Страница 9 из 62
— Эта тварь брала юного наследника с собой. Где-то в этих стенах и сложился характер Черного Герцога, — барон с нескрываемой ненавистью разглядывал оплетенные ползучими растениями башенки и грифонов из герба Каримбала, каменные тела которых покрылись голубоватой пушистой плесенью, что придавало им совершенно отталкивающие черты.
— Я хочу войти внутрь. Если там нет ничего опасного, то это станет нашим первым приличным ночлегом за многие дни, — сказала принцесса и решительной походкой направилась ко входу.
Барон вздохнул и поплелся следом, кивнув маркизу и еще двоим дюжим дворянам. Те, обнажив клинки, направились вслед за Лучар и Гайлем.
Проходя мимо грифонов, принцесса остановилась. Не веря себе, она дважды встряхнула головой, словно отгоняла морок, от чего ее волосы растрепались по плечам. Потом она всмотрелась внимательнее.
Действительно, зеленые глаза ближайшей к ней твари смотрели так, будто были не изумрудами необычайной чистоты и величины, а самыми настоящими органами чувств каменных истуканов, покрывшихся плесенью.
Стоило принцессе двинуться с места, как зеленоватая дымка на дне камней начинала менять очертания, клубиться, смещаться ближе к поверхности.
Создавалось полное впечатление, что стражи тайного убежища Фуалы все еще находятся на посту и исправно выполняют свою работу, пристально всматриваясь в лицо входящим. Или все-таки это лишь игра света и тени на гранях камней?
Лучар отступила на шаг, потом обошла грифона кругом. Нет, все правильно, никаких иллюзий — стража бдит!
— И вы тоже заметили, ваше высочество? — спросил маркиз и беззаботно провел рукой по гребню на спине каменного истукана.
На ладони остался слабо фосфоресцирующий даже при дневном свете налет, и Герд принялся торопливо стирать его о полу камзола.
— А что я, собственно, заметила? — воинственно спросила Лучар.
«Кто знает, может он говорит о светящейся слизи, а глаза вижу только я одна? Вот будет весело, если я спрошу — а правда, господа, вон то каменное страшилище как-то странно пялится на меня, — а у Гайля и Герда отпадут челюсти от удивления и сожаления. От ужасов войны и ночных маршей сквозь джунгли принцесса повредилась головой!..»
Череда подобных мыслей все еще клубилась в голове Лучар, когда бесшабашный маркиз развеял все ее подозрения. Юноша едва ли не вприпрыжку обошел грифона, подошел к соседнему, и уставился вглубь ближайшего изумруда, прокричав:
— Смотрит, тварь поганая, видать, недоволен вторжением. А я-то по первоначалу решил, что башку напекло.
— Ладно, идем дальше, — сказала принцесса, с сомнением глянув через плечо на недвижимые статуи мифических чудищ. — Будем надеяться, что они не могут вызвать из бездн дух Фуалы или призвать сюда лемутов или иных слуг Нечистого.
Маркиз, как краем глаза успела рассмотреть принцесса, проходя мимо недреманной стражи, сделал жест, по мнению приморских рыбаков, отгоняющий нечистую силу.
«Помниться, Иеро долго высмеивал суеверия моих земляков, заверяя, что кроме молитвы и меча нет ничего, что может спасти от нежити человека, не прошедшего суровую ментальную тренировку где-нибудь в Тайге», — вспомнила принцесса.
Растрескавшиеся ступени, сквозь которые рвались ввысь пучки удивительно живучей и жесткой травы, вели вверх. В полумраке прихожей по выложенному глиняной плиткой полу метнулась небольшая восьмилапая ящерица, злобно зашипев на пришельцев и показав пасть, полную иглоподобных синих клыков, и раздвоенный кроваво-красный язык.
Барон поймал за рукав камзола протискивающегося мимо него Герда и негромко сказал:
— Маркиз, вернитесь и живо организуйте факелы. Здесь слишком узкие и редкие бойницы, а окон я попросту не вижу. Не ровен час, ее величество подвернет ногу.
— Еще чего, — воинственно вскинулась Лучар, не умевшая сдерживаться, когда кто-либо, кроме отца и мужа, принимаются назойливо заботиться о ее здоровье. Но Герд и ухом не повел.
Пожав плечами, Лучар двинулась вперед наощупь, и едва не закричала наткнувшись на мертвецки холодную руку. Зачатки ментального искусства, преподанные метсианским воином-священником позволили ей мгновенно определить, что рядом с ней из живых только ее спутники.
