Страница 25 из 90
Приняв во внимание мой возраст и отсутствие приводов в полицию, судья, азиатка, по своему телосложению напоминавшая увесистую боксёрскую грушу, предоставила на выбор либо программу реабилитации, либо тюрьму для несовершеннолетних, как того требовал водитель сбившего меня автомобиля. Поняв, что страховка моего отца не покроет данный случай, как, вообще-то, ожидалось, мужчина хотел наказать меня по всей строгости закона. Решение было отнюдь не моим, его принял отец, причём вовсе не спрашивая меня на этот счёт. К счастью, расходы легли на систему образования Калифорнии; будь это иначе, моей семье пришлось бы продать дом, чтобы оплатить мой курс реабилитации, стоивший шестьдесят тысяч долларов в год; надо сказать, родители некоторых воспитанников интерната прибывали навещать своих детей на частных самолётах.
Мой отец с облегчением подчинился вердикту суда, потому что родная дочь, точно пылающий уголь, жгла руки, и он всеми способами хотел избавиться от меня. Он силком отвёз меня в штат Орегон, предварительно впихнув в меня три таблетки валиума, впрочем, они нисколько не помогли — требовалась минимум двойная доза, чтобы лекарство подействовало на того, кто вёл себя вполне адекватно даже после выпитого коктейля на основе викодина вперемешку с мексиканскими грибами. Папа вместе с другом Сьюзен рывками вытащили меня из дома и, держа на весу, подняли в самолёт, а затем запихнули во взятую напрокат машину и повезли в терапевтическое учреждение из самого аэропорта по бесконечной дороге через лес. Я, в свою очередь, ожидала смирительной рубашки и применения электрошока, хотя сама академия оказалась всего лишь симпатичного вида комплексом деревянных построек, расположенных в парке. И даже отдалённо это заведение не походило на приют отчуждённых от общества.
Директор приняла нас в своём офисе вместе с неким молодым человеком, бородатым типом, на деле являвшимся одним из психологов. Они казались братом и сестрой: оба с волосами-паклями, собранными в конский хвост, в выцветших джинсах, серых свитерах и сапогах, составляющих в своей совокупности униформу сотрудников академии, которая отличала работников заведения от их же подопечных, носивших несколько чудаковатую одежду. Там обращались со мной как с другом, а не как с визжащей маленькой девочкой с всклокоченными волосами, которую притащили сюда силком двое мужчин. «Можешь звать меня Анджи, а это — Стив. Мы поможем тебе, Майя. Ты увидишь, что в программе нет ничего сложного», — оживлённо воскликнула эта сеньора. Вскоре меня немного вырвало на её ковёр. Папа предупредил, что со мной будет не так-то легко, хотя на письменном столе лежали мои документы из полиции и, возможно, за свою практику эта женщина видела случаи намного хуже. «Уже темнеет и обратный путь не близок, сеньор Видаль. Лучше вам попрощаться с дочерью. Не волнуйтесь, Майя остаётся в хороших руках», — сказала она. Отец побежал к двери, спеша покинуть заведение, однако я тут же набросилась на него сверху и повисла на куртке, взывая, чтобы меня здесь не оставляли, пожалуйста, папа, пожалуйста. Анджи и Стив аккуратно держали меня, не применяя силу, а отец с истуканоподобным другом Сьюзен, тем временем, развернувшись, быстро удалились.
В конце концов, побеждённая усталостью, я прекратила биться в истерике и опустилась на пол, свернувшись клубком, точно собака. Так я пролежала продолжительное время, пока они убирали следы рвоты, а когда я перестала икать и пускать сопли, то дали мне стакан воды. «Я не намерена оставаться в этом доме умалишённых! И как только смогу, я сбегу!», — крикнула я им ещё оставшимся во мне голосом, но уже не сопротивлялась, когда мне помогли встать и повели на экскурсию по зданию. Снаружи стояла холодная ночь, тогда как внутри было тепло и уютно — длинные крытые коридоры, обширные пространства, высокие потолки с декоративными балками, окна с рифлёными стёклами, запах дерева, простота. Не было ни железных балок, ни висячих замков. Мне показали крытый бассейн, спортивный зал, многофункциональное помещение с креслами, бильярдный стол и большой камин с пылающими в нём толстыми брёвнами. Подопечные отделения сидели все вместе в столовой за деревянными столами, с расставленными на них букетиками цветов, — деталь, которую нельзя было не заметить, поскольку местный климат не позволял выращивать цветы на улице. За стойкой буфета стояли две кряжистые улыбающиеся мексиканки в белых передниках. Окружающая атмосфера была знакомой, расслабляющей и шумной. Восхитительный запах бобов и жаркого бил мне в нос, но есть я отказалась; я никак не собиралась смешиваться с этим сбродом.
