Город Берколадо

От волнения старик задыхался и едва мог говорить.

– За все последние годы твои редкие визиты в мой дом были единственным событием, которое подлинно будоражило мою душу. Я знаю, что подробности наших встреч ты сохранила в секрете даже от самых близких людей. Да, девочка читающая «Атаку на город» вечером в заброшенном парке….Такой девчонке можно доверять Лизи – в этом я убеждён! Я покажу тебе кое-что, – он потащил её к входу в маленькую каморку под лестницей. Старик толкнул деревянную, грубо сколоченную дверцу ногой – сноп пыли ворвался в холл, закружившись в солнечных лучах. Шикрам согнулся и, с трудом балансируя на колченогих ногах, по пояс влез внутрь. С полминуты художник что-то там искал. Затем с противным кряхтеньем, неловко пятясь, и, прижимая к груди пыльную холстину, извлёк свое тело наружу. Он бережно развернул материал, ладонью счистил налёт пыли и повернул его к Лиз. Она стояла поражённая – углём, на необработанном холсте, большими смелыми штрихами была изображена девушка с расправленными навстречу ветру руками. Ветер шёл от огромного винта дирижабля. Это была она!

Шикрам никогда не показывал эту работу, мало того, Лиз всего один раз, да и то несколько лет назад упоминала о своём диковинном увлечении.

– Но как же правдоподобно! – Лиз залюбовалась на рисунок. – Можно мне взять его с собой? – спросила она.

–Нет, – не раздумывая ответил Шикрам, он резко скатал в трубку холст и вернул его в каморку.

– Тогда зачем вы мне его показали? – недоумевала Лиз – И что значит ваша тирада?

– Ты спрашиваешь ласточка, что значит моя тирада? – старик глубоко вздохнул, было видно, что он очень утомлён.

– Это значит, что ты нужна мне Лиз! Мне нужно, чтобы ты пусть редко, но заходила сюда! Мне нужно писать тебя, писать твоё обнажённое тело! Пускай мои слова прозвучат эгоистично, но это поддерживает мою жизнь, а я ещё очень хочу писать картины и я хочу закончить нашу с тобой работу!

Лиз непонимающе развела руками:

– Но Шикрам, я не собираюсь бросать вас, мне тоже любопытно посмотреть на результат.

– Ей любопытно! – с досадой выпалил он, слова смешались с кашлем и прозвучали как собачий лай. Он протёр рот рукавом и уже спокойнее повторил:

– Ей любопытно.

Лиз заглянула ему в глаза и твёрдо спросила:

– Шикрам, что стряслось?

Старик провёл пальцами по её щеке, затем дотронулся до плеча. В его глазах одновременно промелькнули забота и вожделение.

– Лиз, мы никогда не обсуждали твою личную жизнь…– он помялся – Твои интересы, увлечения – мне всё это было жутко любопытно узнать, хоть чуть-чуть посмотреть … Однако я понимал, что вряд ли имел на это право! Конечно, я мог бы давать тебе советы, всё-таки я прожил длинную жизнь. Не знаю, как ты отнесёшься, к тому, что я сейчас скажу…

На несколько секунд воцарилась, прерываемая только сопением художника, тишина.

– Я тебе расскажу, ласточка, надеюсь, ты правильно поймёшь.

Лиз видела, что старик колебался, первоначальный запал у него прошёл и теперь он мялся в нерешительности. Наконец, он овладел собой:

– В общем, я немного шпионил за тобой!

– Шпионили за мной! – Лиз пронзила его взглядом.

На его шеи под складками кожи судорожно двигался кадык, вызывая нервную рябь на всей нижней части лица.

– Но зачем? Шикрам? Вы могли просто спросить у меня то, что вас интересует! Или вы думаете, что девушка, которая не стыдиться обнажаться перед вами и вашим слугой примется скрытничать? И как это вам удавалось, ведь вы же почти не выходите из дома?

– Лиз, ласточка, мне понятно твоё негодование ….

Тут он отвернулся и сильно закашлялся, когда приступ прошёл, его глаза сузились до маленьких щёлочек и были краснее, чем обычно.

– Проклятый свет – прокряхтел он. – Лиз давай пройдём в комнаты, и я всё спокойно тебе объясню.

