Нежна и опасна

Я заш­ла и сму­щён­но ос­та­нови­лась на по­роге. Не ожи­дала, что про­ник­нуть в ка­бину ока­жет­ся так лег­ко. Са­ша, си­дев­ший спра­ва в крес­ле вто­рого пи­лота, обер­нулся и при­вет­ли­во мне кив­нул:

— Доб­рый день. Как де­ла?

Его гла­за скры­вали сол­нечные оч­ки. Он был по­хож на лёт­чи­ка с рек­ламной кар­тинки — мо­лодой, улыб­чи­вый, в оч­ках-ави­ато­рах.

— Всё от­лично, спа­сибо. А у вас?

— Прек­расно, — от­ве­тил он и сно­ва от­вернул­ся.

Я пе­реве­ла взгляд на Мол­ча­нова. Он раз­вернул­ся впо­лобо­рота вмес­те с крес­лом, ста­щил на­уш­ни­ки на шею и пред­ло­жил мне:

— Са­дись, сей­час ко­фе попь­ём. Ты, на­вер­ное, го­лод­ная.

— Да нет, не очень.

— В хо­лодиль­ни­ке есть ка­салет­ки с едой, мож­но поп­ро­сить борт­про­вод­ниц — они ра­зог­ре­ют.

— Бу­тер­бро­ды сой­дут.

Я се­ла на зна­комый от­кидной стуль­чик, но прис­тё­гивать­ся рем­ня­ми не ста­ла. Мы, вро­де, не взле­тали и не шли на по­сад­ку. Мол­ча­нов то­же не был прис­тёгнут. А ещё он рас­пустил гал­стук, за­катал ру­кава и рас­стег­нул нес­коль­ко вер­хних пу­говиц на ру­баш­ке. В ка­бине бы­ло го­раз­до жар­че, чем в са­лоне. Сол­нце бес­по­щад­но про­низы­вало воз­дух, наг­ре­вая всё вок­руг и зас­тавляя жму­рить­ся от яр­ких лу­чей.

Мы си­дели и рас­смат­ри­вали друг дру­га. По­ка я блуж­да­ла взгля­дом по об­на­жён­ным ру­кам Мол­ча­нова (тон­кие шра­мы на за­пясть­ях, ча­сы из ма­товой ста­ли, длин­ные силь­ные паль­цы, вы­горев­шие во­лос­ки на пред­плечь­ях), он без стес­не­ния раз­гля­дывал ме­ня. И сей­час в его взгля­де не бы­ло «дя­дюш­ки­ной» снис­хо­дитель­нос­ти. Он боль­ше не смот­рел на ме­ня так, как взрос­лый смот­рит на под­рос­тка. Он смот­рел так, как муж­чи­на смот­рит на жен­щи­ну — вни­матель­но и серь­ёз­но. Мне нра­вилась эта без­мол­вная чес­тность.

Его гла­за ос­та­нови­лись на мо­их но­гах. Бро­ви удив­лённо при­под­ня­лись. Я гля­нула вниз и об­на­ружи­ла, что си­жу бо­сая, ед­ва ка­са­ясь паль­ца­ми ков­ро­вого пок­ры­тия. Мои гла­мур­ные ро­зовые ног­ти ка­зались чу­жерод­ным эле­мен­том в этом царс­тве дис­пле­ев, сталь­ных ры­чагов и штур­ва­лов.

Вы­ходит, я бро­дила по са­молё­ту бо­сиком и да­же не за­мети­ла это­го.

Я скрес­ти­ла ступ­ни и ощу­тила, ка­кие они хо­лод­ные. О чём нуж­но ду­мать, что­бы за­быть на­деть обувь? По­нят­но, о чём. О нём. Я под­жа­ла но­ги.

Мол­ча­нов быс­тро нак­ло­нил­ся, под­хва­тил мои ступ­ни и по­ложил се­бе на ко­лени. Нак­рыл го­рячи­ми ла­доня­ми:

— Что, по­теря­ла свои хрус­таль­ные баш­мачки?