Анджи взяла стакан молока и блюдце с печеньем, а затем отвела меня в спальню, отличающуюся простотой комнату, где стояли четыре кровати, мебель светлого дерева и висели картины с изображением птиц и цветов. Единственным, явным признаком того, что здесь спали, были расставленные по ночным столикам семейные фотографии. Я лишь содрогнулась, только подумав, что в чистоте такой степени жить, пожалуй, даже ненормально. Мой чемодан с рюкзаком лежали на одной из кроватей в открытом виде и с заранее тщательно проверенными вещами. Я было думала сказать Анджи, что не стала бы ни с кем спать, хотя тут же вспомнила, что на рассвете следующего дня я отсюда уйду, и устраивать скандал ради одной ночи вообще-то не стоит.
Я сняла брюки с обувью и легла, даже не умывшись и всё ещё ощущая на себе пристальный взгляд директора. «У меня нет никаких следов от уколов, да и мои запястья все целы», — бросила я вызов женщине, показывая ей свои руки. «Я этому рада, Майя. Выспись хорошенько», — вполне естественно ответила Анджи и оставила на ночном столике молоко с печеньем, после чего, не закрыв за собой дверь, удалилась.
Я жадно съела эту лёгкую закуску, сильно желая, разумеется, чего-то более существенного, однако вскоре почувствовала такую усталость, что буквально через считанные минуты уже спала как убитая. И проснулась с первым лучом солнца на рассвете, проникающим сквозь оконные ставни, голодная и растерянная. Увидев на остальных кроватях силуэты спящих девушек, я тут же вспомнила, где нахожусь. Чуть погодя я спешно оделась, взяла рюкзак с полупальто и вышла оттуда на цыпочках. Я пересекла холл, направляясь к широкой двери, тогда показавшейся мне ведущей на улицу, после чего очутилась в одном из крытых коридоров, соединяющих два здания между собой.
Хлынувший в лицо поток холодного воздуха тут же меня остановил. Небо было слегка оранжевым, а на земле лежал тонкий слой снега; в воздухе же пахло сосной и костром. На расстоянии в несколько метров за мной наблюдала семья оленей, взвешивая грозящую им опасность, выпуская пар из ноздрей и подрагивая хвостами. Два новорождённых, ещё пятнистых, оленёнка неустойчиво держались на тонких ногах, пока мать смотрела за ними, то и дело к чему-то внимательно прислушиваясь. Мы с оленихой смотрели друг другу в глаза, казалось, вечное мгновение, застыв и вместе с тем ожидая реакции другого, пока чей-то голос позади, от которого олени рысью пустились прочь, не напугал нас всех. «Они приходят сюда попить воды. Как и еноты, лисы и медведи».
Это был бородатый человек, который встретил меня здесь ещё вчера, закутанный в лыжную куртку, в сапогах и подбитой мехом кожаной кепке. «Мы виделись вчера, но вот не знаю, помнишь ли ты об этом. Я Стив, один из советников. До завтрака ещё часа два, но у меня есть кофе», — и он ушёл, не оглядываясь назад. Практически неосознанно пошла за этим человеком и я, в комнату отдыха, где стоял бильярдный стол, и, заняв оборонительную позицию, ждала, пока тот разжигал дрова в камине с помощью газеты, а после подал нам пару чашек кофе с молоком, которые налил из термоса. «Прошлой ночью выпал первый снег в сезоне», — заметил Стив, раздувая огонь с помощью взмахов шапки.
Тётя Бланка была вынуждена срочно ехать в Кастро, поскольку её отец страдал от угрожающей здоровью тахикардии, вызванной конкурсом детского питания, проводимом на пляже. Бланка говорит, что Мильялобо живёт до сих пор лишь потому, что одно только слово «кладбище» наводит на него скуку. Даже показываемое в телевизоре может оказаться роковым для человека с больным сердцем: девушки в тончайших стрингах вертят задницами прямо перед толпой мужчин, которые дошли до той степени энтузиазма, что уже стали кидаться бутылками и нападать на прессу. В «Таверне Мёртвеньких» мужчины лезли ближе к экрану, а женщины, скрестив руки, сидели и плевали на пол. Что только ни говорили о подобных конкурсах моя Нини вместе со своими подружками-феминистками! Выиграла тёмнокожая девушка с крашеными светлыми волосами, а происходило всё на пляже Пичилему, и сейчас мы выясним, где же такой находится. «И только по вине этой уличной женщины мой отец чуть не отправился в мир иной», — таковым было замечание Бланки, когда она возвратилась из Кастро.