Е3

4 сентября была первая в моей жизни бомбежка, было так страшно, что я никогда этого не смогу забыть. Рев самолетов, грохот зениток, взрывы. И еще темнота.

Раз–два во время бомбежек мы спускались в подвал, а потом остались в нем на ночь.

15 сентября 1941 года

Сегодня я впервые участвовала в тушении зажигалок, как называют их все. Зажигалки – это такие бомбы, которые сбрасывают немецкие самолеты, они падают на крыши, быстро крутятся и шипят, а нам с ребятами нужно хватать их щипцами и тушить в ящиках с песком. Всего нас было 5 человек: я, Колька Дубровский, Нина Малетина, Валя Копылова и Женя Денисов. Вале – десять лет, остальные немного старше, а командиром поставили Женьку Денисова, потому что ему уже четырнадцать лет. И тут я увидела, что недалеко от меня упала зажигалка. Я сначала испугалась и начала звать ребят на помощь. Прибежал Колька, но ему никак не удавалось пролезть, чтобы подцепить бомбу, потому что там было очень узко. Тогда он дал мне щипцы и попросил достать ее. Я боялась, но сделала, подтянула ее поближе, а потом мы вместе с Дубровским потушили ее в ящике с песком. Меня все хвалили и приняли в отряд. Я рада, что помогла ребятам.

25 сентября 1941 года

Этот учебный год совсем не такой, как предыдущий. Каждый день перебежками добираемся до школы. Лидия Михайловна рассказывает про новости с фронта. Пока радостных известий нет. Сегодня она читала нам стих «Что такое хорошо и что такое плохо» Владимира Маяковского. Папа объясняет маленькому мальчику, что плохо, а что хорошо. А вот про войну ни строчки, хотя это ОЧЕНЬ ПЛОХО, а вот хорошо, когда ее нет. Мы долго рассуждали на эту тему и никак не могли успокоиться; каждый говорил, почему война не нужна, приводили примеры. Были даже такие, у кого родные погибли на фронте.

28 сентября 1941 года

Сегодня Погиб Миша Черкасов. Он спал с бабушкой, когда бомба попала в их дом. Я видела его маму, она долго смотрела на развалины. Ее глаза были красные от слез, и она больше не могла плакать. Моя мама обняла ее и стала утешать, но казалось, что мама Миши ее не слышит. А потом моя мама долго обнимала меня и Ромку и плакала.

8 октября 1941 года

Весь день пыталась успокоить Ромку, он плакал и хотел есть. Мама была на работе, а бабушка ушла менять свои золотые сережки на муку. У меня совсем ничего не было, я бы обязательно отдала ему свой хлеб, но он кончился. Ромка младше меня на три года, ему всего шесть, и он не понимает, что еды нет. А потом он успокоился. Он нашел папин старый кожаный ремень и сгрыз почти половину, а потом уснул с мокрыми от слез щеками. Я думала, что бабушка будет ругаться, но она только вздохнула и заплакала, а потом вытащила муку и два кусочка сахара, такого белого-белого. Я и забыла, что сахар такой вкусный. А Ромка схватил свой кусочек, а потом долго просил у бабушки еще, но больше не было.

22 октября 1941 года

Сегодня встретила соседку тетю Марину, она посмотрела на меня, вздохнула и сказала: «Пойдем, попрощаешься с Петей». В комнате горела свечка и пахло воском. Он лежал в маленьком гробу очень бледный, но такой живой, что я невольно позвала его. Но он мне не ответил. А потом я долго думала, что я могу тоже вот так лежать бледная и холодная, а ко мне будут приходить люди и прощаться. Жалко Петьку.

13 ноября 1941 год

Снизили норму хлеба по карточкам. По маминой карточке можно получить триста граммов, а на наши с бабушкой и Ромкой только по 150. Я раньше никогда не задумывалась сколько граммов в булочке, которую я съела. Да я и не знала, что она состоит из этих самых граммов. А теперь вот знаю. Это очень мало. Хочется есть.

16 ноября 1941 года

Сегодня закрыли школу, на улице уже холодно, нас собрала Лидия Михайловна, и мы занимались у нее дома, сидели вокруг «буржуйки» и учили уроки. Пришло человек восемь из класса, остальных не было: кто болел, кто помогал взрослым, а Мишка с Петькой умерли.