— Я же не Зо­луш­ка, — воз­ра­зила я, — у ме­ня ке­ды.

От его рук раз­ли­валось вос­хи­титель­ное теп­ло. Я и не зна­ла, что это так при­ят­но, ког­да муж­чи­на сог­ре­ва­ет твои за­мёр­зшие но­ги. От из­бытка те­лес­ных ощу­щений я по­ёр­за­ла на си­денье, чувс­твуя нез­на­комое вол­не­ние. Это бы­ла смесь стра­ха, ли­кова­ния и слад­ко­го пред­вку­шения. Мол­ча­нов при­нял­ся мас­си­ровать ступ­ни, рас­ти­рая паль­цы по од­но­му. Я ус­пе­ла по­давить рез­кий вздох. Каж­дое его дви­жение не­пос­ти­жимым об­ра­зом от­да­валось в па­ху и цеп­ля­ло чувс­тви­тель­ные по­та­ён­ные струн­ки. Я мыс­ленно взмо­лилась, что­бы он не ос­та­нав­ли­вал­ся.

Он по­тянул­ся к сум­ке, сто­яв­шей за крес­лом (мои паль­цы упёр­лись ему в грудь!), по­шарил в ней и дос­тал за­бав­ные муж­ские нос­ки — чёр­ные в би­рюзо­вый го­рошек. На ре­зин­ке мель­кну­ла над­пись «Тай­гер оф Сви­ден». И тут же, как по ко­ман­де, пе­ред гла­зами воз­ник его мус­ку­лис­тый жи­вот с до­рож­кой во­лос, ис­че­за­ющих под ре­зин­кой бе­лых бок­сё­ров. Я при­куси­ла гу­бу, что­бы не зас­то­нать в го­лос или не вы­ругать­ся.

Мол­ча­нов лов­ко на­дел на ме­ня свои нос­ки, хлоп­нул по по­дош­вам и спро­сил:

— Сог­ре­лась?

— М-м-м…

Он спус­тил мои но­ги с ко­лен, слов­но прог­нал приг­ревше­гося ко­тён­ка. Сна­чала пой­мал, при­лас­кал, по­тис­кал, а по­том от­пустил и за­был о нём. Проз­ву­чал сиг­нал. Мол­ча­нов на­жал на кноп­ку на при­бор­ной па­нели. Дверь от­кры­лась. Стю­ар­десса при­нес­ла бу­тер­бро­ды с вет­чи­ной и сы­ром и ды­мящий­ся аро­мат­ный ко­фе — все­го две чаш­ки.

— А Са­ше? — спро­сила я, га­дая, ви­дел ли тот на­шу не­боль­шую сцен­ку или эти де­сять-пят­надцать се­кунд ос­та­лись без его вни­мания.

Са­ша да­же не обер­нулся на мой воп­рос. Ви­димо, на­уш­ни­ки по­дав­ля­ли все шу­мы, и слы­шал он толь­ко дис­петче­ра и пи­лотов дру­гих бор­тов, про­лета­ющих поб­ли­зос­ти. Мол­ча­нов от­ве­тил за не­го:

— Он по­том пе­реку­сит, ему при­гото­вят что-ни­будь дру­гое. — И по­яс­нил: — По пра­вилам мы не дол­жны есть оди­нако­вую пи­щу.

— По­чему? — я жад­но от­ку­сила бу­тер­брод, чувс­твуя страш­ный го­лод.

— По­тому что ес­ли вет­чи­на нес­ве­жая, то пусть луч­ше пос­тра­да­ет один пи­лот, чем оба сра­зу. Ко­му-то же на­до по­садить са­молёт, по­ка дру­гой в ту­але­те, ло­гич­но?

— Ло­гич­но, — сог­ла­силась я.

