Страница 54 из 130
«Как верно сказано! Словно про нас! И откуда у этого юнца такое глубокое понимание жизни?! Писал ведь практически мальчишкой. Эх, жаль, что так рано ушел. Поживи он наравне с Пушкиным, сколько бы еще бессмертных творений создал!.. Что-то ребятки припозднились… Может, Василий донес на нас? Хотя какой ему резон себя подставлять?» — заскакали в голове подполковника беспорядочные мысли…
ПРИИСК «СЛУЧАЙНЫЙ»
Два месяца назад якут, доставив очередной товар, сообщил Лосеву, что его американские друзья из торговой фирмы «Олаф Свенсон» готовы протянуть им руку помощи. На их складах полно оружия и обмундирования, завезенного еще в 1920 году. Американцы хотели бы передать все это людям, способным поднять население на борьбу с большевиками. Они заинтересованы в этом, так как Советы стали препятствовать их прибрежной торговле.
Василий сказал американцам, что он знает отряд офицеров с большим боевым опытом и пообещал переговорить с командиром.
Лосев выслушал купца с интересом, однако готовности возглавить мятеж не проявил. Он прекрасно понимал, что их гарнизон слишком мал для подобной цели. Однако опытный переговорщик Сафронов стал бить на то, что в народе растет недовольство политикой большевиков и очередное восстание неизбежно, но у якутов и тунгусов нет грамотных командиров, потому большие потери неминуемы. Олег Федорович призадумался, решил обсудить предложение с соратниками.
Мичман Темный сразу загорелся:
— Такой шанс нельзя упускать! Все мечтали оружие раздобыть, а тут оно само в руки просится! Если привлечь всех недовольных, то наверняка сформируем крупное соединение.
На офицеров и казаков как-то разом нахлынула ярая ненависть к большевикам, сделавшим их, всю жизнь честно стоявших на страже интересов Отечества, изгоями в собственной стране. Ротмистр, участвовавший в Крымской кампании, никак не мог забыть коварство и подлость председателя Реввоенсовета Троцкого, то бишь Бронштейна.
Когда их дивизия стойко держала оборону против наседавших красных, тот дал письменные заверения, что при сдаче в плен всем гарантируется жизнь, сохранение звания и беспрепятственное возвращение домой. Люди поверили — понимали, что Крым все равно уже не удержать. И что? Тех, кто сдался, — всех расстреляли. Девятнадцать тысяч лучших ратников! Девятнадцать тысяч! В живых остались единицы.
— Тогда в Севастополе мы поклялись отомстить этим жидам, организовавшим октябрьский переворот.
— Верно! Ввергли в хаос великую империю! Гнать их из России надо! — горячо поддержал статный, с белесыми бровями на гладко выбритом лице и мягкими, пшеничного цвета волосами, поручик Орлов.
— Господа офицеры[90], бросьте, — неожиданно вмешался штабс-капитан. — Я знаю среди них множество благородных и преданных России людей.
Пастухов подскочил к штабс-капитану Тинькову с потертой газетной осьмушкой и стал тыкать ею:
— Вот, почитайте, специально для таких, как вы, берегу. Тут опубликован закон, подписанный главой советского государства евреем Мошевичем Ешуа, то бишь Свердловым, еще 27 июля восемнадцатого года! Читайте: за непочтительное обращение к еврею — расстрел! Ясно? Нас, русских, можно расстреливать тысячами! А их не тронь!
— Говорят, что в правительстве большевиков почти нет русских! — добавил юнкер.
— Да и сам Ленин не пойми кто. К тому же полжизни за границей неизвестно на чьи деньги прожил, а как почуял добычу — так вмиг объявился. И, несмотря на то, что царь сам отрекся от престола, расстрелял его с больным сыном на руках. Дочерей не пощадил, — продолжал наседать на Тинькова, словно наседка на тень коршуна, ротмистр.
— Уймитесь, господа!.. Все-таки, что ответим американцам? — произнес Лосев сдержанно.
Набычившийся ротмистр, бормоча ругательства, отошел. Его левая щека нервно дергалась — верный признак приближающегося приступа, порой случавшегося с ним при эмоциональном напряжении — последствие контузии от разорвавшегося рядом снаряда.
— Господа, к чему спорить? Надо действовать! — с пафосом воскликнул поручик Орлов.
Ротмистр резко обернулся:
— Не верю я в бескорыстность американцев. И якуту этому не верю — уж больно расчетлив.
