Страница 4 из 76
В притворном удивлении я пошире распахнула глаза.
— Не может быть, Ванн! За полночь? Даже представить не могу. Это просто... безумие. Ты действительно живёшь на грани.
Его улыбка исчезла, а голос стал ровным, он снова вернулся к роли супер серьёзного старшего брата, которого я знала и любила.
— Я пересмотрю свою готовность угостить тебя обедом.
— Ты платишь?
Я схватила сумочку с небольшой полки над головой и последовала за ним к двери. Остановившись, чтобы закрыть за собой дверь, я добавила:
— Тебе стоило с этого начать.
— Подожди! — Молли остановила меня, я ещё пока держала ключ в засове. — Мне нужно убрать кисти.
Она уже убрала ярко-красные краски и позаботилась о своей палитре, но её кисти всё ещё блестели малиновым. Я скептически посмотрела на них.
Она глубоко вздохнула.
— Обещаю не запятнать твоё первозданное святилище. Серьёзно, Вера!
Она указала на вывеску, которую только что нарисовала для меня — бесплатно, — затем раздражённо помахала своими дорогими кистями.
— Не накапай, — строго предупредила я её.
Она закатила глаза, но послушно кивнула.
— Обещаю оставить всё таким же блестящим и новым, каким сегодня увидела.
Я снова открыла дверь и распахнула её перед ней. Она протиснулась мимо меня, не дожидаясь, пока я спущу внешнюю ступеньку, так что её подъём в фургон был неуклюжим и невпопад. Она, казалось, ничего не заметила.
— Дааа, — пробормотал Ванн. — А я-то думал, что я одержим навязчивыми идеями.
Я повернулась и бросила на него злой взгляд.
— Я думаю, она могла бы помыть кисти в твоём магазине.
Он съёжился, поняв мою точку зрения.
Мой брат был таким же педантичным, как и люди с обсессивно-компульсивным расстройством. Мы были продуктами своего окружения. И под этим я подразумевала, что воспитывал меня отец-одиночка, который едва помнил, как пользоваться посудомоечной машиной, не говоря уже об уборке ванных комнат, одежды или чего-то ещё. Мы с Ванном покинули наш отчий дом, отчаянно нуждаясь в порядке и хорошей гигиене. Мы были полной противоположностью папе.
Но не со зла.
Мы безумно любили отца. Он пожертвовал всем ради нас, а потом сумел вырастить нас достойными, успешными взрослыми. По крайней мере, так он воспитал Ванна. Я всё ещё была под властью морской болезни на движущемся взрослом корабле. Но я надеялась, что скоро папа будет мной гордиться.
Очень скоро, так как времени у меня было в обрез.
Звук двигателя прервал наш тихий день, рыча через площадь. Большая часть центра города была оживлённой смесью улиц с односторонним движением и непрерывным потоком транспорта, но центральная улица, с её границей из кирпичных промышленных зданий, превращенных в модные лофты и высококлассные предприятия, была самой оживлённой частью.
Три отдельные площади, одна рядом с другой, могли похвастаться ресторанами, барами, клубами, лофтами и предприятиями, достаточно успешными, чтобы платить непомерную арендную плату. Эта часть города была излюбленной миллениалами2, которые тусовались в клубах до нечестивых часов, и кутил, бросающих свои деньги на экстравагантные обеды и дизайнерскую одежду.
Я не была достаточно богатой, чтобы иметь тут недвижимость, не могла даже арендовать тут помещение. Но специализированный веломагазин Ванна идеально подходил для этого, и после того, как я вымолила и продала душу городскому совету, мне дали временное и неохотное разрешение работать на том же участке.
В это время дня на площади было оживлённо, но не так шумно, как вечером. Звук мотоцикла, проносящегося по площади, заглушил все остальные звуки. Мы с Ванном с одинаковым интересом наблюдали, как гладкая чёрная ракета пролетела через переулок рядом с "Лилу" и остановилась, как будто водитель был из какого-то британского шпионского фильма.
Он выглядел до отвращения круто.
Мурашки пробежали по моим рукам, несмотря на тёплое летнее солнце. Острое осознание пронзило меня, а желудок сжался от нервного ожидания.
