Страница 20 из 51
Башкатов, самолюбивый, нервный, мнительный, и тот развязался и сразу всем понравился. Его стали звать просто Валечка... Маленький, юркий Титкин вертелся юлой, произносил озорные тосты и был на высоте, усатый красавец Фалалеев был боек, громок и крутил свои гвардейские усы, чтобы понравиться дамам. И он нравился им. Начались танцы, и даже появившаяся некстати "заочница" уже не могла нас увлечь и быстро слиняла.
Пока ребята ухаживали за девчонками, мы по-свойски побеседовали за рюмкой с самим хозяином Петром Стефановичем. Подвыпив и чуть захмелев, даже лицо раскраснелось, он разоткровенничался и стал рассказывать о давних своих молодых годах: как в тридцать девятом и сороковом входил он с Красной Армией сюда, в Прибалтику, по просьбе ихних коммунистов, и как эта страна их поперву всех потрясла, наверное потому, что они впервые увидели буржуйскую заграницу.
Офицерские жены, ошалев от обилия в магазинах, бросились, конечно, покупать, напихивали в чемоданы тряпье, красивое тряпье, ничего не скажешь, особенно женское белье, которого мы сроду не видывали, и отсылали скорей на родину, где царила в ту пору, впрочем, как и в другие поры, обычная наша российская бедность.
Ну, а у них, то есть у военных, дел было поболее: выявить всех тайных врагов, а любой латыш и есть тайный враг, и "оформить" прямым плацкартой в Сибирь...
Так Петр Стефанович шутил.
Плацкартой для прибалтов, конечно, служили товарняки.
Да я сам, попав в Братск в конце пятидесятых, еще встречал бывших зеков-латышей, отсидевших в Гулагах сроки и оставшихся здесь жить... А где-то в низовьях Ангары, прямо в тайге, мне попадались странные кладбища, одно из них запомнилось, в Нижней Мызе: прямые кресты из листвяков (листвяк - дерево вечное!) с вырезанными именами: сплошь литовские имена... Годы рождения разные, а смерти: до 53 года.
Но это позже, а в момент моей службы я этого всего знать не мог и потому особенно горячо внимал моему старшему другу Петру Стефановичу, я слушал его, как говорят, с открытым ртом и очень верил ему. Стало понятней, что вся эта заграничная красота, в которую мы попали, одна видимость, а на самом деле мы тут прилично влипли, потому что все кругом сплошь скрытые враги: шпионы и диверсанты.
- А коммунисты? - спрашивал я недоуменно.
- И коммунисты... Все! Все! - кричал хозяин. - Я бы их всех пострелял... Им верить нельзя! Они все до поры затаились, их всех надо побыстрей в Сибирь.
- Но разве коммунисты враги? - переспрашивал я и никак не мог взять в толк, что коммунисты здесь тоже могут быть врагами.
- Вот ты по Риге ходил... Они тебе улицу хоть раз правильно указали? спросил в упор Петр Стефанович. Глаза у него, и так чуть навыкате, стали бычьими, покраснели.
- Да, - отвечал я. - Когда я нашу часть искал.
- Ну, это, наверное, из русских, как я. А обязательно латыш укажет в обратную сторону...
- Зачем? - удивился я.
- Да из-за вредности своей, потому что он нас ненавидит!
- А почему он нас ненавидит? - удивлялся, даже возмущался я. - За что меня ненавидеть?
- За то, что ты русский! А он буржуй не-до-би-тый, вот и ненавидит... Да ты сам скоро поймешь... Вот, моя дочка, - он кивнул в сторону Аллы, которая кокетничала сразу и с Башкатовым, и Титкиным. - Она чуть не из-под палки идет в школу... Не хочет она с латышами... Ну зачем ей изучать, скажи, их вражий язык!
Тут он совсем раскис, полез, почти как к родному, целоваться и повторял слова: "Солдат, будь бдительным! Ты в тылу врага!"
Помню, возвращались домой такие радостные, счастливые от везухи, что удалось погостить и даже выпить в первую же увольнительную, да еще закадрить девочек! Мы всю дорогу лишь хохотали да скалили зубы... Нас латышские враги не интересовали. Нас девчонки интересовали: Аллочка и Мариночка! С которыми мы, конечно, встретимся... И погуляем... Назло врагам!
Здесь я хочу врезать одно письмо, его подарил мне добрый мой знакомый, доктор исторических наук Федоров Георгий Борисович. Он автор более 250 научных трудов, но он и писатель.
Письмо же такое, даю фрагменты:
"Я обращаюсь к Вам... Федоров Г. Б., бывший солдат 667-го стрелкового полка 185-ой стрелковой дивизии, в 1940-1941 годах принимавший участие в оккупации Литвы.
Перед переходом границы наши политруки внушали нам, что мы увидим в Литве все ужасы капиталистического рабства, нищее крестьянство, нещадно эксплуатируемых, шатающихся от голода рабочих и жиреющую за их счет кучку богачей.
Мы увидели цветущую изобильную страну, хутора и села, полные всех видов плодов земных, города со множеством магазинов, ломящихся от всевозможных продуктов и промтоваров, по таким низким ценам, которые и не снились нам в России. Рабочий в Литве получал почти в 10 раз большую зарплату, если брать сопоставимые цены.
Наши власти, проходимцы и преступники всех мастей, разграбили Литву. Многие священники были расстреляны, десятки тысяч ни в чем не повинных людей - арестованы, обречены на то, чтобы гнить в тюрьмах и концлагерях. Палачи, которые тогда, словно в насмешку, назывались сотрудниками Народного комиссариата внутренних дел, принесшие неисчислимые беды самой России, особенно зверствовали в трех захваченных, до того процветавших Прибалтийских государствах, в частности, в Литве. А мы - солдаты называемой тогда Красной Армии - своими штыками прикрывали этот разгул грабежа, насилий, убийств, издевательски называемых якобы проявлением воли литовского народа.
Тяжкий грех лежит на нас всех - солдатах оккупационной армии, осуществивших в 1940 году захват Литвы, Латвии и Эстонии. Тяжкий грех лежит на мне лично. С тех пор неустанным покаянием, всеми доступными мне средствами, пытаюсь я искупить или хотя бы уменьшить свою вину..."
(Это письмо Георгий Федоров написал 13 января и прочел по радио.)
...Развеселые, помню, возвращались в свою часть.
Несколько раз, и правда, мы еще заходили в гостеприимное семейство Петра Стефановича, но потом как-то охладели, может, оттого, что появились другие знакомые, правда, опять русские, латышей мы после таких разговоров все-таки стали опасаться.
Тем более, что в части, хоть не так открыто, но говорилось о том же самом: кругом много врагов, и надо быть осторожнее... Особенную осторожность следовало проявлять в случайных разных там знакомствах с девушками... Имелись в виду, наверное, латышки. Но и русским девицам с улицы, как внушалось, не следовало особенно доверять. Были якобы уже случаи, когда они подпаивали солдат, а потом выведывали всякие нужные для врагов сведения о расположении части, о ее боеспособности, составе, количестве и о чем-то еще, очень важном для американцев.