Страница 32 из 90
Я проснулась от света быстро проехавшей машины и побежала, спотыкаясь о кусты и корни, попутно раздвигая ветви сосен на моём пути, но когда я, наконец, нашла дорогу, находившуюся менее чем в пятидесяти метрах, огни исчезли. Луна освещала жёлтую полосу, разделяющую шоссе. Я поняла, что будут проезжать и другие машины, потому как было ещё относительно рано, и не ошиблась: вскоре я услышала шум мощного двигателя и увидела вдалеке свечение двух фар, что при приближении оказались летящим по шоссе гигантским грузовиком с двумя флагами, каждое колесо которого было с меня ростом. Я бросилась вперёд, делая руками отчаянные жесты. Водитель, удивлённый столь неожиданным видением, резко затормозил, отчего и я была вынуждена резко отскочить, потому что прежде чем остановиться, огромная масса грузовика проехала по инерции метров двадцать. Я побежала к машине. Шофёр высунул голову из окошка и сверху донизу осветил меня фонариком, изучая меня, а заодно размышляя, могу ли я быть приманкой банды — ведь это не первый раз, когда что-то подобное происходит с дальнобойщиком. Убедившись, что поблизости никого нет, и увидев мою голову медузы с локонами цвета шербета, он успокоился. Должно быть, водитель пришёл к заключению, что я — безобидная наркоманка, ещё одна глупая зависимая девушка. Он подал мне знак, снял блокировку с правой двери, и я забралась в кабину.
Вблизи мужчина был таким же тяжёлым, как и его машина, большим, коренастым, с руками штангиста, в рубашке без рукавов и с тонким хвостиком волос, высовывавшимся из бейсболки, этакой карикатурой на брутального мачо, но я уже не могла отступить. Контрастируя с его угрожающим внешним видом, на зеркале заднего обзора висел детский башмачок и пара православных икон. «Я еду в Лас-Вегас», — сообщил он мне. Я сказала ему, что еду в Калифорнию, и добавила, что мне подойдёт и Лас-Вегас, поскольку и в Калифорнии меня никто не ждёт. Это было моей второй ошибкой; первой же было забраться в грузовик.
Следующий час прошёл под вдохновенный монолог шофёра, излучавшего энергию, как будто он был под действием амфетамина. Во время рейсов он развлекался тем, что общался с другими водителями, обмениваясь шутками и комментариями о погоде, асфальте, бейсболе, своих машинах и придорожных ресторанах, в то время как пророки-евангелисты предсказывали по радио второе пришествие Христа. Он курил, курил непрерывно, потел, сильно чесался, пил воду. В кабине было невозможно дышать. Водитель предложил мне жареную картошку из пакета, который лежал на сиденье, и банку «Кока-Колы», но его не интересовало ни моё имя, ни что я делаю ночью на пустынной дороге. Вместо этого он рассказал мне о себе: его зовут Рой Феджевик, он из штата Теннесси, служил в армии, пока не произошёл несчастный случай, и его комиссовали. В ортопедической больнице, где пришлось провести несколько недель, он познакомился с Иисусом. Он продолжал говорить и приводить цитаты из Библии, пока я тщетно пыталась расслабиться, высунув свою голову в окошко как можно дальше от его сигарет; мои ноги сводила судорога, а по коже шли мурашки от напряжённого дневного бега.
Примерно через восемьдесят километров Феджевик свернул с дороги и остановился напротив придорожной гостиницы. На синей неоновой вывеске с несколькими перегоревшими лампочками было указано название. Там не наблюдалось никаких признаков активности: ряд комнат, газораспределительная машина, таксофон, грузовик и ещё две машины, выглядевшие так, как будто они находились там с незапамятных времён.
— Я за рулём с шести утра. Давай проведём ночь здесь. Вылезай, — заявил мне Феджевик.
— Я бы лучше поспала в вашем грузовике, если вы, конечно, не против, — сказала я ему, думая, что у него нет денег на комнату.
Водитель протянул руку через меня, чтобы открыть внутренний багажник и достал четверть литра виски и полуавтоматический пистолет. Он взял холщовый мешок, спустился вниз, обошёл вокруг машины, открыл дверцу с моей стороны и приказал спуститься, заявив, что для меня так будет лучше.
— Мы оба знаем для чего мы здесь, шлюшка. Или ты думаешь, что поездка была бесплатной?
