Страница 13 из 90
Мой отец, которого мы не видели на протяжении двух недель, появился в назначенный вечер вместе со Сьюзен, веснушчатой и плохо одетой блондинкой, удивившей нас, потому что мы думали, что ему нравятся гламурные девушки наподобие Марты Оттер (пока та полностью не окунулась в материнство и домашнюю жизнь в Оденсе). За считанные минуты Сьюзен покорила моих бабушку и дедушку своей простотой, но это был не мой случай: я встретила её настолько неприветливо, что моя Нини увлекла меня из комнаты на кухню под предлогом подачи на стол курицы и пригрозила мне пощёчиной, если я не изменю своё поведение. После еды мой Попо совершил невозможное: он пригласил Сьюзен в астрономическую башню, куда не брал никого, кроме меня. Там они вдвоём провели длительное время, глядя на небо, в то время как бабушка с отцом обвиняли меня в наглости.
Несколько месяцев спустя мой отец и Сьюзен поженились, устроив неформальную церемонию на пляже. Это вышло из моды ещё десять лет назад, но так пожелала невеста. Мой Попо предпочёл бы что-то более удобное, но моя Нини чувствовала себя как рыба в воде. Свадебную церемонию провёл друг Сьюзен, получивший по почте лицензию Всемирной Церкви. Меня вынудили на ней присутствовать, но я отказалась дарить кольца и одеваться феей, как того требовала моя бабушка. Мой отец надел белый костюм в стиле Мао, который не соответствовал ни его характеру, ни политическим предпочтениям, а Сьюзен — пышную рубашку и пояс из полевых цветов, тоже, надо сказать, старомодные. Присутствующие, стоя на песке, с туфлями в руках, выдержали полчаса тумана и вкрадчивых советов официанта. Затем был приём в яхт-клубе на том же пляже, и участники застолья танцевали и пили до полуночи, в то время как я закрылась в «фольксвагене» своих бабушки и дедушки и высунула нос, когда добрый О’Келли приехал с кусочком торта для меня в своём инвалидном кресле-коляске с электроприводом.
Мои бабушка и дедушка требовали, чтобы молодожёны жили с нами, ведь у нас было много места, но мой отец снимал в том же районе домик, который уместился бы в кухне его матери, потому что не мог оплачивать что-то лучшее. Пилоты много работают, мало зарабатывают и всегда уставшие; это не завидная профессия. Переселившись, мой отец решил, что я должна жить с ними, и мои истерики как не смягчили его, так не смутили и Сьюзен, которую, как мне показалось на первый взгляд, легко запугать. Она была беспристрастной девушкой, в ровном настроении, всегда готовой помочь, однако без агрессивного сострадания моей Нини, которая обычно оскорбляет самих благодетелей.
Теперь я понимаю, что у Сьюзен была неблагодарная задача взять на себя заботу о соплячке, воспитанной стариками, избалованной и ненормальной, переваривающей лишь белые продукты питания — рис, кукурузные хлопья, хлеб в нарезке, бананы, и вдобавок проводить бессонные ночи. Вместо того, чтобы заставлять меня есть традиционными способами, она готовила мне грудку индейки с кремом Шантильи, цветную капусту с кокосовым мороженым и другие смелые сочетания до тех пор, пока я постепенно не перешла от белого к бежевому — хумус, некоторые виды зерновых, кофе с молоком, — а далее к цветам с большей индивидуальностью, таким как некоторые оттенки зелёного, оранжевого и ярко-красного, до тех пор, пока не дошла до свёклы. Сьюзен не могла иметь детей, и пыталась восполнить этот недостаток, зарабатывая мою любовь, но я сопротивлялась ей с упорством барана. Я оставила свои вещи в доме моих бабушки и дедушки и приходила к отцу только чтобы поспать, с ручной сумкой, будильником и настольной книгой. Я проводила бессонные ночи, дрожа от страха, укрывшись одеялом с головой.
Моим единственным жилищем был ветхий размалёванный дом, куда я ежедневно приходила после школы, чтобы делать уроки и играть, молясь о том, как бы Сьюзен забыла забрать меня после своей работы в Сан-Франциско, но этого никогда не происходило: у моей мачехи было патологическое чувство ответственности. Так прошёл первый месяц, после чего она принесла собаку, чтобы та жила с нами. Мачеха работала в отделе полиции Сан-Франциско, обучая собак выслеживать бомбы. Эта специальность стала высоко цениться с 2001 года, когда началась паранойя по поводу терроризма, но время, когда Сьюзен вышла замуж за моего отца, как нельзя лучше подходило для шуток в среде её грубых коллег, потому что с незапамятных времён никто не закладывал ни одну бомбу в Калифорнии.