20 ноября 1941 года

Сегодня маме дали 250 граммов хлеба, а нам только по 125. Бабушка пошла менять свою новую шубу на картошку. На улице по–прежнему холодно и стреляют, а еще там лежат мертвецы. Сначала было очень страшно видеть людей мертвыми. Бабушка вела меня с Ромкой, пытаясь обойти трупы, а мы таращились во все глаза.

21 ноября 1941 года

Сегодня снились мертвые, они были повсюду, а я была одна среди них. Я плакала и пыталась найти бабушку, маму или Ромку, но не могла. Проснулась вся в слезах, бабушка обняла меня крепко и спела колыбельную, чтобы я уснула.

Клава Кока негромко запела из кармана песню «Краш», и Настя перенеслась обратно в 2013. Она оторвалась от тетради и достала сотовый. Миша.

– Ага, привет, я еду, – Настя всматривалась в окно, пытаясь понять, где именно она находится. – Я вот тут уже, – соображала она. – Ну где тут? – не могла она все еще переключится. – Выхожу, короче, Миш, ладно, давай, – она отключила телефон все еще не понимая, где именно едет.

– Черт, – выругалась она второй раз за день и довольно громко, что на нее обернулись несколько человек. Настя запихнула тетрадку в сумку и соскочила с места. Она судорожно нажимала кнопку открытия дверей, но водитель явно не был настроен выпускать ее где-то помимо положенного места. Она проехала две остановки! Ей придется бежать, так быстрее, наверное, чем ждать другой автобус, да еще и пешеходный переход неизвестно где, а трасса оживленная. Она прижала к себе сумку и понеслась, вернее, ей так казалось, что она бежала изо всех сил, ну и плюс пуховик, плюс поправка на ветер.

Лена и Миша были уже в костюмах.

– Здравствуй, Симка, – вжился в роль Нолик–Миша, протягивая ей костюм. – Мать уже несколько раз спрашивала, когда мы можем начать.

– Форс–мажор, – Настя запихивала себя в комбинезон, тяжело дыша. Свежесть от принятого душа выветрилась еще на улице между домами 22 и 20 по улице Тотмина.

– Застегни, – она повернулась к Лене спиной. – И жвачку выплюнь.

Девушка закатила глаза и помогла Насте. Скатала липкий шарик и протянула.

– Чего ты мне эту гадость суешь? – отмахнулась Настя, натягивая парик. – А микросхема где?

– Тряпка синяя? – Лена искала урну, не найдя, прилепила жвачку к стене.

– Ты нормальная? – уставилась на нее Настя. – Убери.

– Куда я тебе уберу ее?

– Там дети уже вас ждут, – заглянула к ним женщина лет сорока, – можете начинать, – то ли спросила, то ли приказала она и скрылась.

Настя цокнула языком теперь уже полноправно без браслета и покачала головой. Выдохнула, натянула улыбку и вышла. Лена взяла реквизит и направилась следом, но тут же столкнулась с Настей.

– Микросхему взяла? – опять спросила Настя.

– Да иди уже, не первый год замужем, – толкнула ее Лена и пошла от бедра, вживаясь в роль самой красивой фиксинки.

ГЛАВА 3

Да уж, именинник и впрямь запомнит праздник надолго, правда, не с лучшей стороны. Хороших отзывов можно было не ждать. Паша звонил дважды, но Насте не хотелось ни с кем говорить. Марине все же ответить пришлось и выслушать, какие они ужасные аниматоры. Настя и сама понимала это. Сначала она застыла, увидев гостей, и пауза затянулась чуть дольше, чем девушка планировала. Программа оказалась больше похожа на представление, чем взаимодействие с детьми, ведь большинство из них были колясочниками с ДЦП. Лена была к этому явно не готова, и Настя видела ее плавающий взгляд, неестественно открытые глаза и дурацкую улыбку.

Конечно же их предупреждали, но теория и практика порой диаметрально противоположны. И если Настя смогла собраться в ближайшие 20 секунд, то Лена ходила потерянная все шоу. Потом Миша захотел прокатить именинника под музыку, но сделал лихой вираж и чуть не выронил мальчика из коляски, хорошо еще, что отец успел вовремя подхватить сына.