Е3

4 января 1942 года

Вот и наступил Новый 1942 год.

Настя застыла в неудобном положении. Новый 1942 год? Что?

– Это какая–то асана? – улыбнулся Паша, заглядывая на балкон. – Ты чего тут так долго?

Настя выпрямилась, все еще пытаясь осознать, что такое она сейчас прочла. Ее лицо являло собой вопрос: лоб нахмурен, взгляд плавающий, губы разомкнулись, собираясь что–то спросить.

– Что–то случилось? – опередил ее Паша с вопросом.

– Нет, – Настя поняла, как странно она выглядит и перестала хмуриться. – Вот пепельницу хотела очистить, – показала она предмет мужу.

– А с лицом чего? – не унимался тот.

– Лицо как лицо, – улыбнулась Настя. – Спроси у Лехи, что он тут читает? – она кивнула на тетради.

Паша проследил за взглядом жены, а потом посмотрел на нее.

– Тебе не кажется, что это личное дело каждого.

– Как бы да, но там что-то непонятное.

– Буквы? – решил снова пошутить Паша.

– Ха–ха, – передразнила его Настя, – шмуквы. И цифры тоже. 1942 год.

– И что в нем непонятного? Год и год.

На лоджию вошел Леха.

– Не помешаю? Курить охота. – Он держал сигарету в пальцах, ожидая ответа.

– Кури, конечно, – согласился Паша, – мы пойдем уже.

Леха сел на стул, закинул ногу на ногу и затянулся.

– Ничего, скоро конфетку вам сделаю, будете жить–поживать и добра наживать, – решил сказать он напоследок. – Странно, куда я пепельницу дел? – Леха оглядывался вокруг.

Настя протянула ему пепельницу, которую все время держала в руках.

– Спасибо, – растерянно сказал Леха, принимая предмет. Он стряхнул пепел и поставил ее на пол. – Кстати, я тут дневники нашел утром, даже пару страниц прочитал, – он взял тетрадь в руки. – Тут про блокадный Ленинград.

Так вот что такое новый 1942 год! Это кто–то писал про то время.

– Где нашел? – удивился Паша.

– Пол вскрывал, а они там, – Леха снова затянулся.

– Под полом? – Настя вскинула брови. – Как тайник?

– Ну явно они туда не через щелку попали, – подтвердил Леха, – прятали. Фиг его знает зачем. – Он затушил сигарету. – Ладно, с вами хорошо, но мне работать надо. – Он бросил тетрадь обратно, встал и зашел в квартиру.

– Они мне нужны, – уверенно сказала Настя.

– Типа тайна и все такое?

– Ага, типа.

Паша пожал плечами, его тоже немного заинтересовали записи.

–Леха, тебе тетради нужны? – крикнул в комнату.

Тот ответил не сразу, то ли не расслышал, то ли думал.

– Да забирай, захочу историю вспомнить – в википедии почитаю, – усмехнулся рабочий.

Настя быстро схватила подаренное и вышла из лоджии.

– Спасибо и до свиданья, – сказала она парню и направилась к выходу.

В машине она положила тетради в сумку и пристегнулась.

– Тебя домой? – уточнил Паша.

Настя посмотрела на часы, она успеет немного отдохнуть перед представлением.

– Домой, а ты в офис?

– Ну кто–то же должен зарабатывать, – Паша усмехнулся и вывел машину на дорогу.

– Плохо, когда жена домохозяйка, – съязвила Настя.

– Да не дуйся, ты же понимаешь, что эти твои развлекалки – не серьезная работа.

– Ну и ты не в кабинете министра.

– Я хотя бы в кабинете.

– А чем плоха моя работа? Я приношу радость детям, или ты о больнице? Ну да, там не платят, извините, но почему во всем должна быть выгода? Неужели недостаточно простого человеческого «спасибо» и восторженных взглядов этих бедный малышей. Думаешь, они прям сидят там, чтоб к ним пришли и БЕСПЛАТНО фокусы показали?

– Насть.

– Да черта с два! Они гулять хотят, банально играть и жить как все.

– Насть.

– Они на великах хотят кататься, в снежки играть, а не таращиться весь день на облупленные стены.

– Насть.

– Да чего Настя? У тебя все в рубли конвертируется. Нельзя же всем квартиры продавать?! Кто–то должен и утки выносить, и двор подметать.

Она стала грызть ноготь, как всегда, когда начинала нервничать в ссоре с Пашей. Браслет невесомо обрамлял запястье, напоминая своим присутствием о мире положительных эмоций.