Каждое животное работало лишь с одним человеком на протяжении всей жизни, и они дополняли друг друга так хорошо, что даже угадывали мысли. Сьюзен выбрала самого живого щенка из помёта и самого подходящего человека в напарники собаке, того, кто мог бы расти среди животных. Хотя я поклялась испортить нервы своей мачехе, я сдалась перед Алви, лабрадором лет шести, бывшего куда умнее и симпатичнее самого лучшего представителя человечества. Сьюзен научила меня всему, что я знаю о животных, и, в нарушение базовых правил дрессировки, разрешила мне спать с Алви. Это помогло мне преодолеть бессонницу.
Молчаливое присутствие моей мачехи стало таким естественным и необходимым в семье, что трудно было вспомнить, какой была жизнь до неё. Когда мой отец путешествовал, иными словами, проводил вне дома бoльшую часть времени, Сьюзен разрешала мне ночевать в волшебном доме моих бабушки и дедушки, где моя комната оставалась нетронутой. Сьюзен очень нравился мой Попо, она ходила с ним смотреть чёрно-белые шведские фильмы пятидесятых годов без субтитров — нужно было угадывать диалоги — и слушать джаз в сочных клубах дыма. С моей непослушной Нини она вела себя так же, как и во время тренировок собак на поиск бомбы: ласка и жёсткость, наказание и награда. Лаской мачеха давала понять, что любит её и всегда в её распоряжении, жёсткостью не позволяла входить в свой дом через окно, чтобы проверить туалет или тайком дать конфету внучке; Сьюзен наказывала, исчезая на несколько дней, тогда как моя Нини закидывала её подарками, предостережениями и чилийскими блюдами, а также хвалила, приглашая с собой в лес на прогулку, если всё шло хорошо. Подобную систему она применяла и к нам: ко мне и своему мужу.
Моя добрая мачеха не вмешивалась в наши отношения с бабушкой и дедушкой, хотя её, должно быть, шокировала беспорядочная манера, в которой они меня воспитывали. Что они слишком сильно меня баловали — правда, но не это было причиной моих проблем, как подозревали психологи, с которыми я столкнулась, будучи подростком. Моя Нини воспитывала меня по-чилийски: еда и ласка в изобилии, чёткие правила и шлепки, но немного. Однажды я пригрозила ей заявить в полицию за жестокое обращение с детьми, и она так ударила меня половником, что у меня осталась вмятина на голове. Её действия загубили мою инициативу на корню.
Я помогала готовить куранто, типичное блюдо Чилоэ, сытное и благородное, являющееся неотъемлемой частью общественной церемонии. Приготовления начались рано, потому что лодки с экотуристами прибывали до полудня. Женщины нарезали помидоры, лук, чеснок и кинзу для приправы и, путём нудной процедуры, лепили картофельные лепёшки и чапалеле — некую массу из картофеля, муки, свиного жира и шкварок, ужасную, на мой взгляд, в то время как мужчины копали большую яму, на дно которой положили много камней, а сверху разожгли костёр. Момент, когда дрова заканчивались, а камни прогорали, совпадал с прибытием лодок. Гиды показали туристам деревню и дали возможность купить ткани, ожерелья из ракушек, варенье из мирта, золотой ликёр, резные изделия из дерева, крем из слизи улитки, помогающий бороться с застарелыми пятнами, веточки лаванды, в общем, то немногое, что там есть, и сразу же собрали их вокруг дымящейся ямы на пляже. Повара куранто разместили глиняные горшки на камнях, чтобы получить бульон, который, как хорошо известно, является афродизиаком. Затем они выложили слоями чапалели и картофельные лепёшки, а также свинину, баранину, цыплёнка, морские раковины, рыбу, овощи и другие деликатесы, которые я тогда не заметила, и накрыли всё это влажной белой тканью, огромными листьями гуннеры красильной, мешком, торчащим из отверстия, точно юбка, и, наконец, песком. Приготовление заняло чуть больше часа, и, пока ингредиенты готовились в тёплом тайнике, в своих собственных соках и ароматах, посетители развлекались, фотографируя дым, попивая писко и слушая Мануэля Ариаса.