Девятый Дом

Когда они шли по Оранж назад к парку Грин и кампусу, воздух казался ему бодряще холодным. Весна приходила в Новую Англию медленно, зато осень наступала в мгновение ока. Только что ты потел в летней хлопковой одежде – а в следующую секунду уже дрожишь под суровым кобальтовым небом.

– Расскажи об «Аврелиане».

Алекс вздохнула:

– Основан в 1910-м. Комнаты были выделены ему в Шеффилд-Стерлинг-Страткона-холле…

– Не мучайся. Все называют его ШСС.

– ШСС. Во время реставрации 1932-го.

– Примерно в то же время «Кости» огораживали свой анатомический театр, – добавил Дарлингтон.

– Свой что?

– Узнаешь на своем первом предсказании. Но я подумал, что в нашу с тобой первую вылазку лучше не слишком торопиться.

Мысленно Дарлингтон добавил, что Алекс Стерн будет лучше сделать свои первые шаги среди пылких, щедрых аврелианцев, а не при Костлявых.

– Университет даровал эти комнаты «Аврелиану» в награду за оказанные услуги.

– Какие услуги?

– Это ты мне скажи, Стерн.

– Ну, их специализация – логомантия, магия слов. Что-то, связанное с договором?

– Покупка Сакемского леса в 1910 году. Университет собирался приобрести огромный участок земли и хотел позаботиться, чтобы сделку невозможно было оспорить. Эта земля стала Сайенс-Хиллом. Что еще?

– Люди не воспринимают их всерьез.

– Люди?

– «Лета», – поправилась она. – Другие общества. Потому что у них нет настоящей гробницы.

– Но мы не такие, как эти люди, Стерн. Мы не снобы.

– Дарлингтон, ты самый настоящий сноб.

– Ну, разве что другой разновидности. Нас волнуют только два вопроса: плодотворна ли их магия и опасна ли она?

– Ну и как? – спросила Алекс.

– Ответ на оба вопроса – иногда. «Аврелиан» специализируется на нерасторжимых договорах, обязывающих клятвах, рассказах, способных буквально усыпить читателя. В 1989 году некий миллионер впал в кому в каюте своей яхты. Рядом с ним нашли книгу «Бог и человек в Йеле», и, если бы кто-то потрудился туда заглянуть, то нашел бы вступление, которого не существует ни в одном другом издании, – вступление, составленное «Аврелианом». Возможно, тебе также будет интересно узнать, что последними словами Уинстона Черчилля были: «Мне все это наскучило».

– То есть, по-твоему, Уинстона Черчилля убил «Аврелиан»?

– Это всего лишь гипотеза. Но я могу подтвердить, что половина мертвецов с кладбища на Гров-стрит остается в могилах только потому, что надписи на их могильных камнях составлены членами «Аврелиана».

– По-моему, вполне плодотворно.

– То была старая магия. Тогда они еще владели собственной гробницей. «Аврелиан» вышибли из их комнат, когда провалились переговоры по поводу соглашения с профсоюзом. Их обвинили в том, что они подавали алкоголь несовершеннолетним, но на самом деле Йель считал, что «Аврелиан» запорол изначальные договоры. Они потеряли комнату 405, и с тех пор качество их работы оставалось сомнительным. В наше время они по большей части изредка занимаются соглашениями о неразглашении и чарами вдохновения. Именно это мы и увидим сегодня ночью.

Они проходили мимо административного отдела Вудбридж-холла и мерцающих золотых ширм «Свитка и ключа». Замочники отменили свой следующий ритуал. «Лете» это работу не облегчало – «Книга и змей» с радостью заняли их время в ночь четверга, но Дарлингтон задавался вопросом, что именно происходит в «Ключе». Ходили слухи о слабеющей магии, о порталах, которые работали неисправно или не открывались вообще. Возможно, все это пустые разговоры: Дома Покрова были скрытными и склонными к соперничеству и мелочным сплетням. Но Дарлингтон собирался воспользоваться этой задержкой, чтобы разобраться в том, с чем, возможно, борются в «Свитке и ключе», прежде чем рисковать своей Данте.

– Если аврелианцы не опасны, зачем нам туда идти? – спросила Алекс.

– Чтобы обеспечить непрерывность процесса. Этот конкретный ритуал обычно привлекает много Серых.

– Почему?

– Из-за всей этой крови.

Алекс замедлила шаг.

– Только не говори мне, что ты слабонервна. Если ты не выносишь крови, то не дотянешь до конца семестра.

