Страница 101 из 109
Они не пошли куда-то в особое место, Рей покачала головой и виновато сказала, что Тео нельзя быть долго на свежем воздухе, а в ресторан идти совсем рискованно, но сказала, что в соседнем от её дома здании есть чудное бистро, и они по дороге заказали там еду. Бен шел рядом с красивой девушкой, которая что-то ему рассказывала, и просто проваливался в ощущении нормальности.
Когда они очутились дома, Бен неожиданно понял, что он первый раз у неё в гостях. В Вашингтоне он ни разу не зашел на чай или ещё что-то такое. Впервые смотрел на уют глазами Рей. Много цвета. Красок. Цветов. Большой балкон с видом на музей Родена. Где-то там торчал железный кончик Эйфелевой Башни. Девушка выбрала, действительно, красивое место. Бена удивило, что он увидел свое фото – оно стояло на тумбочке возле колыбели Тео.
Бен вздохнул. Пахло здесь так же сладко, как и у него в одинокой квартире, когда там появилась Рей. Засахаренными ягодами. Молочным шоколадом. Лимонным печеньем. Он вздохнул и вспомнил, как все эти новые запахи раздражали попервой, а теперь было так хорошо, будто он вернулся домой.
Нет, нет, нет.
Пока он осматривался, не зная, чем себя занять, ведь Рей так и не доверила ему ребенка, аргументируя, как и целый день, какой-то глупостью, подумал, что здесь очень хорошо. Потому да, вряд ли это место могло бы быть ему домом. Где вообще его дом? В Гуантанамо? В камере-одиночке, где некому навредить?
Здесь нашлось место только его фотографии.
И ещё паре поцелуев, которые между ними произошли, когда он уже помогал Рей накрывать на стол. Вышло как-то непроизвольно. Слишком близко. Они были слишком близко. И пусть их души были замкнуты, они ни о чем глобальном не говорили, их желания просто высасывали кислород из воздуха. В какой-то момент контроль Бена куда-то ушел, и они целовались, как перед смертью. Он – прижимая её к стене, она – притягивая его к себе.
Он так хотел её, господи. Он так о ней мечтал. Эти губы, эти запахи, эти пальцы, это тепло. Одной рукой было не так удобно касаться Рей, но плевать, было здорово в принципе быть здесь, слышать её взволнованное дыхание, ощущать, как её пальцы гладят его спину, плечи, волосы. Он целовал её, целовал, целовал, и просто умирал от желания. Так долго ждал и так сдерживался. И вот она снова была здесь, с ним. Её кожа была такой горячей, поцелуи такими жадными, а взгляд таким затуманенным.
Она тоже его хотела. Определенно.
Все это было волшебно, Бен был уверен, что вот сейчас, когда его рука скользнула под её юбку, девушка расслабленно откинет голову, но неожиданно Рей выдохнула «нет». А потом повторила ещё раз, добавив «прости, я не могу, не могу». Бен усмехнулся и даже на секунду поднял руки, делая шаг назад. Так поступали преступники, когда их ловили на месте преступления. Показывали, что они не причинят вред.
Девушка с минуту просто стояла, пряча глаза. Будто ей было ужасно стыдно отказать ему. Но она как-то попробовала отшутиться, чтобы они оба не ощущали себя настолько гадко и униженно. Ведь когда тебе отказывают после разлуки, это как гвоздь в крышку гроба. Её “нет” прозвучало вердиктом. И не нужно было суда. Оправданий. Она сказала лишь “нет”, но за одним словом крылось много месяцев её боли. И тоски.
Этот чудесный миг разрушил весь вечер. Ели они без аппетита, почти не глядя друг на друга, беседа не клеилась. Маски, которые они держали целый день у своих лиц, упали. Это желание быть друг в друге и «нет» теперь были между ними. Рей хмурилась. Она целый день была напряжена. Наблюдала за Беном. Её сердце все время сжималось. Он был все тем же шикарным мужчиной, которого она полюбила. Девушку поразило, как он, упав на дно, сумел подняться и даже уйти из ФБР, не лишившись своего влияния. Бен Соло остался тем же властным, дерзким, невероятным, но… что-то с ним было не так. Эта грусть, эта вина… Его медленная речь, отдающая горечью. Неправильная улыбка. И рука. Рей видела, что он все делает левой рукой, будто был левшой, но он так и не поведал, что с ним случилось, а ей не удалось вывести его на откровенный разговор. Естественно.
