Страница 3 из 122
Любовь, рождающаяся в мечтаниях и фантазиях в воображении ребёнка, ослепляет — уже неважно было, каким на самом деле был Александр. Красивый или не очень, бесчестный или благородный, хороший или плохой — что за дело было до таких мелочей охваченному страстью сердцу? Оно само перемелет взятое и изваяет из него угодное душе…
Уже через несколько часов Гефестион отправился в путь. Теперь ему нужно было от Александра гораздо больше того, что он хотел получить от него вчера…
— Александр!
— Гефестион!
Подростки побежали навстечу друг другу, и Гефестион с радостью заметил, что царевич несётся к нему не менее стремительно, чем он сам. Прошло лишь несколько мгновений после приветственных криков, а они уже сплелись в объятиях.
— Алекс…
— Геф… Я тебя сразу узнал... — Александр разомкнул руки на шее товарища и начал перебирать шелковистые тёмно-каштановые пряди, оглядывая их восхищённым взором. — Хотя ты изменился. Волосы вон отрастил, такую шикарную гриву!
— Ты тоже изменился! Раньше был белокурый, а сейчас… златовласка. — Гефестион тихо засмеялся, его пальцы тоже заскользили по кудрям товарища. — Просто красавец!
— Значит, разлука пошла нам на пользу.
— И, я надеюсь, уже долгое время нас не посетит. Я теперь в твоей свите.
— Будешь моим верным стражем?
— Конечно. А ты — моим правителем.
— Помимо этого, у нас ещё много других обязанностей. Учёба… Знаешь, что учителем у нас будет сам Аристотель?
— Ученик Платона? — удивился Гефестион.
— Да! Будем обсуждать «Симпозион»! Читал? — Увидев утвердительный кивок Гефестиона, — «ещё бы!» — Александр поинтересовался: — Что тебе больше всего понравилось?
— То место, где Платон говорит: человек счастлив, но не знает своего будущего и хочет, чтобы это продлилось, то есть в данный момент…
Александр не дал ему закончить:
— Ты тоже запомнил этот парадокс? Представляешь, что мы можем представить «Симпозион»…
— Пьесой! — на этот раз Гефестион оборвал своего царственного собеседника. Им и не надо было договаривать, они понимали друг друга с полуслова… — Греки считают нас варварами…
— А мы воспользуемся их знаниями, станем ещё умнее и сильнее…
— И их завоюем — и ты будешь Александром Великим!
— Ты мне льстишь? — улыбнулся Александр.
— Это от тебя зависит, окажутся мои слова лестью или станут чистой правдой. — Помолчав немного, Гефестион добавил: — Я же тоже преследую свои корыстные цели: мне гораздо почётнее будет служить славному царю.
Александр тряхнул головой, пытаясь скрыть вновь появившуюся улыбку. Да, она была довольной, ну да — самодовольной, но кто же в тринадцать лет представляет будущее без лавров на своей голове?
— Разве твоё самолюбие ещё не удовлетворено? Я прекрасно помню, что ты единственный, который регулярно побеждал меня в противоборствах, и сейчас, как и шесть лет назад, выше меня.
— Тогда у меня ещё более причин сопровождать тебя повсюду, чтобы всё время видеть перед собою когда-то поверженного противника… Кроме того, мы можем соединить твою власть, мой рост, прибавить к этому наши прочие достоинства — и будущее величие нам обеспечено.
— Ну пойдём, пока до него нам далеко — мы просто должны стать из грамотных людей хорошо образованными.
Александр показал Гефестиону школу, своего рода интернат: помимо классных, здесь были и жилые комнаты, по одной на каждого ученика. Просто обставленные, скромные, даже подчёркнуто аскетичные, своим видом они словно были призваны каждый час напоминать своим обитателям о главной цели их пребывания здесь.
И потянулись дни, каждый из которых нёс обоим и открытия, и радости, и огорчения.
Дружба дружбе рознь: есть приятели — есть и избранные, есть отношения — есть и откровения. Гефестион стал другом Александра, и, хотя царевич привечал многих, не было никаких сомнений в том, что именно статный синеглазый красавец был удостоен привилегированного положения фаворита: именно с ним Александра можно было видеть чаще всего, именно с ним наследник отправлялся в детские экспедиции по окрестностям, обсуждал прочитанное, учил заданное, делился мыслями и замыслами, доверял страшные тайны, которых в тринадцатилетней голове всегда набирается огромное количество, делился сомнениями и надеждами. Именно Гефестиону Александр показал несколько потаённых местечек, в которых можно было спокойно сидеть часами, не боясь, что тебя обнаружат, именно с Гефестионом Александр ел, сидел в школе; спали они в соседних комнатах.
И Неарх, и Леонид, и Фемистокл, и другие замечали эту близость и частенько обсуждали, во что она выливается, когда пара остаётся наедине. Если обрывки двусмысленных фраз долетали до Гефестиона, он приходил в ярость и давал волю кулакам, отстаивая непорочность своего повелителя — ту самую, что ему нужна была в последнюю очередь. Пристрастие оберегать святость имени Александра таким способом привело к тому, что у защитника проклятого, только мешавшего осуществиться дерзким мечтам целомудрия оказалось очень мало друзей — тем более его тянуло к царевичу.