Дарлингтон тут же почувствовал себя мудаком. Конечно, Алекс насторожена после того, что пережила в Калифорнии. Эта девушка видела настоящие травмы, а не театр ужасов, к которому так привык он сам.

– Я справлюсь, – сказала она, крепко стиснув обеими руками лямку своего портфеля.

Они вышли на суровое плато Бейнеке-плазы. Окна библиотеки мерцали, как глыбы янтаря.

– Обязательно справишься, – пообещал он. – Это регулируемая среда и простое заклинание. Считай, что сегодня ночью мы всего лишь вышибалы.

– Окей.

Но выглядела она вовсе не окей.

Пройдя сквозь крутящиеся двери, они оказались под высокими сводами. Гордон Баншафт задумывал библиотеку как коробку внутри коробки. Позади пустого стола охраны до самого потолка высилась огромная стеклянная стена с полками книг. Это и была настоящая библиотека – стеллажи, бумажно-пергаментное сердце Бейнеке, – а окружающая его внешняя структура служила входом, щитом, ложной кожей. За гигантскими окнами с каждой стороны виднелась пустая плаза.

Недалеко от стола охраны, на изрядном расстоянии от кейсов, в которых выставлялись вращающиеся экспонаты из коллекций библиотеки и в отдельном стеклянном кубе хранилась Библия Гутенберга, был установлен длинный стол. Библия освещалась сверху, и каждый день сотрудники переворачивали по одной ее странице. Господи, как Дарлингтон любил это место.

Аврелианцы, уже переодевшиеся в мантии цвета слоновой кости, топтались вокруг стола, нервно переговариваясь. Одного этого беспокойства, скорее всего, было достаточно, чтобы привлечь Серых. Джош Зелински, президент этой делегации, отделился от группы и торопливо подошел их поприветствовать. Дарлингтон знал его по нескольким семинарам по американистике. У Джоша был ирокез, он носил мешковатый комбинезон и много говорил. За ним следовала женщина лет сорока, сегодняшний Император – выпускница, избранная для наблюдения за ритуалом. Дарлингтон помнил ее по прошлогоднему обряду, который «Аврелиан» устраивал, чтобы составить нормативные документы для правления ее кондоминиума.

– Амелия, – сказал он, нащупав в памяти ее имя. – Как приятно видеть вас снова.

Она улыбнулась и взглянула на Алекс:

– Это новая ты?

О том же спрашивали Мишель Аламеддин, когда он сопровождал ее на первом курсе.

– Познакомьтесь с нашей новой Данте. Алекс из Лос-Анджелеса.

– Мило, – сказал Зелински. – Знаешь каких-нибудь кинозвезд?

– Я как-то голой плавала в бассейне у Оливера Стоуна – это считается?

– Он там тоже был?

– Нет.

На лице Зелински отразилось искреннее разочарование.

– Мы начинаем в полночь, – сказала Амелия.

У них оставалось полно времени, чтобы провести периметр вокруг ритуального стола.

– В ходе этого обряда мы не можем совершенно отгородиться от Серых, – объяснял Дарлингтон, делая вместе с Алекс широкий круг вокруг стола и выбирая, где провести границу. – Магия требует, чтобы пути сквозь Покров оставались открытыми. А теперь опиши мне первые шаги.

Он задал ей прочесть несколько отрывков из «Заклинаний Фаулера» и короткий трактат о магии порталов, восходящий к периоду становления «Свитка и ключа».

– Костяная пыль, кладбищенская земля или любое другое memento mori для формирования круга.

– Хорошо, – сказал Дарлингтон. – Сегодня будем пользоваться вот этим, – он протянул ей мелок из спрессованного пепла из крематория. – Так мы сможем делать пометки более аккуратно. С каждой стороны света оставим по открытому пути.

– А потом что?

– Затем займемся дверьми. Серые могут нарушить ритуал, а нам не нужно, чтобы такая магия вырвалась на свободу. Магия должна находить применение. Когда начнется этот конкретный обряд, она возжаждет крови, и, если заклинание отделится от стола, оно может буквально разрубить пополам какого-нибудь милого студента юрфака, занятого зубрежкой в квартале отсюда. Таким образом, в мире станет на одного законника меньше, но, говорят, что шутки о юристах устарели. Так что, если какой-нибудь Серый попытается прорваться, у тебя есть два варианта: либо посыпь их землей, либо произнеси смертные слова.