Конечно. Бен, мать его, Соло всегда держал лицо супергероя, даже когда умирал. Рей все ещё не понимала, почему он прилетел теперь. Он хотел быть с ней? С ними? Но почему, вместо того, чтобы поведать ей что-то невероятно важное, напялив свою бесстрастность, не веря, что его могут принять, просто выдавал ей факты из своей жизни, а не чувства. Не просил прощения или не говорил, что хочет остаться. Но сейчас девушка была благодарна, что Бен не заводит такой разговор. Она знала, что очень бы сильно хотела остаться с ним, однако последние месяцы очень изменили всю её жизнь. Рей не была уверена, что справится ещё и с Беном.
И сейчас она нервничала. Эта вспышка, страсть, желание секса с его и её стороны все портило. Теперь Бен мог сорваться, не получив её. Этот мужчина ненавидел слово «нет», и внутренне Рей готовилась, что вот сейчас, прямо сейчас, он снова станет злым, раздраженным, холодным. Потому молчала.
До момента, пока он правой рукой неловко не задел чашку, и та не упала на пол, превращая тонкий майсенский фарфор в пыль и воспоминание. Она тут же подскочила и присела. В голове застучало только “черт, черт, черт”.
- Теперь один-один, да? Я у тебя дома била чашки, ты – у меня, - хмыкнула девушка, пытаясь сгладить опасный момент. Бен Соло не любил слово «нет» и беспомощность. Рей отлично помнила его в плохие дни в Вашингтоне. Он мог выпить и что-то случайно разбить, зацепив рукой, и после этого становился злым, придирчивым, жестоким. В те дни ей хотелось прижаться к стенке и раствориться. В те дни она тонула в ванной, не понимая, что делает не так, почему он так себя ведет.
Господи, где же были их счастливые воспоминания? Почему сгорело все, кроме тех моментов, когда было откровенно плохо? Почему она никак не могла вспомнить все те дни, когда он был влюблен, открыт, улыбчив? Да, их было меньше, но они были такими счастливыми. Наверное, потому что злой Бен был больше похож на реальность, которую она все пыталась переделать. Пока не опустила руки. Если бы не родился Тео, она бы отдала всю жизнь, чтобы продолжать пытаться делать этого мужчину счастливым, но сейчас просто не имела сил и на его демонов.
«Ох, хоть бы пронесло, пожалуйста. Бен, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только держи себя в руках, Тео же только уснул, просто посмейся, просто промолчи, просто подшути, всё, что угодно, только не превращайся в чудовище. Пожалуйста. Ну, пожалуйста».
- Бен, что у тебя с рукой. Что случилось? – очень мягко спросила она. Не поднялась. Так и села на полу, опершись локтями о стол. Ощутила усталость. И знала, что так выглядит беззащитней, а значит, он не сорвется.
Но вот лицо его уже было хмурым. Замкнутым.
- Тебе было похер целый день, с чего вдруг такой интерес? Успокойся, Рей, не нужно задабривать чудовище. Я не собираюсь ругаться. Я доем свой праздничный ужин, за который очень благодарен, и, наконец, свалю.
Он особо ядовито и горько выделил слово “праздничный”, и это прямо ударило Рей. Видит Бог, она пыталась устроить ему день рождения. Очень пыталась. Разве что бумажный колпак на голову не надела. Ну и себя не дала. Видимо, для него её непокорность была ударом. Он любил её дерзость в кодах и на ринге. Не в постели.
- Зачем ты так, Бен? - устало спросила Рей.
- Потому что я потратил довольно много сил, чтобы быть здесь сегодня, а ты дергаешься так, будто я избивал тебя от плохого настроения, когда мы жили вместе. Хотя я ни разу тебя и пальцем не тронул. Или думаешь, я буду орать здесь, когда мой ребенок спит в соседней комнате? Ребёнок, которого ты выстрадала? Думаешь, я настолько не имею к тебе уважения? Так что расслабься, все твои невербальные сигналы очевидны. Есть только вопрос – откуда у тебя деньги, Рей?
Он сощурился, откинувшись на спинку. Весь этот день он оценивал. Прикидывал, сколько стоит месячное нахождение в клинике, о котором говорила Рей. Сколько стоит эта шикарная квартира. Пускай съёмная, да, но в ней было полно новых, дорогих вещей – колыбелька, коляска, игрушки, посуда. На Рей была красивая одежда. Он примерно знал, сколько Рей получает в Blizzard, и ей бы не хватило даже аванса на эту квартиру. При этом Бен заметил, что на её запястье все так же есть подаренные им часы, которые она могла продать.