Девушка, тряхнув волосами, властно вскинула голову:

– У меня мало времени на пустопорожнюю болтовню. Я же вам говорила, что сегодня вечером у меня мероприятие, поэтому предпочту услышать всё здесь. – Она говорила нарочито холодно и отстранённо, понимая, что старик чувствует за собой вину, ей хотелось ранить беднягу своим равнодушием, кроме того, она хорошо помнила его неосторожное замечание по поводу её безупречной фигуры. Лиз считала, что вполне имела право в подобной ситуации на известную грубость. Шикрам с трудом выдержал удар, было видно, как ему больно слышать резкие суждения своей любимицы – он обиженно задвигал отвисшими губами. Глаза Лиз стали почти чёрными, и она удовлетворённо любовалась своей маленькой победой. Шикрам горько улыбнулся, он снова взял её за руку:

– Хорошо Лизи, я постараюсь не задерживать тебя – тихонько вымолвил старик.

– Вначале мне просто хотелось узнать о тебе какие-нибудь факты. Ты спрашиваешь, отчего я не полюбопытствовал у тебя? Но то, что человек говорит о себе сам и то, каким его видят со стороны – здорово отличается, а мне всегда нужно видеть картину с разных ракурсов, чтобы рассмотреть все детали. Все мы любим приврать о себе, а где то умолчать. Иногда человек может являться в высшей мере любопытным экземпляром, яркой личностью, но совершенно не умеет себя представить, либо стесняется заявить о себе как следует из скромности или от нежелания привлекать чужого внимания. А бывает наоборот, когда за пёстрой оболочкой скрывается куча грязного тряпья. И, к сожалению, второе встречается куда чаще. Я же стараюсь тщательно выбирать тех, кого близко подпускаю к себе. Знаешь ли Лизи, ласточка, в старости это становиться просто необходимым. Я непростительно много ошибался в людях и некоторые ошибки поразительно долго болью отзывались в моём сердце. Поэтому я решил больше узнать о тебе – он развёл руками и изобразил некое подобие виноватой улыбки.

Лиз подумала:

– Может он свихнулся? – а вслух сказала. – И как далеко вы зашли в своих изысканиях?

– Не дальше пределов собственных этических убеждений.

Лиз рассмеялась такому скользкому ответу. Но художник строго продолжил:

– Я знаю, что про меня говорят в городе, да и ты сама стала свидетельницей безобидных странностей иногда случающихся в этих стенах, но поверь, вторгаться в приватное пространство не входило в мои цели.

Лиз по-прежнему мучил вопрос, каким образом еле живой старик мог следить за ней, однако она не сомневалась, что выпытать это совершенно невозможно, по крайней мере, пока, хитрец наслаждается ореолом таинственности витающим вокруг него.

– Тогда к чему вы затеяли разговор, Шикрам? – недоумённо произнесла девушка.

– Если каяться не в чем, почему вы именно сегодня решили мне рассказать об этом? Вы могли и дальше вынюхивать подробности моей жизни в своё удовольствие.

– И был бы счастлив! Был бы счастлив, Лиз, – он понизил голос, перейдя на драматический шёпот.

– Проблема заключается в том, что я узнал о …– он опять стушевался, подбирая нужное слово.

– Узнал… скажем так, о нависшей над тобой опасности.

Тут Лиз не выдержала и от души захохотала, её смех игривыми колокольчиками прокатился по пустым стенам холла:

– Шикрам, вы верно разыгрываете меня? Какая опасность?! – однако, старик вовсе не шутил, он крепко схватил её за плечи.

– Глупая девчонка, я пытаюсь предупредить! – Лиз впервые увидела художника в разгневанном состоянии, и её смех быстро осёкся.

– Ты и твои приятели очень сильно разозлили определённых граждан. Лиз, некоторые из этих людей заказывают мои работы, а ещё они владеют дирижаблями, заводами и заседают в нашем Городском совете! Неплохая компания подобралась? Верно?

Он тяжело дышал, едва переводя дыхание, на беспрестанно двигающихся губах блестели капли влаги. Воспользовавшись паузой Лиз самодовольно сказала:

– Вы намекаете на наши выступления на городских дебатах? Да, они имеют определённый успех, об этом даже регулярно пишут пару газетёнок, – на слове «газетёнок» она сделала небрежный жест рукой, как бы отбрасывая кусок ненужной бумаги.

– Я хотела вам показать, но думала, что вы далеки от такой нелепой суеты. Но что же могло вызвать такое недовольство? Видимо в последний раз мы их действительно сильно припечатали, – её глаза торжественно блеснули.