Дневник Майи (ЛП)

Через три месяца моего пребывания в академии, меня впервые посетили родные. Пока отец обсуждал мой прогресс с Анджи, я повела бабушку прогуляться в парке и познакомиться с викуньями, чьи уши я украсила лентами. Моя Нини принесла маленькую ламинированную фотографию моего Попо, запечатлённого на ней примерно за три года до его смерти, в шляпе и с трубкой в руке, улыбавшимся на камеру. Майк О’Келли принёс снимок на Рождество, когда мне было тринадцать лет. В тот год я подарила дедушке его потерянную планету: маленький зелёный шарик, меченный сотней цифр, которые соответствовали картам и иллюстрациям того, что должно существовать на ней, в соответствии с придуманным нами вместе вариантом. Дедушке очень понравился подарок; вот почему на фотографии он улыбался, как маленький ребёнок.

— Твой Попо всегда будет с тобой. Не забывай об этом, Майя, — сказала мне бабушка.

— Он мёртв, Нини!

— Да, но он всегда в твоём сердце, хотя ты этого до сих пор не знаешь. Сначала горе душило меня так, Майя, что я думала, мол, потеряла его навсегда, но теперь я почти его вижу.

— Ты уже не сожалеешь? Вот ты какая! — ответила я ей сердито.

— Я сожалею, но я с этим смирилась. Я чувствую себя лучше.

— Я тебя поздравляю. Я чувствую себя всё хуже и хуже в этом прибежище идиотов. Нини, забери меня отсюда, пока я не сошла с ума.

— Не драматизируй, Майя. Это намного приятнее, чем я думала, здесь есть понимание и доброта.

— Потому что вы в гостях!

— Ты сейчас хочешь мне сказать, что когда нас нет, они плохо с тобой обращаются?

— Нас не бьют, но применяют психологические пытки, Нини. Нас лишают еды и сна, они снижают способность к сопротивлению, а затем промывают мозги и внедряют в голову разные вещи.

— Какие вещи?

— Ужасные предупреждения о наркотиках, венерических заболеваниях, тюрьмах, психиатрических больницах, абортах, к нам относятся как к идиотам. Ты думаешь, этого мало?

— Я думаю, достаточно. Я прямо поговорю с этой тёткой. Как бишь её зовут? Анджи? Она ещё узнает, кто я такая!

— Нет! — воскликнула я, удерживая её.

— Как это нет! Ты думаешь, я позволю, чтобы с моей внучкой обращались как с заключённой Гуантанамо? — И само чилийское лукавство зашагало по направлению к офису директора. Через несколько минут Анджи позвала меня.

— Майя, пожалуйста, повтори своему отцу всё то, что ты рассказала своей бабуле.

— Что именно?

— Ты знаешь, что я имею в виду, — настаивала Анджи, не повышая голоса.

Мой отец, казалось, не особо впечатлился услышанным и просто напомнил мне о решении судьи: реабилитация или тюрьма. Я осталась в Орегоне.

Во время второго визита, состоявшегося два месяца спустя, моя Нини была в восторге: наконец-то вернулась её девочка, сказала она, никакого макияжа Дракулы и бандитских манер, она увидела, что я здорова и в хорошей физической форме. И всё благодаря пробежкам по восемь километров в день. Мне разрешают это, потому, что как бы много я ни бегала, я далеко не уйду. Они и не подозревали, что я тренировалась, чтобы сбежать.

Я рассказала моей Нини, как мы издевались над стажёрами психологических тестов и над терапевтами, такими открытыми в своих намерениях, что даже новичок смог бы манипулировать ими, и зачем говорить об академическом уровне; когда мы выпустимся, нам бы дали диплом невежд, повесить на стену. Мы были по горло сыты документальными фильмами о потеплении полюсов и экскурсиях на Эверест, нам было необходимо знать, что происходит снаружи в реальном мире. Она сообщила мне, что не происходит ничего, достойного рассказов, только плохие изменения, не имеющие никакого решения, мир движется к концу, но так медленно, что это продлится до тех пор, пока я не закончу обучение здесь. «Жду не дождусь, когда ты вернёшься домой, Майя. Я так по тебе скучаю!» — вздохнула она, поглаживая мои волосы, окрашенные в разные не существующие в природе цвета красками, что сама прислала мне по почте.

