Страница 21 из 90
Узнав, что я и есть «американочка Мануэля Ариаса», он крепко обнял меня: «Скажи этому неблагодарному коммунисту, который пришёл меня повидать, чего, кстати, не делал с самого Нового года, что у меня в запасах есть специально для него немало изысканного бренди». Это пышущий здоровьем патриарх с усищами и четырьмя отдельными белыми прядями, торчащими из черепа. Обладатель округлившегося брюшка, подлец, экспансивная личность, смеющийся в полный голос над собственными шутками. Да, его стол был накрыт для любого, кто бы только ни захотел прийти. Таким мне представлялся Мильялобо, это мифическое существо, выкрадывающее девушек и уводящее их в своё морское королевство. Этот Мильялобо с немецкой фамилией объявлял своими жертвами, в основном, женщин — «не могу отказать ни в чём этим красоткам!» — и в особенности свою дочь, использовавшей его по полной. «Бланка ещё бoльшая попрошайка, нежели простой чилот, она всегда ходит и просит милостыню для своей школы. Ты знаешь, что было последним, о чём она меня попросила? Презервативы! Вот чего не хватало в этой стране — презервативов для детей!» — рассказывал он мне, громко смеясь.
Дон Лионель не единственный спасовавший перед Бланкой человек. С подачи этой женщины более двадцати добровольцев объединились, чтобы покрасить и подремонтировать школу; это называется минга, коллективный труд, когда несколько человек вместе бесплатно выполняют какую-то работу, зная, что когда им потребуется помощь, её непременно окажут. Таков священный закон взаимности: сегодня для тебя, завтра для меня. Так, здесь выращивают картофель, чинят крыши и латают рыболовные сети; подобным образом перевезли и холодильник Мануэля.
Рик Ларедо не окончил среднюю школу и, примкнув к каким-то головорезам, шатался по улицам, продавал наркотики малолеткам, воровал что-то по мелочи, а в полдень бродил в Парке, где встречался со своими старыми товарищами с Беркли Хай и, если то было уместно, они вместе проворачивали сомнительные дела. Хотя в этом он бы никогда не признался, Рик хотел бы опять вернуться в школьный гурт, откуда был выгнан, поскольку приставил дуло пистолета к уху мистера Харпера. Здесь надо сказать вот что: сам учитель вёл себя слишком хорошо, даже вступился за ученика, чтобы того не исключали, однако Ларедо сам рыл себе могилу, оскорбляя директора и педагогов. Рик Ларедо очень тщательно следил за своим внешним видом, ходил в безупречных фирменных ботинках белого цвета, в рубашке без рукавов, чтобы все видели его мышцы и татуировки. Его смазанные гелем волосы стояли, точно шерсть дикобраза, а ещё у Рика было столько цепей и браслетов, что их можно было снять лишь с помощью магнита. Джинсы ему были велики настолько, что висели сзади на бёдрах, отчего Ларедо ходил, словно шимпанзе. Его внешний вид считался такой мелочью, которая не вызывала интереса ни у полиции, ни у Майка О’Келли.
Когда я решила лишиться девственности, то назначила свидание Ларедо, ничего тому не объясняя, на опустевшей парковке возле кинотеатра в безмолвный час перед первым сеансом. Издалека я видела, как он, вызывающе раскачиваясь, ходил кругами, поддерживая одной рукой брюки, настолько мешковатые, что, казалось, под ними ещё был подгузник, с сигаретой в другой руке, взволнованный и нервный, хотя он и подошёл ко мне с видом напускного равнодушия, характерным для таких мужчин-самцов. Рик раздавил окурок на земле и посмотрел на меня сверху вниз, зло усмехаясь. «Поспеши, мне нужно на автобус, который будет через десять минут», — объявила я ему, снимая брюки. С его лица исчезла улыбка превосходства; он, возможно, ждал каких-то предварительных действий. «Ты всегда мне нравилась, Майя Видаль», — сказал он. И я тогда подумала: мол, по крайней мере, этот придурок знает моё имя.
