Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 90

Этим вечером одна в лесу я снова ощутила иррациональный страх бессонных ночей детства — те же монстры из родового дома моих бабушки и дедушки вновь атаковали меня. Лишь объятия и тепло другого человека помогали мне уснуть, кого-то несколько больше и сильнее меня: моего Попо, собаки, отыскивающей бомбы. «Попо, Попо», — позвала я его, ощущая колотящееся в груди сердце. Я сжала веки и прикрыла уши, чтобы не видеть движущиеся тени и не слышать угрожающие звуки. На мгновение, должно быть, очень короткое, я заснула и проснулась, испуганная сиянием между стволами деревьев. Мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и догадаться, что, возможно, это всего лишь фары машины, и что я недалеко от дороги; тогда я, крича от облегчения, одним прыжком поднялась на ноги и пустилась бежать.

Занятия начались несколько недель назад, и теперь я работаю учительницей, но денег не получаю. Я плачу Мануэлю за жильё путём сложной системы обмена. Я работаю в школе, а тётя Бланка, вместо того, чтобы платить мне напрямую, вознаграждает Мануэля дровами, писчей бумагой, бензином, золотым ликёром и прочими прелестями, вроде фильмов, которые не показывали в деревне из-за отсутствия субтитров на испанском или потому, что они «отвратительные». Цензуру представляет не она, а комитет соседей, для которых «отвратительными» являются американские фильмы, где слишком много секса. Это прилагательное неприменимо к чилийским фильмам, в которых актёры, завывая на разный манер, обычно валяются обнажёнными, а публика этого острова при просмотре и в ус не дует.

Бартер является неотъемлемой частью экономики на этих островах: меняют рыбу на картошку, хлеб на дерево, цыплят на кроликов, и многие услуги оплачиваются продуктами. Безволосый доктор, хозяин лодки, не взимает плату, потому что он — сотрудник Национальной службы здравоохранения, но его пациенты всё ещё расплачиваются с ним цыплятами или тканями. Никто не устанавливает цену на вещи, но все знают точную стоимость и ведут счёт в памяти. Система работает хорошо: не слышно о долгах ни в отношении того, что отдано, ни в отношении того, что получено. Кто не родился здесь, никогда не сможет постичь сложность и тонкость бартера, но я научилась вознаграждать людей за бесконечные чашки мате и чая, которые мне предлагают в посёлке. Сначала я не знала, как это делается, потому что я никогда не была такой бедной, как сейчас, даже когда я была попрошайкой, но со временем я поняла, что соседи благодарят меня за то, что я развлекаю детей или помогаю донье Лусинде покрасить и намотать на катушку её шерсть. Донья Лусинда настолько стара, что никто не помнит, к какой семье принадлежит эта сеньора, и все заботятся о ней по очереди; она — прабабушка острова и до сих пор продолжает активную жизнь, занимаясь выращиванием картофеля и продажей шерсти.

Необязательно оплачивать услуги напрямую, можно извлечь выгоду из системы обмена, как это делают Бланка и Мануэль с моей работой в школе. Порой даже получается двойная или тройная выгода: Лилиана Тревиньо достаёт глюкозамин для лечения артрита Эдувигис Корралес, которая вяжет шерстяные носки Мануэлю Ариасу, а он обменивает её экземпляры журнала «Нэшнл Географик» на женские журналы в библиотеке Кастро и отдаёт их Лилиане Тревиньо, когда та приходит с лекарством для Эдувигис, и так продолжается круг, и все довольны. Что касается глюкозамина, следует уточнить, что Эдувигис принимает его неохотно, чтобы не обидеть медсестру, потому что единственно верным средством против артрита является растирание крапивой в сочетании с укусами пчёл. Используя такие сильнодействующие средства, люди здесь нередко слабеют сами. Кроме того, ветер и холод плохо влияют на кости, а влажность проникает в суставы; тело устаёт от сбора картошки с земли и того, что щедро предлагает море, на сердце же грустнее день ото дня, потому что дети уезжают далеко. Какое-то время кукурузная водка, чича, и вино борются с печалью, но, в конце концов, всегда побеждает усталость. Существовать здесь нелегко, и многие рассматривают смерть как приглашение на отдых.

