Страница 2 из 122
КНИГА ПЕРВАЯ. НАЧАЛО
Часть I. СЕНТЯБРЬ 343 – ИЮНЬ 342 ГОДА ДО Н. Э.
После шестилетней разлуки ставшие тринадцатилетними Гефестион и Александр снова встречаются. Как будут развиваться их отношения? Отрочество, юность и далее... Любовь и верность, измена и предательство, ненависть и злоба, жертвенность и корысть, семья и политика. Походы и война, Европа и Азия...
Глава 1
Луна вершила свой путь в неизмеримой вышине, всем своим видом показывая безучастность к страстям человеческим. «Ты меня не обманешь, — думал Гефестион, сидя на подоконнике и взирая на россыпь звёзд с ночным светилом в расцвете полнолуния. — Ты только кажешься равнодушной, а на самом деле любопытна, ты хочешь узнать, что творится в моём сердце, ты не можешь не испытывать к этому интереса, потому что в нём вершится великое таинство. Но я не открою его тебе, это будет только моя тайна. Моя и Его. Которого я увижу так скоро… И я не подам виду, что догадался о твоей бесцеремонности — я закрываю окно просто потому, что ночной воздух выстудил комнату».
Гефестион аккуратно сомкнул створки, неровная поверхность слюдяных пластинок, вставленных в оконный переплёт, исказила и приглушила льющиеся извне лучи. Погасли звёзды, теперь на полу вырисовывался не яркий четырёхугольник, а неровные тусклые пятна пробившегося через преграду света полночной небесной странницы, так и не догадавшейся о великом секрете.
Гефестион проворно юркнул под одеяло: он основательно продрог, мечтая о предстоявшем. Считанные часы оставались до того момента, когда он снова увидит Александра. Можно было только радоваться за свою судьбу: Гефестиона включили в свиту тринадцатилетнего царевича. Отныне они будут вместе — учиться, есть, спать. Жить. Гефестион плохо помнил Александра маленьким мальчиком: память хранила только белокурую головку и нежное неоформленное тельце, ослепительное в потоках жаркого солнца, струившего свои лучи на богами данного. И черты, и контуры почти не всплывали в воспоминаниях, но одно врезалось в них навсегда: света было так много, он был так ярок, и средоточием его было не солнце, а Александр. Он сам сиял, он сам источал этот свет и этот жар, и Гефестион стоял так близко, что не мог не почувствовать себя рядом с царевичем тоже избранным провидением.
И ещё одна картина всплывала в памяти. Из обрывков пары разговоров Гефестион услышал, что в младенчестве Александр был так привязан к Клиту, брату своей няньки, что больше всего времени проводил с ним. В прогулках, представлявшихся опасными странствиями на край света, на привалах у прохладного ручья или в тени дубравы в перерывах между этими вылазками. Любознательный наследник македонского престола без конца задавал вопросы, познавая мир вокруг, каждый день его голова полнилась столькими удивительными открытиями, что по возвращении клонилась на плечо верного стража, домой Клит нёс на руках уже заснувшего царевича. Гефестион представлял Александра в своих собственных объятиях, на руках у себя, и душа кричала: «Я, я должен это сделать, я это хочу, я имею на это право, потому что…». И Гефестион не договаривал и воображал, как он будет нести Александра на руках. Выносить раненого с поля брани, брать за руку и вести к вступлению в царствование, возносить на трон, увенчивая голову короной покорённых стран. Или просто слагать на ложе и тонуть, глядя в его голубые глаза…
Гефестион гордился своей любовью, он мог высоко поднимать голову, осознавая, что она гнездится в его сердце. «Ведь любящий божественнее любимого, ибо вдохновлён богом», — повторял он вслед за Платоном. Гефестион покажет и сложит к ногам Александра все сокровища своей души — все, без остатка. Против них невозможно будет устоять — и Александр поддастся на этот призыв, на зов синих глаз. И будет с него спадать гиматий, слетать хитон, падать вниз набедренная повязка, и будут поцелуи и ласки, и будет Гефестион нежен с Александром, как ни с кем не был. Да он и действительно ни с кем ещё не был. «Кто? Я или Александр ни с кем не был?» — соображалось уже плохо, последними сполохами в засыпающем сознании мелькали мгновения, когда два мальчика боролись под бдительным судейским оком, чтобы вырасти в достойных мужей. Он, только он, Гефестион, побеждал Александра. И против его любви, светлой и чистой, против её силы царевич не устоит… Гефестион прижал руки к груди, подтянул ноги к животу, словно стремясь не расплескать ни капли из того, что переполняло душу, чтобы донести это светлое и огромное до Александра и излить на него полностью, целиком, — и унёсся в объятия Морфея. Ему снились конница, бредущая вдоль берега, уходящие за линию горизонта прекрасные города, дворцы, походные шатры, светильники, горящие, но не рассеивающие альковный полумрак, и он с Александром — на коне, в длинных анфиладах, в таинственной тьме…
Проснулся Гефестион с ощущением блаженства, по телу в ещё дремотном состоянии разливалась истома испытанного только что вознесения. «Это тоже моя любовь, она каждый день приносит мне дар за даром». Выражение признательности богам закончилось, когда подросток повернулся и тело ощутило… Нет, это невероятно! Познанное сладострастие теперь жгло стыдом. Вот через что он прошёл, чтобы побывать в эмпиреях! Он оскорбил Афродиту-Уранию, его светлая целомудренная любовь ныне была запятнана и в прямом, и в переносном смыслах, упала до плотского вожделения, утолила его, опустилась с платоновских высот до Афродиты-Пандемос, до похоти, блуда! Как же он теперь будет жить — осквернённый зовом бесстыжей природы?! И хуже всего то, что от этого невозможно отказаться, потому что это слишком прекрасно, потому что это тоже связано с Александром! Что же делать? Какой позор! И ведь Александр… Он тоже из плоти и крови — значит, и с ним… И в грёзах о ком? «Он же только мой. Я не должен его никому отдавать», — мучительно простонал Гефестион.