«Статуя», — догадалась принцесса, с опаской ощупывая препятствие. Барон, который, похоже, видел в пыльном полумраке не хуже, чем в чистом поле, тихо выругался. В длинной тираде, загнутой бывалым начальником тайного сыска королевства оказалось одно единственное пристойное слово, которое он, в ответ на недоуменный возглас принцессы, и воспроизвел громче:
— Мерзость!
Вскоре пришел маркиз с охапкой факелов и принялся шумно возиться с кресалом. Двое других телохранителей принцессы стали ему помогать, и вскоре просторная комната осветилась багровым цветом и наполнилась запахом промасленных тряпок, от которого у Лучар тут же запершило в горле.
Откашлявшись и приглядевшись к остановившей ее статуе, принцесса сама не удержалась от казарменного слога, правда, получилось у нее не столь цветасто и всеобъемлюще, как у Гайля, закаленного многолетним общением со всякого рода отребьем и низами общества. Причина красноречия обоих тут же стала ясна вскинувшему голову маркизу, и юный аристократ, единственный из всех присутствующих, покраснел до корней волос, что стало заметно даже при факельном освещении.
Грифоны, сторожившие дом снаружи, по крайней мере, укладывались в рамки мифологических представлений и геральдической традиции Д’Алви. А вот охранявшее вход изнутри страшилище не имело к окружающему миру ни малейшего отношения.
В душном полумраке стоял высокий козлоногий гигант с фигурой циркового жонглера, рвущего напряжением могучих телес стальные якорные цепи и жонглирующего тяжеленными болванками и камнями для катапульты. Морда его, оснащенная обилием клыков, рогов и змееподобных волос, скалилась в отвратительной улыбке, во лбу горел алый камень в форме восьмилепестковой лилии, а за спиной развевались каменные крылья с острыми ребристыми краями, которые ниспадали на заканчивающийся кисточкой длинный крысиный хвост.
Однако Бафомета, древнейший на Земле символ бесопоклонников, принцесса и барон, без сомнения, видели не раз, по крайней мере, изображенным на старинных рукописях, которые удавалось изымать у начинающих колдунов. Причина ругани была совсем иная: то, что Лучар в полумраке приняла за руку статуи, оказалось на поверку совсем иной частью анатомии демона, изобличающую его как особь демонической мужской породы.
Лучар отдернула руку, и принялась зачем-то вытирать ее о пыльную гардину, хотя камень на ощупь был сух.
— Значит, самец…
Слова, громко сказанные тактичным бароном для того, чтобы сгладить неловкое молчание, повисли под каменными сводами.
Все еще красный, словно рак, маркиз, пробормотал, подняв факел выше:
— Это еще как сказать…
Действительно, обилие мускулатуры при беглом взгляде скрывало пышный бюст изваяния.
— Вы еще ему под хвост загляните!
Лучар гордо вздернула нос и прошествовала мимо Бафомета. За ней устремились и остальные. Они прошли несколько полупустых комнат, заваленных битыми черепками, каким-то неясного происхождения мусором и костями мелких животных. Повсюду встречались те самые серебряные сопли, о которых говорил Гронт. Пройдя сквозь царящее запустение, процессия очутилась в большой зале.
На стенах и на аккуратных резных постаментах покоились охотничьи трофеи. Оказались тут и головы оленей и волков, ничуть не изменившихся за тысячелетия, прошедшие в мире после Смерти, и отвратительные морды болотных крокодилов, подобных сказочным драконам, и лишенные носа пугающие физиономии, весьма отдаленно напоминающие людские лица. Чучельник у Каримбала был знатоком своего дела, если только это сам королевский кузен не баловался на досуге, набивая трофеи речным песком и вываренной шерстью хопперов.
Лучар бегло осмотрела находки, но ни возле одной не задерживаясь дольше мгновения. Ее собственный, доставшийся врагам дворец имел еще большую залу с чучелами, где можно встретить и вовсе уж фантастических животных, уничтоженных предками и самим Дэниелем, а также три или четыре десятка набитых пухом тел Волосатых Ревунов, Псов Скорби и прочих лемутов, попавшихся старшему брату на узкой дорожке. Юная принцесса в детстве панически боялась заходить в мрачную залу, расположенную в боковом ответвлении дворца. В неровном свете настенных факелов ей казалось, что отвратительные чудища шевелят глазами, следя за каждым ее движением.