещё одно признание… Наверное, я больше не вернусь сюда, но ты навеки останешься в моём сердце. Пусть же твоя душа парит надо мной в ожидании того мига, когда мы соединимся в последнем приюте. Я никогда не забуду, что ты для меня сделал. Я люблю тебя, родной мой.
Александр поднялся с колен, подошёл к коням и сел на Буцефала. Порыв холодного воздуха разметал его золотистые волосы, тёмно-каштановые волны спутника и гривы коней. То ли ветер, то ли крик души выбил слёзы из глаз, но уста царя Македонии разомкнулись только для одного слова:
— Вперёд!
* Скифос — древнегреческая керамическая чаша для питья на низкой ножке с двумя горизонтально расположенными ручками.
* Пифия — в Древней Греции жрица-прорицательница Дельфийского оракула в храме Аполлона в Дельфах, расположенного на склоне горы Парнас. Именование «пифия» происходит от змея Пифона, охранителя Дельфийского оракула до занятия его Аполлоном, сразившего змея стрелами.
* Таг (др.-греч. «предводитель, вождь») — верховный вождь древней Фессалии.
Конец