Пассажир

Трусость шефа перед необычной поездкой меня немного удивила, ведь в любой другой ситуации, когда пахло деньгами, он проявлял исключительно наглость, цинизм, отвагу и неизменно учил меня отбрасывать интеллигентские предрассудки и рубить бабло. Впрочем, эта трусость приподняла меня на ступеньку выше в конторской иерархии. Приказ о назначении замом, правда, пока без повышения зарплаты, оформили в тот же день, и я собрался в дорогу.

Долетев до Москвы, а потом и до столицы Иордании (благо, визы в Иорданию выдавали прямо на границе), я был пересажен в такси, и мы двинулись в путь. Мы мчались по современной автостраде. Опасения Упыря путешествовать по пустыне оказались напрасными. Окружающие ландшафты не выглядели враждебными. То и дело мелькали заправки, придорожные магазинчики, стоянки и небольшие деревни. Пустыня, желто-серая в основании, была пересыпана черными, вулканическими булыжниками, так, как будто кто-то при помощи граблей, ровным слоем, распределил их по песку. На холмах паслись козы, выгрызая что-то между валунов. Подростки поднимали пыль на импровизированных футбольных полях у деревенских школ. У водителя в магнитоле бренчала бесконечная и одинаковая как пустыня, арабская поп-музыка. Я лежал на заднем сиденье и думал, что вряд ли кто-либо из моих друзей-товарищей, вот так вот находится сейчас в месте, в котором даже не представлял побывать, лежит себе и плюет в потолок. Вдруг, раздался удар, и машина резко съехала на обочину.

Я выскочил, оказывается, мой таксист сбил барана на приличной скорости. Кусок мяса и клок шерсти убитой твари намертво завернулся вокруг буксировочного крюка под бампером. Водитель поковырял его палкой, затем попытался содрать подошвой тапка, а потом плюнул и воскликнул:

– Йелла! То есть, давай, поехали!

В таком людоедском виде прибыли мы на пункт таможенного осмотра. Водитель-убийца долго объяснялся с таможенником, размахивая руками и показывая на меня. Потом нас отпустили, все формальности были пройдены и уже без приключений мы добрались до Багдада. На улице стемнело, когда мы въехали в город и по лабиринту улиц добрались до отеля Аль-Рашид, где каждый постоялец мог попрать ногами изображение Д.Буша старшего на входе. Портрет президента США с искаженной, отвратительной мордой, был изображен в мозаичной форме на полу у дверей. Я прошел по физиономии президента в холл, оформил пребывание и поднялся в номер. На сегодня никаких дел не намечалось, мне сказали отдыхать и никуда не выходить вечером. Ну что ж, я раскрыл тяжелые портьеры и с высоты одиннадцатого этажа обозрел окрестности. За окном расстилался Багдад и черная тропическая ночь.

Собственно, Багдад, к сожалению, не имел ничего общего со сказочными представлениями о нем. На огромной территории элементы городского пейзажа (многоэтажные дома, отели, магазины, культурные заведения) были разбросаны небольшими островками, окруженными бесконечным частным сектором. Багдад – единственное место (из посещенных мною) где просто негде было гулять, ибо через несколько минут ты неизбежно попадал на унылую улицу с бетонными заборами по обеим сторонам. Застройка: 70% частный сектор, 20% улочки из двух, трех этажных домов, 10% дворцы Саддама за высокими заборами, памятники и стелы с изображением Саддама, отели и мосты через Тигр. Следов английских колонизаторов почти не осталось. Несколько вилл в довольно захудалом состоянии да старое кладбище английских солдат.

Одним из факторов, который также заставлял задуматься, куда и зачем я приехал, был кровавый диктатор и враг всего прогрессивного человечества Саддам Хуссейн. В стране действительно был тоталитаризм. Памятники и стелы с изображением Саддама в разных видах и костюмах стояли через квартал, по телевиденью транслировались бесконечные песни о Саддаме (всегда различишь знакомое имя в арабской речи), песни перемежались репортажами в стиле «Саддам посетил собрание женских комитетов», «Саддам на трубном заводе», «Саддам и дети». Все с кем приходилось общаться о «нем» говорили с опаской и без одобрения. Все ждали перемен. Как водиться, желания материализуются.

Однажды, уже по приезду домой, доцент Персиков спросил меня, как там живут простые иракцы под гнетом диктатуры Хуссейна.