–Черт, – выругалась Настя, – то ли со мной что-то не так, то ли невозможно в этой жизни хотя бы один день прожить без негатива. – Она сняла браслет и сунула его в карман. Сейчас она не настроена на новую попытку, слишком раздражена.

Машина подъехала к дому.

– Я не собирался тебя обижать, – миролюбиво начал Паша.

– Проехали, – Настя отстегнулась и выбралась из машины. Идти домой не особо хотелось, если бы там никого не было – другое дело. А так придется перекинуться хоть парой слов с бабушкой.

– Ты во сколько вернешься, – окликнул ее Паша.

– Не знаю, может потом посидим где, – нехотя ответила Настя, – Миша предлагал в кафе сходить.

– Ну раз сам Миша предлагал, – снова включил юмориста парень.

Настя вздохнула и махнула на не рукой.

– Только попробуй сегодня трешку за девять миллионов не продать, умник.

– Как раз еду показывать, – поддержал он шутку.

Дома на удивление никого не было, не считая собаки, остальные, наверное, решили прогуляться. Бабушка всячески пыталась вытащить деда на дневной моцион: пройтись после обеда кружок–два или подышать воздухом в ближайшем парке. Дед упирался как мог, подобного рода развлечения он не очень приветствовал, одним из его излюбленных занятий было сидение в сумерках и размышление о жизни. Иногда они вот так и сидели в темноте, освещаемой лишь уличными фонарями, и вели неторопливые беседы о прошлом.

Квартира в ее распоряжении, Настя даже улыбнулась, она не имела ничего против стариков, тем более, что это они с Пашей были на чужой территории, просто иногда хотелось одиночества, когда к тебе никто не лезет с расспросами, нравоучениями, историями из жизни. Когда просто хочется тишины или лежать в ванной столько, сколько вздумается, а не прислушиваться каждый раз, когда за дверью кто–то проходит: не превысила ли она лимит времени?

Настя поставила чайник и решила принять душ перед праздником: надо привести себя в порядок и расслабиться, это был ее маленький ритуал.

Чай с мятой расслаблял, спасибо маме, постаралась, насушила разных трав для любимой дочки. Теперь месяца на четыре хватит, уж куда лучше магазинного. Она насыпала две ложки сахара в чай и села за стол. Времени в обрез, надо еще посушить волосы и сделать неброский макияж. Тетрадь! Настя вскочила из-за стола, вспомнив о таинственной находке, и побежала в комнату за сумочкой. Послышался звук ключа, вставляемого в замочную скважину. Да. Хорошенького понемножку.

Настя вернулась на кухню и продолжила перекус.

– Ой, там такая хорошая погода, – бабушка неторопливо зашла на кухню, поправляя прическу, – мы в Центральный парк ходили, там такие белочки смешные, прямо с рук едят.

– Здорово, – поддержала Настя.

– Я деда еле вытащила, Толя, пойдем, говорю, а он мне кучу отговорок.

– Дааааа, – протянул дед, появляясь на пороге, – погода и правда хорошая, а ты, – обратился он к бабушке, – из дома выходить не хочешь.

– Толя, – ахнула бабушка.

– Еле вытащил, – честными глазами смотрит дед на Настю и усмехается.

– Да ну тебя, переодеваться пойду. А ты сегодня дома? – спрашивает она у Насти.

– Не, минут через 20 ухожу.

– Ну ешь–ешь, не отвлекаю, – бабушка выходит вместе с дедом.

Настя быстро съедает пару печений и лукум, убирает за собой и идет в комнату. Из косметики только тушь, пять минут на сушку волос, джинсы и пуловер мгновенно облачают тело. Аквагрим! Настя бросает его в сумку и натыкается на дневники. Времени совсем нет, опаздывать нельзя, тем более, что с ребятами надо кое–что обговорить и переодеться. В автобусе пару страниц вполне можно прочесть, решает Настя и выходит из дома.

ГЛАВА 2

9 сентября 1941 года

Меня зовут Лиза Емельянова. Мне 9 лет. Всюду слышится слово ВОЙНА, и мне страшно, потому что ВОЙНА – это плохое слово, а вокруг взрываются бомбы и мало еды. Мама дала мне эту тетрадь, чтобы я записывала в нее все. Она сказала, что так легче, когда делишься с бумагой своими переживаниями и плохими эмоциями. Бумага все стерпит, − говорит она.