Я инстинктивно повиновалась ему, хотя на курсах самообороны в Беркли Хай нас учили, что в таких обстоятельствах лучше всего броситься на землю и кричать как сумасшедшая, ни в коем случае не поддаваться агрессору. Я поняла, что он хромает, а ростом ниже меня и толще, чем мне показалось, когда он сидел, я могла бы спастись бегством, и этот амбал не смог бы догнать меня, но меня остановил пистолет. Феджевик угадал мои намерения, крепко схватил меня одной рукой и почти на весу принёс меня к окошку администратора придорожной гостиницы, защищенному толстым стеклом и решёткой, пропустил несколько купюр через отверстие, а затем получил ключи и заказал коробку из шести бутылок пива и одну пиццу. Я не смогла увидеть служащего или подать ему знак, потому что водитель грузовика быстро закрыл меня своим телом.
Чувствуя лапу этого амбала, сжимающую мне руку, я направилась к номеру 32, и мы вошли в комнату, дурно пахнущую влагой и креозотом, с двойной кроватью, с обоями в полоску на стенах, телевизором, электрической плитой и кондиционером, блокировавшим единственное окно. Феджевик приказал мне запереться в ванной, пока не принесут пиво и пиццу. Ванная состояла из душа с ржавыми кранами, раковины, сомнительной чистоты унитаза и двух потёртых полотенец; на двери не было защёлки, а для вентиляции имелся лишь маленький люк. Я обвела свою камеру мучительным взглядом и поняла, что никогда не была такой беспомощной. По сравнению с этим мои предыдущие приключения были шуткой: они происходили на знакомой территории, с участием моих подруг, Рика Ларедо, надёжно охранявшего меня, и я была уверена, что в чрезвычайной ситуации я смогу найти убежище у моей бабушки.
Водитель грузовика получил заказ, обменялся парой фраз со служащим, закрыл дверь и позвал меня поесть, пока пицца не остыла. Мне кусок в рот не лез, в горле стоял ком. Феджевик не настаивал. Он поискал что-то в своей сумке, пошёл в туалет, не закрывая двери, и вернулся в комнату с расстёгнутой ширинкой и пластиковым стаканом, в котором было примерно на один глоток виски. «Ты нервничаешь? Так тебе будет лучше», — сказал он, передавая мне стакан. Я отрицательно покачала головой, не в силах говорить, но он схватил меня за шею и сунул стакан мне в рот: «Пей, жалкая сука, или ты хочешь, чтобы я заставил тебя силой?»
Я проглотила это с кашлем и рвотой; я не пробовала алкоголь больше года и забыла, как он обжигает.
Мой похититель сел на кровать, чтобы посмотреть комедию по телевизору, и в один присест осушил три бутылки пива и проглотил две трети пиццы, смеясь, рыгая, и, по-видимому, забыв обо мне, пока я ждала, стоя в углу, прислонившись к стене и страдая от головокружения. Комната двигалась, мебель меняла форму, огромная масса Феджевика путалась с изображениями в телевизоре. У меня подкашивались ноги, поэтому я вынуждена была сесть на пол, борясь с желанием закрыть глаза и исчезнуть. Думать было совершенно невозможно, но я понимала, что я под кайфом — от виски из пластикового стакана. Мужчина, уставший от комедии, выключил телевизор и подошёл, чтобы оценить моё состояние. Его грубые пальцы подняли мою голову, ставшую как камень, шея её больше не поддерживала. Его отвратительное дыхание ударило мне в лицо. Феджевик уселся на кровати, выровнял кокаин тонкой полоской на тумбочке с помощью кредитной карты и с наслаждением втянул белый порошок. Он сразу повернулся ко мне и приказал снять одежду, а сам, тем временем, потирал промежность стволом пистолета, но я не могла пошевелиться. Я поднялась с пола и обнажилась под ударами. Я попыталась сопротивляться, но моё тело меня не слушалось, я попыталась закричать, но голос также не шёл из меня. Я погрузилась в густую трясину, без воздуха, задыхаясь и умирая.
Следующие несколько часов я была в полубессознательном состоянии и не воспринимала последовавшие худшие надругательства, но в какой-то момент моя душа вернулась издалека, и я, как на чёрно-белом экране, увидела сцену в грязной комнате придорожной гостиницы. Длинная и худая женская фигура, неподвижно распластанная крестом, минотавр, бормотавший непристойности и снова и снова набрасывающийся на тело, тёмные пятна на простыне, пояс, оружие, бутылка. Паря в воздухе, я увидела, как Феджевик падает, измождённый, довольный, пускающий слюни, и через мгновение начинает храпеть. Я сделала сверхчеловеческое усилие, чтобы проснуться и вернуться в своё больное тело, но я едва могла открыть глаза, не говоря уже о том, чтобы думать. Подняться, попросить о помощи, убежать — это были бессмысленные слова, которые, как мыльные пузыри, возникали в моём ватном тупом мозгу. Я снова погрузилась в благоговейную темноту.