– Вы знаете, – ответил я искренне – Неплохо живут, все сыты и работают, вообще никакого страха и несвободы на улицах не заметил. В стране обычная жизнь, все спокойно, никто никого не притесняет, а «он» просто где-то наверху.

Персиков посмотрел с укором и произнес:

– Так вот это и есть описание типичного тоталитарного общества.

Первая ночь в Багдаде прошла спокойно. Утром я сидел в огромном холе отеля на роскошных кожаных диванах и ждал своих иракцев. По холлу размеренно бродили гости, пробегали служащие в белоснежных рубашках, катались тележки с багажом вновь прибывших, а за моей спиной глава Калмыкии Кирсан Илюмжинов давал интервью какому-то местному каналу. До меня донеслось:

– А еще мы решили устроить шахматный турнир между департаментами!

Российские официальные и полу – официальные лица в то время любили заглянуть к Саддаму на предмет того, каким сотрудничеством можно поживиться.

Я перестал прислушиваться к словам шахматиста-губернатора, и посмотрел на часы. Назначенное время давно прошло, но никто не появлялся. Я еще не знал, что в Ираке никто и никогда не приходит во время, особенно, если договорился по важному делу.

Наконец, у входа появилась полная фигура и помахала мне рукой. Это был доктор Хуссейн. Мы сели в белую Тойоту и выехали с территории отеля. Почти сразу замелькали металлические конструкции арки моста, мы пересекли реку Тигр и въехали на одну из улиц. В первых этажах невысоких зданий располагались лавочки и магазины, их владельцы поливали несколько квадратных метров асфальта перед своими заведениями водой из шлангов для свежести и чистоты, за пределами политых зон валялся мусор. Уличные мальчишки-торговцы катили плоские тележки, со свежей рыбой лежащей на кусках льда, и тащили переносные холодильники с водой и колой, редкие пешеходы, стараясь попасть в тень, спешили по делам. На термометре в машине было плюс сорок девять.

Некоторое время мы двигались в плотном потоке, потом свернули на автостраду и город неожиданно кончился, по обочинам росли лишь пыльные пальмы и валялся мусор. Через несколько минут, из-за рощи акаций показались две циклопические руки, растущие прямо из хорошо асфальтированной площади. Руки держали гигантские сабли и образовывали огромную арку, под которой мог бы пройти развернутый полк. Я узнал это место, здесь проводил свои парады Саддам Хуссейн. Потом мы долго ехали по поднятой над землей автостраде с туманным и пыльным Багдадом по сторонам. В душном мареве город был похож на груду обмотанных серой рогожей кубиков, призм и параллелепипедов, сваленных в кучу детсадовцами, которых увели на усталый сончас, а потом и он закончился. Долго мелькали серо-зеленые кусты у обочин, песок и пыль, пыль, и солнце на бледном небе.

Наконец мы въехали в район подконтрольный министерству, «организация», так назвал его доктор Хуссейн. Остановившись у малоприметной будки, похожей на КПП военного городка, мы вышли из машины и в группке таких же визитеров, обошли шлагбаум и попали внутрь. Внутри будка была похожа на нью-йоркскую товарно-сырьевую биржу, так как если бы кто-то вдруг решил бы перенести ее в деревянное помещение станции Нахапетовка, а саму станцию перенести в пустыню. Комната была заполнена галдящими делового вида подлецами. В воздухе висело напряжение как в очереди за дефицитом, который вот-вот начнут выдавать. Стены были обклеены бумагами и объявлениями о результатах тендеров и готовящихся торгах. Торговцы, перекрикиваясь между собой, то и дело посматривали на секретаря, который сидел за стойкой и нехотя вызывал из толпы нужных посетителей. Хуссейн был здесь своим. Как рыба, выпущенная из садка в пруд он ловко проманеврировал к секретарю между толстых спин посетителей, на ходу здороваясь, смеясь и огрызаясь, сунул тому в руку бумажку и что-то прошептал на ухо. Почти сразу нас вызвали. Под недовольный гул мы вошли за стойку и сели ждать в специальной комнате приемов. Хуссейн объяснил, что в само министерство никого не пускают, а общение идет вот так, в комнате встреч. Комната была обшарпана, как впрочем, и все вокруг. Диван и несколько кресел в стиле восточной роскоши, были старыми и потертыми. У красивого стола из массивного темного дерева были обгрызены края и исцарапана столешница. Наша миссия заключалась в том, чтобы проштамповать печатью предприятия тендерный пакет, который люди Хуссейна до этого выкрав пакеты конкурентов, исправили как надо. Ну и с министерскими познакомиться.