Страница 44 из 86
— Could you have a wee bite with me? (Давай перекусим?)
Я с радостью приняла приглашение Мойры перекусить и поспешила закрутить в полиэтилен кисти и обтереть руки о влажную тряпку, которую втихаря намочила в аккуратном прудике, затерявшемся посреди клубничных кустов, покрытых зелёной сеткой от птиц. И от меня, потому что я пару раз бросала на красные ягоды плотоядные взгляды. Затянутое лёгкой серой дымкой небо не грозило холсту дождём, и я оставила сохнуть коттедж, край верёвки с цветной кофтой и яркие кусты роз. На первый взгляд непримечательное и пустое полотно. Но на второй, или же только мой собственный, излучающее дачный покой. Или детское спокойствие тёплого летнего денька — я даже ворот рубахи расстегнула, не обращая внимания на налетающий временами ветерок.
Работа действительно подарила мне умиротворение, которое я искала в ведьмовском саду после молчаливой ночной ссоры. Перед сном Лиззи по привычке села почитать, и я, запасшись подаренным Шоном шоколадом, ушла с бумажной книжкой в свою комнату, чтобы не включать в гостиной свет. Однако плитка закончилась раньше страницы романа ирландского Чехова, и я поняла, что не дочитаю главу. Все мысли сосредоточились на Шоне и, когда я гнала его образ прочь, перескакивали на Господина Гончара. Ирландия не только изменила краски в палитре Лиззи, но и в её предпочтениях — и в страшном сне я не могла представить её за одним выставочным столом с Бренноном О’Диа. А вот себя прекрасно представляла на раскладном стуле с маркерами на коленях. И зачем только я забыла их в ящике вместе с акварельными карандашами?! Может, не будь их в наличие, Лиззи не поехала бы на ярмарку с этим сумасшедшим.
Маркеры давно лежали там без дела, напоминая о последнем лете с Полом и моём позорном разводе. Почти новые, они не высохли за годы свободы, и у меня не поднималась рука их выкинуть. А, может, они всё же стали непригодны для работы? И надежда тут же погнала меня в гостиную, где в углу рядом с зачехленным мольбертом стоял ящик с красками. Кресло, в котором читала Лиззи, оказалось пустым, хотя не прошло и получаса, как я ушла к себе. Выходит, меня выставили вон, чтобы не объяснять, почему не желают спать со мной в одной постели.
Я шарахнула рукой по выключателю, но тут же погладила его, извиняясь за грубость. Шон в Дублине, а может уже и в Лондоне по не касающемуся меня делу. Окей, мозг? Не-касающемуся-меня-делу. И я обещала не разносить его коттедж ни в его присутствии, ни, тем паче, в его отсутствие, даже если меня распирает злость. Тем более, что злюсь я не на него. Что сегодня я сделала не так? Приняла в подарок шоколад? Несусветная глупость!
Впрочем, последние дни поведение Лиззи не очень-то поддавалось логическому объяснению. Ревновать к Шону, зная, что тот сейчас с другой женщиной, это уже дурость высшей степени! Куда подевалась разумная мисс Брукнэлл? Куда? Неужели всю разумность смыло ирландским дождём? Кстати, сегодня было сухо, и если завтра будет такая же аномальная летняя погода, я уйду с мольбертом к Мойре. Беззубая ведьма будет рада, и я увижу наконец дворнягу Джеймса Джойса. И нарисую на него карикатуру. А что? Не падать же в грязь лицом перед господином Гончаром!
А можно не ждать утра, можно нарисовать карикатуру на самого Бреннона О’Диа прямо сейчас. Я схватила бумажные полотенца и, усевшись подле ящика прямо на пол, принялась оттирать маркеры от пыли пастельных мелков. Удивительно, как я не переломала их, выпуская пар. На моей макушке сейчас можно было вскипятить чайник! Хорошая мысль, но лучше всё же воспользоваться плитой! И смотрение на огонь завораживает. Уж в этом троесущный Козьма Прутков прав!
С полной чашкой чая я устроилась перед чистым листом бумаги. Вот и настал звёздный час моих маркеров! Никогда ещё с таким рвением я не рисовала шаржи и никогда ещё не была настолько довольна работой. Ах, вот он, двигатель прогресса — злость без вины виноватой. Если уж шаржи — это наказание за моё прелюбодеяние, то я именно сейчас им и займусь. С шоколадом Шона!
Карикатуру на Бреннона О’Диа с огромным ртом и такими же огромными ботинками я оставила на столе на самом видном месте. Засыпала я с мыслью, что пуховые одеяла самые холодные одеяла в мире и нет ничего ужаснее нечищенных зубов с застрявшими кусочками шоколада. Утром я первым делом рванула в ванную, даже не взглянув на часы. Но фигура в позе дерева за окном говорила о том, что меня не разбудили на йогу. Значит, утро не принесло с собой примирения. Я уперлась рукой о столешницу, чтобы выдохнуть, но воздух застрял в зубах — под карикатурой Лиззи вывела красиво: «Keep up the good work!» (Продолжай в том же духе!)
— What the fuck! — выругалась я и чуть не смахнула рисунок со стола. Она издевается надо мной?
Размашистым кавалерийский шагом я ринулась к дверям и, позабыв данное Шону обещание, толкнула створки ногой. Не зря двери назвали французскими, пусть лягушатники и отрицают свою причастность к сему творению, страсти они выдержали и распахнулись, не пожертвовав стеклом.
— Почему ты не разбудила меня?! — почти заорала я. Или же любой звук разлетался над пустым озером, словно по рупору.
Лиззи медленно опустила ногу.
— Почему ты мешаешь мне?
Мешаю?! Почти переспросила я вслух. Но Лиззи обернулась раньше.
— Ты в очередной раз проспала йогу, так ещё не даёшь мне нормально помедитировать!
В её голосе звучала злость, но и в моей душе её накопилось не меньше.
— Ты могла бы разбудить меня!
— Зачем тебя будить, когда ты решила спать до полудня, раз осталась у себя.
— Ты не позвала меня!
— С каких пор мне надо тебя звать? Я устала, вот и легла рано. Не могу перестроиться, в пять уже не сплю. А ты хотела почитать, порисовать… Кстати, замечательная карикатура. Я думала хуже будет.