— Это он, — подтвердил мои подозрения Ванн. Он повернулся и его глаза озорно блеснули. — Твой конкурент.
Проглотив комок в горле размером с кулак, я проскрежетала:
— Мы не конкуренты.
Я почувствовала ухмылку Ванна, хотя и отказывалась смотреть на него. Я не могла оторвать глаз от чёрного шлема и стройного тела, которое слезло с мотоцикла с такой грацией, которую я никогда в жизни не могу достигнуть.
Я сглотнула и постаралась не задохнуться.
Он посмотрел в нашу сторону. Если мои соседи по площади интересовались серебристым фургоном, расположившимся перед велосипедным магазином, то название "Гурманка", нанесенное ярко-красной краской на фасад, было довольно хорошим намёком на то, что происходит.
Он снял шлем и повесил его на руку, оставив там болтаться. Я вздрогнула, инстинктивно делая шаг назад. Я не могла разглядеть мельчайших деталей его лица, но "я ненавижу тебя" было отчетливо написано на его расправленных плечах и сердитой ауре.
Киллиан Куинн знал, что происходило через дорогу от него, и можно было с уверенностью сказать, что моим поклонником не был.
Я давала рекламу в социальных сетях и в местных газетах с тех пор, как получила разрешение и все необходимые документы для открытия. Я произвела немалый интерес, но Ванн держал язык за зубами со своими соседями. Он сказал мне, что он предпочитает элемент неожиданности. Я же была уверена, что это означало, что он боялся сказать им, что он отдал свою стоянку для ночного фудтрака с едой, боясь того, что они подумают о нём.
— Тогда почему у тебя такой вид, будто тебя сейчас вырвет? — поддразнил Ванн.
Я смогла лишь сдавленно прошептать:
— Это действительно он?
— Киллиан Куинн во плоти.
Ванн никогда не проявлял интереса к приготовлению еды. Взрослея, мы в основном сами отвечали за своё питание. Если мы хотели есть, то должны были добывать себе пропитание. Наш отец работал в две смены, в первую и в третью, и у него никогда не было сил на семейные ужины или покупки продуктов. Ванн выжил на абсолютном минимуме.
Вот почему он был так счастлив с батончиками мюсли и протеиновыми коктейлями. Они были на несколько ступеней выше его детской диеты из лапши быстрого приготовления и макарон с сыром
Я выбрала противоположный подход. Отказавшись от основных блюд и сбалансированных групп питания, еда стала выглядеть увлекательней для меня. Я мечтала о том дне, когда смогу съесть что-нибудь вкусное. Я стала одержима едой, которая не была дешёвой или простой на вкус.
Хорошая еда стала целью, которая вырастила крылья и когти во время учёбы в младших классах. Моя цель превратилась в живое, дышащее чудовище, когда я попала в среднюю школу и нашла учительницу, которая когда-то была шеф-поваром в Европейском бистро, прежде чем она встретила любовь своей жизни и переехала сюда, чтобы начать новую жизнь.
Она поселилась в родном городе мужа и стала вдохновлять следующее поколение поваров, тогда как ей следовало открыть собственную кухню и сделать себе имя. Она всегда смеялась, когда я говорила ей об этом, настаивая на том, что любовь, брак и воспитание семьи — это самое лучшее, что она когда-либо могла сделать.
Мораль истории? Дети всё портят.
Достаточно спросить моего отца.
Это я к тому, что Ванн нисколько не боялся Киллиана Куинна. Он не читал "Еду и Вино" и не был одержим онлайн блогами про еду на ежедневной основе. Ему не нужно было сравнивать себя с величием на другой стороне площади или желать, чтобы его жизнь пошла в том же направлении, что и у Куинна, вместо того, чтобы стать неистовым крушением поезда, какой стала моя жизнь.
Я наблюдала, как с другой стороны оживлённой улицы Киллиан Куинн смотрит на меня. Мне не нужно было быть рядом, чтобы понять, что это он. Я следила за ним онлайн достаточно раз, чтобы узнать его тёмные, дикие волосы и фирменную бороду, которая выделяла его в индустрии, заполненной чисто выбритыми мужчинами.