Ларедо раздавил окурок на земле, взял меня за руку и хотел было поцеловать, однако я отвернулась: это никак не входило в мои планы, да и от Ларедо пахло машинным маслом. Он подождал, пока я сниму брюки, и тотчас прижал меня к асфальту и двигался в таком положении минуту или две, не сообразив, что занимается этим с новичком, его ожерелья и медальоны тыкались мне в грудь, а затем, точно мёртвый зверь, он рухнул на меня всем телом. Я яростно оттолкнула его от себя, вытерлась нижним бельём и выбросила его прямо на парковке, надела брюки, взяла свой рюкзак и убежала оттуда. Уже в автобусе я заметила тёмное пятно между ног, и вскоре моя блузка стала влажной от слёз.
На следующий день Рик Ларедо плотно обосновался в Парке, прихватив с собой диск с рэпом и сумочку с марихуаной для «его девочки». Мне было жаль беднягу, и я не смогла задеть его даже свойственными «кровопийцам» насмешками. Я ускользнула от бдительных глаз Сары и Дебби и пригласила его в кафе-мороженое и там купила нам по вазочке с тремя шариками: ванильное, фисташковое и с изюмом на основе рома. Лакомясь мороженым, я поблагодарила юношу за проявленный ко мне интерес и любезность, которую тот оказал мне на парковке, и попыталась объяснить, что второго шанса уже не будет, хотя мои слова так и не проникли в его обезьяний череп. Я месяцами не могла освободиться от Рика Ларедо, пока неожиданный несчастный случай не вычеркнул его из моей жизни.
По утрам я выходила из дома с видом идущей в школу ученицы, хотя посреди дороги вместе с Сарой и Дебби мы собирались в «Старбаксе», где сотрудники угощали нас латте в обмен на оказываемые в ванной комнате непристойные услуги, там я облачалась в настоящего кровопийцу, и у меня начинался загул, продолжавшийся до самого возвращения к себе домой вечером, куда я приходила с чистым лицом и видом школьницы. Моя свобода продлилась несколько месяцев, пока моя Нини не перестала пить антидепрессанты, вернулась в мир живых и начала обращать внимание на знаки, которым ранее не придавала значения, поскольку всё же по большей части смотрела куда-то внутрь себя. Деньги исчезали из её кошелька, моё расписание не соответствовало ни одной известной образовательной программе, я ходила со взглядом и повадками бесстыжей шлюхи, стала скрытной и лживой. Моя одежда пропахла марихуаной, а дыхание подозрительными мятными пастилками. Бабушка до сих пор была не в курсе того, что я не посещала занятия. Однажды мистер Харпер поговорил с моим отцом, правда, без видимых результатов, но ему так и не пришло в голову позвонить бабушке. Попытки моей Нини как-то со мной пообщаться натыкались на грохот музыки, шедшей из моих наушников, мобильного телефона, компьютера и телевизора.
Самым подходящим для благополучия моей Нини было просто не обращать внимания на свидетельствующие об опасности знаки и жить вместе со мной в мире и согласии, однако желание защитить меня и давнишняя привычка распутывать загадочные сюжеты детективных романов побудили её заняться расследованием. Она начала с моего личного шкафа и записанных в телефоне номеров. В рюкзаке бабушка обнаружила пачку презервативов и пластиковую сумочку с двумя жёлтыми таблетками, помеченными как «мицубиси», но распознать их подробнее так и не удалось. Нини рассеянно закинула таблетки в рот и уже через пятнадцать минут ощутила их действие. У неё затуманился взор и помутился рассудок, начали клацать зубы, обмякли кости, и тут же куда-то пропали её горе и беды. Бабушка поставила диск с музыкой её молодости и начала двигаться в бешеном танце, после вышла проветриться на улицу, где, не прерываясь, стала ещё и раздеваться. Двое соседей, видевшие, как она упала на землю, поспешили подойти и накрыть мою Нини полотенцем. Люди уже собирались звонить 911, когда пришла я и, узнав симптомы, смогла их убедить помочь мне отвести бабушку домой.
Мы не могли поднять её, Нидия стала тяжёлой, словно гранит, отчего нам пришлось тащить её волоком до дивана в гостиной. Я объяснила этим добрым самаритянам, что ничего серьёзного не случилось, моя Нини регулярно испытывает подобные приступы, и те проходят сами собой. Я любезно вытолкала их за дверь, а затем побежала разогреть оставшийся от завтрака кофе и найти одеяло, поскольку у бабушки зуб на зуб не попадал. В считанные минуты она уже была вся в жару. Во время последующих трёх часов я попеременно использовала то одеяло, то компрессы с холодной водой, пока моя Нини не смогла справиться с терморегуляцией.