Несмотря на радужный цвет волос, я выглядела сдержанно по сравнению с некоторыми из моих одноклассников. Чтобы компенсировать бесчисленные ограничения и дать нам ложное чувство свободы, сотрудники разрешали нам экспериментировать с одеждой и волосами в соответствии с фантазией каждого из нас, хотя мы не могли добавить ни новых проколов, ни татуировок к уже имеющимся. У меня было золотое кольцо в носу и моя татуировка «2005». Один мальчик, пройдя короткий этап неонацизма, прежде чем предпочесть метамфетамин, носил на правой руке свастику, отмеченную калёным железом, а у другого на лбу было слово «фак».

— У него на лбу призыв облажаться, Нини. Нам запретили упоминать его татуировку. Психиатр сказал, мол, это может травмировать.

— Это который, Майя?

— Тот долговязый, кому волосы чуть ли не лезут в глаза.

И тогда именно моя Нини сказала юноше, чтобы он не волновался, ведь теперь есть лазер, которым можно убрать странное слово со лба.

Мануэль воспользовался коротким летом для сбора информации, закончить книгу о волшебстве Чилоэ он планирует потом, в тёмные часы зимы. Мне кажется, мы очень хорошо ладим, хотя он всё ещё ворчит на меня время от времени. Я же просто игнорирую его. Я помню, когда я познакомилась с ним, Мануэль показался мне угрюмым, но за месяцы, что мы живём вместе, я обнаружила: он один из тех добрых типов, которые стыдятся быть таковыми; он не старается быть добрым и пугается, когда кто-то заботится о нём, поэтому он немного боится меня. Две его предыдущие книги были изданы в Австралии в большом формате с цветными фотографиями, и с этой будет похожая ситуация, благодаря поддержке Совета культуры и нескольких туристических компаний. Издатели заказали иллюстрации знаменитому в Сантьяго художнику, ему будет нелегко изобразить некоторых ужасных существ чилотской мифологии.

Надеюсь, что Мануэль даст мне больше работы, так я смогу вознаградить его за гостеприимство; если нет, я буду у него в долгу до конца своих дней. Плохо то, что этот человек не умеет делегировать обязанности: он даёт мне самые простые задания, а потом тратит своё время, проверяя их. Должно быть, думает, что я глупая. В довершение всего, он должен был дать мне деньги, потому что я приехала ни с чем. Мануэль заверил, что бабушка открыла банковский счёт для меня, но я в это не верю: она не ищет простых решений. Её характеру больше соответствовало бы прислать мне лопату для выкапывания сокровищ. Здесь спрятаны сокровища пиратов прошлых лет, все об этом знают. В ночь святого Иоанна, 24 июня, на пляжах видны огни — это знак, что там закопан сундук. К сожалению, огни движутся, что вводит в заблуждение жадных. А также возможно, что этот свет — всего лишь уловка колдунов. Ещё никто не разбогател, копая в ночь святого Иоанна.

Погода быстро меняется, и Эдувигис связала мне чилотскую шапку. Столетняя донья Лусинда покрасила ей шерсть с помощью растений, коры деревьев и фруктов с острова. Эта старушонка — настоящий мастер, никто не добился столь же стойких цветов, какие получились у неё: различные оттенки коричневого, красноватого, серого, черного и желчно-зелёного цветов, которые мне подходят. За небольшую сумму я смогла разжиться тёплой одеждой и обувью, мои розовые ботинки сгнили от влаги. В Чили никому не нужно прилично одеваться: везде продают уже ношенную одежду или вещи с китайских или американских распродаж, где временами можно найти и вещи моего размера.

Я зауважала «Кауилью», лодку Мануэля, такую хлипкую на вид и оказавшуюся такой храброй. Она на полной скорости провезла нас по заливу Анкуд, а после зимы мы двинемся дальше на юг, на залив Корковадо, совершая каботажный рейс до Исла-Гранде. «Кауилья» — транспорт медленный, но надёжный в этих спокойных водах; самые сильные штормы происходят в открытом море, в Тихом океане. На островах и в отдалённых деревнях ещё можно найти жителей коренных племён, помнящих легенды. Там местные живут сельским хозяйством, разведением животных и рыбной ловлей, в небольших общинах, до которых ещё не дошёл даже намёк на прогресс.