Мои дни стали интереснее с тех пор, как начались занятия в школе. Раньше я была «американочка», но сейчас, когда я учу детей, я — «тётя Американка». В Чили пожилые люди получают звание дяди или тёти, даже если они этого не заслуживают. Из уважения я должна была называть Мануэля дядей, но когда я приехала сюда, я этого не знала, а сейчас уже поздно. Никогда бы не представила себе, что на этом острове рано или поздно укоренюсь и я.

Зимой мы начинаем уроки около девяти утра, ориентируясь на рассвет и отсутствие дождя. Я быстро иду в школу в сопровождении Факина, бегущего за мной до самой двери, а потом собака возвращается домой, где и отогревается. Рабочий день начинается с подъёма чилийского флага и всеобщего пения национального гимна — Чистое, Чили, твоё небо синее, свежие бризы рассекают твой простор, и так далее, — и тотчас тётя Бланка даёт нам задания на день. По пятницам она объявляет, кого поощряет, а кого наказывает, и поднимает наш моральный дух с помощью назидательной беседы.





Я учу детей основам английского языка, языка будущего, как полагает тётя Бланка, по тексту учебника 1952 года, в котором рассказывается о самолётах из дерева и с пропеллерами, а матери, неизменно на высоких каблуках и белокурые, готовят еду. Также я обучаю пользоваться компьютерами, которые работают без проблем, если есть электричество, и являюсь официальным футбольным тренером, хотя любой из этих сопляков играет лучше меня. В нашей мужской команде, «Калеуче», горит олимпийская страсть, потому что когда Лионель Шнейк подарил нам бутсы, я поспорила с ним, что мы выиграем школьный чемпионат в сентябре, а если проиграем, то я побрею голову, что будет невыносимым унижением для моих футболистов. «Пинкойя», женская команда, ужасна сама по себе, и лучше о ней не упоминать.

«Калеуче» отказала Хуанито Корралесу по прозвищу Карлик из-за его хилости, хотя он бегает как заяц и не боится ударов мяча. Дети зло шутят над ним, и, если могут, даже бьют. Самый старший ученик, Педро Пеланчугай, несколько раз оставался на второй год, и общее мнение таково: он должен зарабатывать на жизнь рыбалкой со своими дядями, вместо того, чтобы тратить остатки мозга на изучение чисел и букв, которые ему мало помогут. Он — индеец уильиче, плотный, смуглый, упрямый и терпеливый, хороший парень, но все его боятся, потому что, в конце концов, выйдя из себя, он наступает, как трактор. Тётя Бланка поручила ему защищать Хуанито. «Почему я?» — заикаясь, спросил он, смотря себе под ноги. «Потому что ты самый сильный». Она тут же вызвала Хуанито и поручила ему помочь Педро с домашним заданием. «Почему я? — заикаясь, задал вопрос Хуанито, вообще редко разговаривающий. — «Потому что ты самый умный». Этим мудрым решением она устранила проблему издевательства над одним и плохих оценок другого, и, кроме того, наладила крепкую дружбу между мальчишками, ставшими ко взаимному удобству неразлучными товарищами.

В полдень я помогаю подавать обед, предоставляемый Министерством образования: цыплёнок или рыба, картошка, овощи, десерт и стакан молока. Тётя Бланка говорит, что для некоторых детей это единственный приём пищи за день, но на нашем острове всё немного не так: мы бедные, но еды нам хватает. Моя смена заканчивается после обеда; тогда я ухожу домой, чтобы поработать пару часов с Мануэлем, а оставшуюся часть дня я свободна. По пятницам тётя Бланка награждает трёх учеников с лучшим поведением за неделю жёлтой бумажечкой, подписанной ею, дающей право на купание в джакузи, иными словами, в деревянной бочке с горячей водой дяди Мануэля. Дома мы даём награждённым детям чашку какао и испечённые мной лепёшки, заставляем их вымыться в душе, а затем они могут играть в джакузи, пока не стемнеет.

Та ночь в Орегоне оставила на мне неизгладимый след. Я исчезла из академии и бежала весь день по лесу без плана, не имея в голове никакого желания, кроме как ранить отца и освободиться от терапевтов и их групповых сессий, я была сыта по горло их слащавой любезностью и отвратительной настойчивостью в желании исследовать мой ум. Я хотела быть нормальной и больше ничего.