Страница 45 из 86
Я закрыла дверь и бросилась на кухню, где газ зажёгся от моего взгляде, а не зажигалки. Я зря себя накрутила? Или Лиззи просто великолепно играет со мной в кошки-мышки? Ответ я искала уже с набитым ртом, вывалив на хлебный тост чуть ли не половину банки варенья из ревеня.
— Когда ты начнёшь следить за калориями? — теперь Лиззи хлопнула дверью. — Шоколад, мёд, варенье…
— Я ухожу рисовать! — выпалила я, прожевав. — Мне нужна жировая прослойка, чтобы не замёрзнуть жарким ирландским летом!
— Куда собралась?
— К соседке мистера Мура. Куда же ещё!
Надо сбежать от Лиззи, чтобы выдохнуть, иначе мозг взорвётся. Я уже не в состоянии понять ни единого её слова без того, чтобы обидеться. Так же, как и к обеду мой живот отказывался понимать причину вынужденного голодания.
Кухня Мойры пропахла выпечкой, но даже через этот густой аромат я уловила клубничный запах раньше, чем увидела на столе полную тарелку ягод. Надо же, как я заработалась, раз не заметила, как Мойра обобрала за моей спиной кусты.
Собака крутилась у стола. Белая с рыжими подпалинами, хвостом колечком, куцей бородкой и висячими ушами мадам Джеймс Джойс выдавала родство с фокстерьером и лайкой, но непонятно от кого красавица унаследовала лизучий характер. Меня спас лишь холст, которым я закрыла лицо и напугала пса. Собака залилась неистовым лаем, и Мойра долго кричала «Heel, dog!», прежде чем псина к ней подошла, позволив мне сделать первый шаг от калитки.
Сейчас она уткнулась мокрой от воды бородой мне в колени и ждала подачки, хотя явно получила со стола немало, пока Мойра готовила пиршество. Вот причина лишних килограммов Шона! Если меня пригласили всего лишь перекусить, то что тогда в понимании хозяйки обед? Для меня запекли картофель, подали его с грибами и сметаной, нажарили помидоры и испекли хлеб, а после этого предложили ещё чая с молоком и пирогом. Песочное тесто оказалось настолько сладким, что я не сумела бы съесть его даже на голодный желудок. Но я давилась с улыбкой, чувствуя себя по гроб жизни обязанной хозяйке за такой королевский приём, а клубника… К счастью, мозг подсказал утащить пару ягод перед обедом.
В испачканном краской наряде, с петухами на голове, я не соответствовала идеальной чистоте и кружевам кухни, но меня не отпускали и продолжали расспрашивать. Я не скрыла ни свой брак, ни развод, ни вынужденное безделье, ни даже помощь Лиззи. Только умолчала о том, что сплю с ней. Этого знать никому не надо. Мойра кивала и улыбалась беззубым ртом. Только интерес хозяйки не был бескорыстным. Она медленно подводила его к крутящемуся на языке вопросу:
— А ты знаешь, куда поехал Шон?
Я не стала выдерживать паузу и быстро нашлась с ответом:
— Купить велосипед для племянника. Он собирается устроить велопробег в Корке. А потом в Лондон на пару дней.
Хотелось спросить, а что? Но я сдержалась. Мойра теребила кружево скатерти и шамкала беззубым ртом, словно старалась проглотить назойливый вопрос, но тот всё равно проскочил промеж зубов:
— А что он будет делать в Лондоне, он не сказал?
Хотелось ответить — А меня это не волнует, но я выдержала и взгляд, и вопрос:
— Нет. Это не моё дело. Я ему не друг, а всего лишь съёмщик.
Мойра подняла глаза. Грустные. Очень грустные.
— Я думала, что тебе он скажет правду.
— Какую? — спросила я раньше, чем подумала, что стоило промолчать и прекратить странный разговор.
— Он говорит, что раз в полгода они собираются в Лондоне с друзьями, но что-то не верится мне в этих друзей. Ох, не верится. Он только дважды в год стрижётся и как раз перед этой поездкой, и я никогда его не вижу настолько опрятно одетым. Для друзей так не прихорашиваются, мы-то с тобой понимаем, — и Мойра по-свойски подмигнула мне, а у меня последний кусок пирога подскочил в горле. — Так прихорашиваются только для женщины. Понимаешь?
Я кивнула. Ну чего не понимать? Я сразу поняла, что для женщины. Только по дурости посчитала этой женщиной себя.
— Он возвращается и уходит в страшный запой. После посиделок с друзьями так не поступают, верно говорю? — Мойра вновь мне подмигнула. — У него там женщина. И он её безумно любит. Но что же это за женщина такая, что зовёт его к себе лишь два раза в год. Видно, муж тогда уезжает… Понимаешь, о чём я?
Только в этот раз я не дала ей времени подмигнуть.
— Я не хочу обсуждать Шона за его спиной. И его женщины меня не касаются. Я всего лишь снимаю у него дом. Всего лишь…
И поняв, что старуха не уймётся, выпалила:
— На этой стене не хватает картины. Если вам нравится то, что я нарисовала, я подарю вам этот пейзаж. Только в рамку вставлю, — и заметив скользнувшую по лицу хозяйки тень, тут же добавила: — Я могу нарисовать всё, что вы захотите.
Я обидела её отказом обсуждать Шона и у меня не было на руках сладкого пирога, чтобы её задобрить. Она переживает за него, как бабушка за внука. Только с чего Мойра взяла, что Шон скажет мне больше, чем говорит ей? Я нечаянно разбила её странную надежду, но вдруг она улыбнулась:
— А ты можешь нарисовать с фотографии?
— Конечно! — обрадовалась я возможности убрать неприятный осадок беседы. Она явно подсунет мне портрет покойного мужа. И тут я развернусь.
Мойра заторопилась в спальню, в миг утратив массивность. Сгорбилась, что ли? Долго шуршала там чем-то и вернулась с черно-белой фотографией дома. В сравнении с нынешним он был просторнее и современнее.
— Какого цвета была дверь? — спросила я и тут же получила ответ:
— Бирюзовая. Какая ж ещё?!
Она не сказала больше ни слова, и я решила не расспрашивать, памятуя слова Шона о том, что Мойра сама расскажет о себе, коль захочет. Значит, я пока не внушила ей доверия. Так что пора уходить. Я собрала мольберт, покидала в рюкзак краски и осторожно взялась за края холста — акрил сохнет быстро, но не в Ирландии. Мойра придержала для меня калитку и прошептала напоследок: