Страница 4 из 12
Я зябко поежилась. В моей работе случаются мгновения, когда, по словам профессора Сатува, Вечность дышит в душу. Вот примерно как сейчас. Тогда становится очень неуютно. Ведь кто мы перед теми же звездами? Пылинки…
Мы их исследуем, мы к ним путешествуем, мы копошимся на их планетах, но звезде вся наша суета не видна от слова совсем. У нее своя жизнь и свои проблемы, несоизмеримые по масштабу с нашими.
На этой философской мысли меня сморило, и я задремала. Даже увидела сон.
Море, может быть, океан. Хрустальные, прозрачные горы. Заполошное небо, полное переливов мягкого света. Бурные волны — до самого горизонта. И алый парус, ветер треплет его, гнет, ломает, но руки держат, держат, держат, направляют туда, куда надо человеку, — против стихии, против самой судьбы.
Я вздрогнула и очнулась. Потерла глаза. Дурное это дело, спать на скамейке на улице.
— Кофе? — предложил мне лантарг Поункеваль.
В его лапе исходила умопомрачительными ароматными запахами горячего терранского кофе кружка-непроливайка-самоподогрейка. Но я вспомнила, что на лантарга обиделась и даже вспомнила, за что именно обиделась, и резко дернулась от него назад и в сторону. Лавочка мгновенно закончилась, и я свалилась. Весело! Просто замечательно!
Я вскочила, быстрее, чем он успел подать мне руку. Стала отряхиваться.
— Ваш новый терминал, доктор Элинав, — лантарг протянул мне коробочку с устройством. — Можете не благодарить.
Я взяла у него терминал, но все же буркнула:
— Спасибо.
Активировала терминал, и на меня тут же вывалило кучу грозных предупреждений-напоминалок. Конфигурации личных айди-устройств хранится в информе, при потере носителя — восстанавливается последняя сохраненная копия. Так что у меня из личных данных ничего не пропало, а органайзер просто разрывался, яростно предупреждая меня, что до прибытия Таськиного рейса оставалось всего ничего.
— Черт, я же опоздала! — взвыла я.
— Куда вы опоздали?
— В космопорт! Подругу встречать.
Я же добираться буду полдня! Мне же сначала до своего глайдера добраться надо, а он в гараже на крыше, а мой дом… где мой дом? А-а-а! Карта показала, какой я крюк должна сделать к своему дому за своим глайдером! И заодно уж высветила точки-коробочки общественного транспорта, где сейчас какой, и как быстрее доехать к дому. С двумя пересадками! И одна капсула уже ушла, а вторую придется ждать! А сколько времени я из дома буду пилить в космопорт! А-а-а-а!
Все пропало!
Я опаздываю!
Опаздываю!
Поункеваль осторожно придержал меня за локоть. Я сердито вырвалась, и тогда он сказал покаянным голосом:
— Простите меня великодушно, Элинав. Я не подумал, что вы можете знать чинтсах. Гентбарские языки… сложные.
— Отстаньте от меня! — с досадой сказала я. — Мне бежать надо, я опаздываю!
— Я могу подбросить вас в космопорт, — тем же смиренным тоном продолжил он.
Рррр! На машине лантарга с лантарговым допуском я никуда не опоздаю, но — рррр! И этот негодяй тут же воспользовался моей секундной слабостью: сунул в руки кружку с кофе и просиял сороказубой улыбкой:
— Вы пока угощайтесь, а я — за машиной!
Делать нечего, присела обратно на лавочку и потерпела сокрушительное поражение в попытках от кофе все-таки отказаться и его не пить. Гад наш лантарг, как есть, гад! Подколодный. Знал, чем меня пронять!
По дороге в космопорт у нас произошла светская беседа.
— Откуда язык знаете, Элинав? — невинно, как бы между прочим, спросил мой незваный водитель.
— Я с гентбарцем работаю, — угрюмо ответила я, имея в виду профессора Сатува.
Не объяснять же, что на моей исторической родине, гори она огнем, в нашем округе, за речкой, как раз обосновалась пара гентабрских домов-ульев. И с тамошними детьми мы то дрались в мясо, то, наоборот, дружили неразлейвода. Тут хочешь не хочешь, но азы постигнешь. А дальше — дело техники. Они интересные, гентбарцы. Давний союзник Человечества, первая галактическая раса, с которой получился полноценный контакт вместо эпизодических столкновений и прочего недоразумения. Вот с сородичами лантарга такой любви с первого взгляда не вышло: последняя война закончилась лет тридцать тому назад.
— А вы? — спросила я, чтобы разбавить тягомотное молчание.
— Я с гентбарцем дружу, — хмыкнул лантарг.
— С губернатором? — уточнила я, испытав укол любопытства.
— Мы познакомились, когда он еще не был губернатором. И даже взрослым еще не был, так, личинка третьего цикла развития. Гаденыш контрабандой промышлял, а мы его банду ловили, — и лантарг улыбнулся счастливым воспоминаниям и похвастался: — Это я первым понял, кто у них за главного!
А, ну понятно теперь все. И богатый запас обсценной лексики, и деятельная страсть к наживе и формат панибратского разговора с посыланием собеседника во всех богов, в душу и в пень.
Космопорт вынырнул из-за холмов стремительно и неотвратимо. Мы шли на низкой, резервной высоте, и я все поджимала пальцы ног, мне казалось, машина цепляет брюхом поверхность. Глупости, конечно, но все же.
Лихой разворот на служебную стоянку… И мы вошли в зал ожидания аккурат к тому моменту, как из гейта потекли прибывшие на недавно севшем челноке пассажиры.
Надо было благодарить, но у меня язык присох. Как его благодарить, после… после… Так, Эля, мужик решил твою проблему, вот за это и благодари. Ну, и вообще…
— Спасибо, — тихо сказала я лантаргу. — И это… вот… извините. Не надо было мне так орать, все-таки. Больше не повторится.
— Не за что, — улыбнулся он, снова касаясь моей руки, я тут же отодвинулась, рефлекторно, потом подумала, что ему это, наверное, обидно, а потом разозлилась на себя — какого черта мне не все равно, обидно ему или не обидно!
— Но вы не слишком уж сдерживайте себя, Элинав, — все с той же усмешкой продолжил он, а когда я подняла на него глаза, добил:- Вы хорошеете, когда злитесь. Вам идет.
Да чтоб его! Он мне еще издали, с десяти шагов, ручкой помахал. И ввинтился в толпу, я быстро потеряла его из виду. Зараза! Оставил за собой последнее слово. Разве можно такое пережить?!
Кудрявцева превзошла саму себя. Выглядела — шикарно. Что-то воздушное и белое вокруг головы и шеи, белый костюм, алый лак на ногтях, алые туфли и алая же сумочка маленькая, для всякой полезной мелочевки. Белые, с алыми корнями, волосы, взбитые и уложенные с тем небрежным шиком, который получается только после того, как полдня убьешь на укладку.
Я смотрела на подругу и очень остро чувствовала свой старый затрепанный комбинезон, неухоженные волосы, мятое после бессонной ночи лицо, и печальные пальцы в заусеницах. Пугало — рядом с королевой.
— Эля, — встревожено сказала Таська после всех, положенных случаю, приветствий, — с тобой все в порядке? Выглядишь ты…
— Как чучело выгляжу, — кивнула я. — Знаю.
— А раз знаешь, то почему позволяешь себе показываться в таком непотребном виде на людях?! — возмутилась Кудрявцева. — Учишь ее, учишь!
— Была причина, — неохотно ответила я. — Поехали, потом расскажу.
— Ты заболела? — ахнула Таська.
Для нее выйти в свет, как она выражалась, непричесанной равносильно тяжелой болезни.
— Не выдумывай, — сказала я. — Кто бы меня, заболевшую, тогда здесь держал бы. Нет, проблемы просто были. Поехали!
Дом встретил тишиной и молчанием. Ну, да… Я здесь сколько дней уже не была, все по раскопам да по раскопам. Спешили мы, ведь синоптики прогнозами не радовали… Чувствовалась в доме некая заброшенность, чувствовалась. Стылый неуют, он всегда заводится, когда в дом не спешишь врастать душой.
— Располагайся, — широким жестом пригласила я Таську. — Наверху левая спальня — моя, остальные три можешь забирать хоть все.
— Отлично, я привезла с собой море багажа, — деловито заявила Кудрявцева.
Ну, это да, без вагона чемоданов она не путешествует. Всегда удивлялась, зачем ей столько. А она как-то взялась перечислять — и это надо, и то надо, и без вон того не обойтись. А по итогу — чемодан, чемодан, чемодан, и еще сумки, сумки, и — коробки…