Вол­не­ние пос­те­пен­но уле­галось. Чем доль­ше я на­ходи­лась ря­дом с ним, тем ме­нее ос­тро вос­при­нима­ла его при­сутс­твие. Его те­ло, го­лос, взгля­ды, на­шу фи­зичес­кую бли­зость — пол­метра вмес­то де­сяти ты­сяч ки­ломет­ров. Пер­во­началь­ные эмо­ции от встре­чи пе­рес­та­ли ме­ня сот­ря­сать. Я уже не бо­ялась упасть в об­мо­рок от при­кос­но­вения к не­му. Мы по­тихонь­ку воз­вра­щались в ста­рый фор­мат об­ще­ния, ког­да мог­ли спо­кой­но об­суждать раз­ные ве­щи — мою жизнь, прош­лое Ки­рил­ла, на­ши пла­ны — и не ша­рахать­ся друг от дру­га. Не­лов­кость и нер­возность, выз­ванные дол­гой раз­лу­кой и на­шим двус­мыслен­ным по­ложе­ни­ем, прош­ли. Те­перь мы мог­ли нор­маль­но по­гово­рить — ес­ли бы за­хоте­ли.

Я до­пила ко­фе и прид­ви­нулась к ок­ну, зак­ры­ва­ясь ру­кой от па­ляще­го сол­нца.

Под на­ми проп­лы­вали зас­не­жен­ные го­ры — гря­да за гря­дой. В глу­боких до­линах свер­ка­ли длин­ные язы­ки лед­ни­ков. Они как змеи из­ви­вались меж­ду хреб­та­ми и спол­за­ли в ос­ле­питель­но-си­нее мо­ре, усе­ян­ное ми­ри­ада­ми бе­лых то­чек.

— Где мы? — спро­сила я.

— Над Грен­ланди­ей, — от­ве­тил Мол­ча­нов. — Ви­дишь вни­зу ай­сбер­ги? До­воль­но ко­вар­ные шту­ки. Хо­рошо, что мы в са­молё­те, а не на ко­раб­ле.

— Хо­рошо, что мы… вмес­те.

Я не смот­ре­ла на не­го, но ощу­щала его взгляд.

— Мы не вмес­те, Аня, — ти­хо ска­зал он.

— Мо­жет быть, зря?

— Есть ве­щи, ко­торые нель­зя из­ме­нить.

— Нель­зя или ты не хо­чешь?

— Я не мо­гу.

— И что же нам де­лать?

— Ни­чего. При­нять си­ту­ацию, стать родс­твен­ни­ками — бра­том и сес­трой. Со вре­менем всё за­будет­ся.

— Ты ве­ришь в это?

— Да. И те­бя про­шу по­верить.

Я ви­дела, что он го­ворит ис­крен­не. Что бы он ко мне ни чувс­тво­вал, он хо­тел стать для ме­ня бра­том — и не бо­лее то­го. Но смо­гу ли я от­но­сить­ся к не­му как к бра­ту? Кас­три­ровать свою лю­бовь, по­гасить вле­чение, зас­та­вить те­ло за­мол­чать?

— Про­шу те­бя, Аня, — пов­то­рил он и про­тянул ру­ку, — будь мне сес­трой. Это единс­твен­ное, что я мо­гу пред­ло­жить, но пред­ла­гаю я это от чис­то­го сер­дца.

Он улыб­нулся — от­кры­то, свет­ло и нем­но­го грус­тно. Он вы­ложил кар­ты на стол и ждал, что я сде­лаю то же са­мое. Боль­ше ни­каких на­мёков, двус­мыслен­ностей и не­домол­вок. Ни­каких тай­ных при­кос­но­вений и по­лу­обор­ванных ноч­ных раз­го­воров. Ни­чего, что мож­но трак­то­вать дво­яко.

Раз­ве я мог­ла ска­зать «нет»? Он был ко­вар­нее грен­ланд­ско­го ай­сбер­га, а я его лю­била.

— Хо­рошо, — ска­зала я, — я бу­ду те­бе сес­трой.