— Ротмистр прав. По короткому лаю собаку от лисы не отличишь, — поддержал его Дубов.
— А вы, штабс-капитан, что думаете? — обратился к Тинькову подполковник.
— Согласитесь, от того, что мы сейчас клянем большевиков, ничего не изменится. Я лично за вооруженную борьбу! А что до якута — ему прямой резон нам помочь — он спит и видит, когда вернутся прежние порядки.
— Что-то наши унтер-офицеры все помалкивают?
— А мы что! Мы как все! — подпрыгнув синичкой, за двоих живо откликнулся один из братьев-близнецов Овечкиных, чьи рыхлые лица с водянистыми, небесной голубизны глазами были так схожи, что их никто не мог различить. Поэтому, чтобы не путаться, братьев звали Всеволодо-Владиславами или сокращенно Всевладами.
Заручившись поддержкой большинства, подполковник дал-таки торговцу согласие, при условии, что американцы предоставят оружие и боеприпасы в количестве, достаточном для ведения длительной и масштабной военной кампании. Он помнил, что одной из причин поражения генерала Пепеляева была слабость боевого обеспечения.
Воодушевленный Василий пообещал в следующий же приезд доставить первую партию оружия. Только попросил встретить у подножья хребта: тропа крутая, одному с груженными лошадьми в горах не управиться.
Ночью обитателей офицерской землянки криками «Крамола кругом! Не верьте ему, он предатель!» несколько раз поднимал на ноги переволновавшийся ротмистр — вновь дала о себе знать давняя контузия.
Всхрапывание лошадей известило о приближении каравана.
— Вашбродь, кажись, едут.
— Встаю.
Оружия привезли на четыре полноценные роты. Промасленные винчестеры были аккуратно упакованы в ящики. Неожиданно для всех, якут привез и ичиги[91]. Каждому по две пары. Теперь, в случае, если одни промокнут, можно будет переобуться в запасные. А самое главное — поберечь сапоги для воскресных построений, на которые они надевали форму, боевые награды, надраивали до вороньего блеска яловые и хромовые сапоги — у кого что сохранилось. В этот день утром строились на небольшом плацу в две шеренги для подъема флага третьего Сибирского полка, спасенного поручиком при отходе из Читы.
С провиантом обстояло хуже. Десятка два коробок с галетами, четыре куля муки, четверть спирта и пуд соли. Именно ей, невзрачной, серой, с бурыми крапинками, радовались более всего. После месячного употребления пресной пищи, ни у кого не оставалось сомнений, что именно она — соль и есть наиважнейший продукт.
В предыдущий приезд якут сплоховал — забыл ее. Зато сейчас, пользуясь моментом, поднял цену. Привез еще тетради, карандаши для поручика: тот писал книгу о последнем зимнем походе Белой гвардии и вел летопись их маленького гарнизона.
— Тут одно железо? Где патроны? — возмутился подполковник, закончив осматривать поклажу.
— Вот, смотрите, — Василий открыл небольшой ящик.
— Ты что, издеваешься?!
— Ваше степенство, патронов в фактории больше нету. Сказали — шхуна привезет. За шхуну платить надо, за патроны тоже мал-мало надо. Золото надо, — сочувственно развел руками якут.
— Ты же говорил, что у них боеприпасов с избытком! — сказал Лосев вроде спокойно, а у самого глаза побелели от бешенства.
— Тогда было с избытком, теперь нету.
— Ну так увози свои железки американцам! Пусть сами воюют. Откуда у нас золото?!
— Куды черт! Так никак. Шхуна пошла. Золото нада, — твердил свое якут.
— Что ты заладил «Золото, золото». Откуда оно у нас?! Похоже вы, ротмистр, были правы — им лишь бы мошну набить, — Олег Федорович с расстройства даже сплюнул.
— Ваше степенство, сердиться не надо, думать надо… Знаю прииск «Случайный». Богатый прииск. Для такого важного дела у них надо золото взять, — тут же услужливо подал идею якут.
90
В добровольческой дружине Пепеляева полагалось обращаться друг к другу «Брат подполковник, брат прапорщик и т. д.», но после ее разгрома в отряде Лосева вернулись к привычному «Господин подполковник».
91
Ичиги — летние сапоги без каблуков с голяшками, обвязанными ремешками или веревочками. Шьются из сыромятины и пропитываются жиром, как правило, медвежьим, чтобы не промокали.